Наталья Якобсон - Живая статуя

• Название: Живая статуя
• Автор: Наталья Якобсон
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Все они невольно и неожиданно стали либо избранниками сверхъестественных сил, либо их живыми игрушками. Их несколько и все они незнакомы между собой. Батист — юный аристократ, чьи предки занимались запретными магическими искусствами. Марсель — живописец, обладающий редкой способностью видеть в толпе волшебных существ и даже рисовать их. Ноэль — юноша, вынужденный посвятить себя служению богу, но случайно встретивший и полюбивший неземное существо. Орисса — красавица, силой колдовства воскрешенная из могилы, чтобы послужить целям пробудившего ее чародея. Всех их объединяет одно — встреча с удивительным молодым человеком, способным превращаться в золотого дракона. По очереди он являлся им всем, чтобы запутывать или соблазнять. Их злоключения начались с его появления и продолжились, потому что все они решили последовать за ним туда, где он обитает. В волшебную империю. Там он является повелителем таких же сверхъестественных созданий, как он сам. Но чтобы пойти туда за ним придется попробовать обойти стороной оживающую заколдованную статую той, которая была его супругой. Мраморная императрица, бросившая своего императора, все еще бдительно охраняет границы волшебной империи и жестоко играет с теми, кто хочет их пересечь. А вместе с ней просыпаются ото сна целые армии нечисти.

---

— Мне нужно пойти посмотреть, в чем дело, — с запинкой проговорил он, бросил быстрый взгляд на меня, словно спрашивая, не мои ли спутники причиной этому. Я, едва заметно, отрицательно покачал головой, сторонний наблюдатель мог подумать, что это всего лишь знак недоумения, и я тоже удивлен тем, что колокол зазвонил в пустой церкви. Медный язычок был слишком тяжелым, чтобы его мог качнуть просто ветер, звонарю требовалась недюжинная физическая сила. Да, и ветра сегодня не было.

Ноэль уже скрылся в пустом здании, а Габриэль не в силах долго выдержать моего взгляда тоже посмотрел вверх, на колокольню, и нервно усмехнулся.

— Наверное, грим, — пробормотал он.

— Вы верите в существование гримов? — я был немного изумлен. Инквизиция, конечно, верит в ведьм или делает вид, что верит, но в существ, которые селятся на церковных кладбищах или воют под окнами больных, предвещая тем скорый конец, она попросту верить была не должна, чтобы не подорвать собственного авторитета. Разве можно искать защиту от нечисти на церковных землях, если такие существа смело разгуливают там и даже обитают?

— Не то, чтобы верю, но о них часто говорят, — неуверенно пробормотал Габриэль, он, явно, хотел сказать что-то совсем другое.

— Это грима вы пытаетесь высмотреть на колокольне? — с чуть заметной насмешкой осведомился я.

— Возможно, — уклончиво ответил он. — Во всяком случае, я пытаюсь понять, кто навел беспорядок.

— Естественно, ведь это ваша обязанность — вылавливать и наказывать нарушителей порядка, — чуть высокомерно констатировал я и нахмурился, невежливо было напоминать Габриэлю, что он здесь всего лишь выполняет службу.

— О, вы уже знаете, — только и смог протянуть он.

— Ноэль сказал, — я пожал плечами так, будто пытался объяснить, что вины Ноэля здесь нет, если бы и не он, то кто-нибудь еще рассказал бы мне о его расследовании. Такие новости облетают окрестности быстро, как лесной пожар.

— На колокольне нет никого похожего на черного пса или теленка, — как бы между прочим, заметил я, чтобы перевести разговор на что-то менее обидное, но все равно между нами с Габриэлем даже в разговоре сохранялась дистанция недоверия, и, как будто, поселилась вражда.

— Разве грим не может принять другой облик? — не спросил, а скорее попытался настоять Габриэль.

— Но сегодня нет похорон, — обычно эти существа смотрели вниз с колокольни только после отпевания.

— Значит, скоро будут, — предположил Габриэль и нервно прикусил губу.

— Говорят, по виду грима во время похорон можно понять, куда отправится душа человека: в ад или в рай, — процитировал я то, что прочел в одном из своих черных справочников много-много лет назад.

— А вы, куда рассчитываете попасть? — вдруг спросил Габриэль, как мне показалось, с вызовом.

— О, так далеко я не заглядываю, — не мог же я сказать, что уже попал в нечто промежуточное, а в аду побывал не раз и при всем этом до сих пор сохранил возможность появляться в любое желаемое время среди людей, общаться с ними, притворяться одним из них, втайне оставаясь существом совершенно сверхъестественным.

Габриэлю, наверное, очень нравилось ставить собеседника в тупик разными каверзными вопросами. В этом он мог превзойти даже своих сотрудников — инквизиторов. Удивительно, как они еще до сих пор не обвинили в чем-нибудь его самого, чтобы избавиться от лидирующей личности в своем тесном кружке. Должно быть, в выполнении различных обязанностей он оказался настолько незаменим, что на его открытый вызов обществу и нагловатость даже старейшины предпочитали закрывать глаза.

— Давайте, пройдемся, — предложил я, мне уже надоело стоять на одном месте, когда тело надолго оставалось без движений, дракон внутри начинал копошиться, если конечности затекали, то огонь еще сильнее бурлил в венах. Габриэль послушно пошел за мной, всего раз обернувшись через плечо на церковь.

— Колокола! — с какой-то странной интонацией, будто боящийся всего, затравленный зверек повторил он. — Не люблю колокольный звон.

Опасно было проговариваться об этом в присутствии его знакомых — инквизиторов или, вообще, церковников, а также суеверных, но Габриэль был так взволновал ощущением того, что убийца близко и прячется где-то в толпе, что сам ненадолго потерял бдительность.

