Андрей Кокоулин - Северный Удел

• Название: Северный Удел
• Автор: Андрей Кокоулин
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-095280-9

Офицер тайной службы Бастель Кольваро, отпрыск одной из семи фамилий, обладающих высшей кровью, получает письмо от отца — тот просит его немедленно вернуться домой. Неприятности в поездке не заставляют себя ждать.

В гостинице на него совершают покушение, после которого он чудом остается в живых. Нападавший убит, но кровь у него, в отличие от цветной крови высоких фамилий и низкой серой крови прочих людей, — прозрачная. Кроме того, совершено покушение и на самого государя. Но ни цели, ни мотивы убийц не ясны.

Бастеля наделают полномочиями следователя. Прозрачная или, иначе, пустая кровь становится главной загадкой…

---

Блондин, даже не почувствовав, что его только что атаковали, смеется чему-то, что с ленцой рассказывает цыган.

Вот он откидывает волосы со лба…

Я вижу красный след от пальца, такой же, каким я только что метил надзирателя. И все же другой — вокруг него наверчено старых слов крови, колючих, искристых, опасных.

Мне с такой защитой не справиться.

Было бы время, стер бы я эту гадость. Вскрыл бы по буковке, по грамму, по крупице. Даже фамилию владельца узнал бы.

Но времени нет.

В ухе у цыгана серьга, а под шапкой черных волос — та же отметина. Я обхожу его стороной, жилками устремляюсь в покойницкую.

Во внешнем пласте Сагадеев уже умолк. Куда-то пропал Тимаков. Пылит дорога. Солнце давит на макушку.

На миг я задумываюсь, какой же силе я противостою.

Безумным людям с «пустой» кровью. Уголовникам, уведенным под защиту и помеченным как вещи. Как яйцо. Как зеркало.

Кого ждать еще?

В покойницкой горит масляная лампа. Нагар тянется вверх по стене. В круге света — занавесь и край стола. Еще столы угадываются дальше.

Всего трупов шесть.

Я не чувствую ни холода, ни трупного запаха.

Рассеянная веером кровь ищет, находит каждого из шести. Лобацкого среди них ожидаемо нет. Скорее, подготовленный к выносу, он лежит где-то в коридоре. Зато у входа, до плечей накрытый покровом, обнаруживается свежий покойник.

Убитый «козырь».

Худощавый, скуластый, с косым разрезом глаз.

Все-таки одного из них подстрелили.

Жилки блеклые, сникшие, с краев уже начался распад, покров на животе намок. Кисть, выскользнувшая из-под покрова, испачкала пол красным.

Стоп.

На трупе нет защиты. Вместо пятна крови — на лбу черный кружок выгоревшей кожи.

Что ж, это разумно, чтобы со смертью твоего подручного не оставалось никаких следов. Я не я, и кровь не моя. Поди там что докажи.

Только вот предусмотрительность предусмотрительностью, а человечка-то, такого вот беззащитного, можно и поднять.

Пока не поздно еще.

Я легонько сплетаю жилки на мертвой кисти. Красно-белое — к серому. Ощущение, словно трогаю нечто скользкое, податливое. Гнилое.

Не люблю работать с мертвецами.

— Бастель, вы как?

Сагадеев приблизился, заглянул в лицо.

Я с трудом сфокусировал на нем зрение, всплывая от темных стен покойницкой к багровости обер-полицмейстерских щек.

— Попробую освободить вход… дам знак…

— Очень хорошо.

За спиной Сагадеева разбегается по лопухам новоприбывший пехотный взвод.

Пехота — это славно, думается мне. Лишние люди не помешают.

И снова — морг.

Захваченной кистью я пробую согнуть пальцы. Неуверенно, но ладонь раскосого мертвеца все же сжимается в кулак. Ага, сейчас локоть…

Жалко, при трупе нет револьвера. Не чувствую. Видимо, избавили дружки от оружия. А вот за голенищем есть нож.

Я торопливо забираю чужое тело под свой контроль. Узкие глаза взблескивают белками. Челюсть раскрывается и схлопывается. Подтягивается к животу нога.

И прорезается слух.

Мимо скрипят туфли — в полукафтане и шароварах, при сабле за поясом в комнатку к двум «козырям» прибавляется третий.

А я-труп всего один. Управлюсь ли?

Покров сползает. Теперь можно и по стеночке вверх…

Связь с Подгайным вдруг рвется.

Светло-зеленые нити лопаются с сухим треском, отстают, отлетают. Там, на солнце, потерявший сознание надзиратель мешком свалился в траву.

Как некстати!

Я остаюсь один и чуть не выпускаю мертвеца из управления. Коленом — в пол. Отклониться. Затылок прижать.

Вдох-выдох.

Ах, Симеон, Симеон!

Времени в запасе — секунд сорок, дольше мне труп не удержать.

Нож — в нетвердые пальцы. Спрятать за бедром. Левее — крадущиеся шаги. Громко я все-таки коленом-то…

— Кто здесь?