Колокольный звон не любят все проклятые, подумал я про себя. И у меня тоже были моменты, когда кровь сочилась из ушей при одном далеком эхе колоколов. А Габриэлю сейчас особенно тяжело, потому что Даниэлла, державшая всю темную силу семьи в своих руках, теперь мертва, Батист не приспособлен и не может удержать духов, которые должны были бы ему подчиниться, а вместо этого пользуются его неосведомленностью, и сами верховодят им. Старый граф тоже мертв и поделать ничего не может. Естественно, в такие смутные времена, когда темная мощь всего семейства выпущена на свободу и неконтролируема, Габриэля стократ сильнее мучает его собственный темный талант, затаившийся где-то внутри и пока что дремлющий.

Мы отошли, как можно дальше, так, что кучке сплетничающих людей стало нас не видно. Я думал, что теперь-то уж точно Габриэль, забыв об осторожности, накинется на меня с кулаками, но он даже не делал попыток нагрубить или сказать колкость. Наоборот, теперь он терялся в моем присутствии. Какая перемена.

— Вы хотели вызвать кого-то на дуэль, например меня? — я сам полез на рожон и не жалел об этом, если сейчас вдали от свидетелей я убью Габриэля и оставлю где-нибудь в зарослях или в овраге его окровавленный труп, то у местных жителей будет только больше тем для пересудов.

— С чего вы взяли? — удивился он.

— Просто, вы смотрели в мою сторону так, будто собираетесь убить. Не помню, чтобы я был знаком с вами раньше, а уж тем более дал повод для драки, но раз уж мы с вами столкнулись только что и сразу прониклись желанием причинить друг другу вред, то повод для дуэли придется изобретательно найти. Так делают сейчас все смутьяны в Рошене.

— А в Виньене? Я давно там не был.

— Там другие законы, — я предпочел умолчать о том, что Виньена теперь принадлежит мне, и все законы там устанавливаю я.

— Я ни в коем случае не хотел причинить вред никому невиновному, — как-то странно произнес Габриэль, особенно выделив последнее слово. Он чуть сдвинул поля шляпы со лба, словно свежий, морозный воздух, дунувший ему в уши и лицо, мог облегчить мысли, избавить мозг от какой-то тягостной ноши воспоминаний или просто дурных дум.

— Иногда я чувствую себя близоруким, — наконец признался Габриэль. — Когда смотрю в толпу и вижу, что где-то там притаился преступник, но отличить его взглядом от прочих людей не могу, разве только чутьем. Со зрением у меня еще в детстве было неважно, наверное, потому что иногда я замечаю то, чего не может заметить никто другой. В инквизиции часто и назидательно повторяют, что участь ведьм — костер, а удел ясновидящих — конечная слепота.

— Вы верите в это?

— Я… — Габриэль запнулся, слишком поздно осознав, что сболтнул много лишнего, ведь он общался с почти что незнакомцем. Сегодня он впервые меня увидел и ничего обо мне не знал. Моя дружба с Ноэлем не рекомендация, ведь тот привык утешать всех страждущих подряд и по-доброму общаться со всеми, кто только не переступит порог церкви. Невозможно было предугадать, как я поступлю, выслушав такое откровение, не отправлю ли тайный донос?

— Я только хотел сказать, что смотрел так пристально не на вас и не на Ноэля, а на того, третьего, который стоял за вами. Его я различал отчетливо, а вас смутно, — он поднес руку ко лбу, будто от этого его мысли могли стать яснее, блеснули разводы чернил на чуть вымазанных пальцах и кольцо с фамильной печаткой де Вильеров.

— Все это правда, — поклялся Габриэль. — Я видел рядом с вами кого-то другого, и он очень мне не понравился. Кажется, он стоял прямо у вас за плечами и напоминал тень.

— А какая эта тень была по форме? — уж не с крыльями ли, подумал я, тогда это точно не галлюцинация, а правда.

— Не знаю, я же сказал, что плохо вижу, — с чувством выпалил собеседник, его самого, явно, раздражало то, что он не обладает зоркостью дракона, возможно потому, что еще более развитое зрение заложено не в его зрачках, а глубже, в душе. То могло быть только тайное зрение, способность видеть то, что другие не видят. Таких, как Габриэль, множество, и редко кто из них догадывается о том, что способен видеть другой параллельный мир, о котором люди не знают, а также выходцев из него.

— Может быть, это была тень колокольни или портала? — я попытался навести Габриэля на ложный след, но это не удалось. Собеседник не засомневался даже на миг.

— Нет, то было живое существо, — упрямо возразил он. — Я знаю, я чувствую обычно такие вещи.

Габриэль все больше напоминал мне Винсента, такой же нервный и вспыльчивый, до полного сходства ему не хватало одной лишь хитрости. Врать и притворяться с такой же изобретательностью, как мой старый друг, он бы, явно, не сумел. И открытым, казалось, навечно юным лицом, он тоже напоминал Винсента, вот только глаза были напряженными, будто все время ищущими кого-то, а не плутоватыми, и цвет другой, темно-синий, как грозовое небо, а Винсент хоть и умел, наверное, с помощью колдовства менять цвет своих глаз, но предпочитал, чтобы они всю жизнь оставались карими. Я уже давно не видел его, но все еще помнил этот теплый ореховый оттенок, иногда, конечно, например, при каждом приступе гнева дужки глаз Винсента переливались всеми радужными тонами, но для меня они всегда были сравнимы только с орешником. Да и сам Винсент, пожалуй, тоже, общение с ним всегда было, как прогулка возле ореховых зарослей, за которыми притаился и наблюдает кто-то, постоянно желающий ближним зла.