В покойницкую просовывается бородатая рожа. За рожей — рука с револьвером.

Свет от лампы не достает до того места, где прячусь я-труп. Но край измаранного покрова виден хорошо. На него бородатый и ловится.

Нагибается:

— Это чой-то?

Он даже успевает повернуть голову. Наверное, даже видит смазанное от близости движение моей руки.

Но тут нож раскраивает ему шею.

Кровь брызжет в стену и на меня. Револьвер меняет хозяина — из холодеющей руки в еще более холодную.

Перешагнув через хлюпающего горлом, мелко подрагивающего «козыря», я ковыляю к блондину и цыгану.

Секунды утекают. Держать мертвеца становится все труднее.

Я толкаю дверь, наваливаясь плечом, распахиваю как можно шире.

Вдох-выдох.

— Ну что, борода, как там, в мертве…

Увидев меня, блондин теряет дар речи. Потом шепчет:

— Цымба, ты?

В глазах его изумление мешается с ужасом. Две пули в грудь, в косоворотку, сбивают его на пол.

Цыган, на удивление живо среагировав, прячется за стол.

Я не даю ему выглянуть, вбивая свинец в столешницу. Потом курок щелкает впустую, раз, другой, третий, но это уже не важно.

Тик-так, тик-так.

Я-Цымба переваливаюсь через стол, прямо на пистолет цыгана, и, дергаясь под выстрелами, нахожу ножом его мягкий бок.

Вот так!

Цыган взревывает, опрокидывает меня навзничь, горячее револьверное дуло упирается мне в подбородок…

Бах!

Меня выбрасывает вон из тела и вон из морга. Кувыркается небо с лопухами. Жилки осыпаются дождем.

Сил у меня остается только чтоб пятерню перед собой выставить. Какие-то мгновения плывет, пытаясь вздыбиться, земля.

— Все, — выдохнул я, — можно.

И все-таки упал.

Надо мной взвился рев Сагадеева:

— Вперед! Вперед, ребята!

По сторонам затрещали выстрелы. Зашуршали лопухи. Мелькнул грязный сапог. Кто-то кричал, звенело стекло.

Мне представлялось, как полицейские и пехота берут здание в сужающееся кольцо, как Тимаков, подбежав ко входу, опрокидывает мертвеца с развороченным плечом внутрь…

Тягучая боль разливалась в голове.

Я с трудом сел, похлопал по ноге тяжело дышащего Подгайного и повернулся к моргу. Повернулся как раз в тот момент, чтобы увидеть, как по воздуху в зеленом полицейском мундире летит и падает за дорогу в кусты изломанная человеческая фигура.

А потом кто-то истошно завопил:

— Братцы, голем!

Глава 7

Значит, голем.

Похоже, это и есть запасной вариант.

Под прикрытием голема и уйти можно, и груз вроде трупа Лобацкого с собой взять.

А у полицейских и остановить бегство никакой возможности нет. Голем стрельбы не боится — каменный, скорее всего. Еще и прикроется чем-нибудь — вообще не прошибешь.

А там, если в лесу фургон или пролетка какая оставлены, уйдут «козыри». И не перехватить будет.

Я подполз к воротам.

Голем медленно шел от угла морга к дверям. Метра два с половиной в высоту. Широкая грудь, толстые слоновьи ноги, длинные руки ниже колен. Красные угли глаз. Камень обтесан грубо, неряшливо, только чтобы придать сходство с человеческой фигурой.

Сколько же крови в него вбухано, чтобы оживить?

— Господин!

Майтус упал рядом со мной.

Вместе мы смотрели, как пятятся от морга зеленые полицейские и серые пехотные мундиры, как вскидываются винтовки, как пули высекают искры из ожившего каменного существа.

— Бастель! Вы видите?!

Обер-полицмейстер, прислонившись к забору, несколько раз выстрелил из револьвера. Было сомнительно, что он хоть раз попал.

— Вижу, — мрачно сказал я.

Голем одолел последние метры и встал в дверях.

Попытавшийся выбежать из них городовой был пойман и брошен в стену, будто легкая тряпичная кукла.

— Бастель, вы можете его убить? — наклонился Сагадеев. Красный лоб его блестел от пота, усы, завиваясь, ползли в рот. Он отфыркивался от них, выпячивая губу.

Я прислушался к себе.

Кровь звенела в ушах и отзывалась тяжело, с заметной задержкой. Тут не то что сплести атаку на голема, тут и с простым определением статуса промашка может выйти.

— Нет, — кинув взгляд на Майтуса, сказал я. — В ближайшие час-полтора — нет.

— Как некстати!

— А у вас что же — никого?

— Ах, если бы! — Обер-полицмейстер сморщился, отер лицо рукавом кителя. — К нам высокую кровь калачом не заманишь. Служить в полиции — дурной тон, видите ли. Это еще в жандармерию куда ни шло…

Из морга вновь начали стрелять.

Один из полицейских схватился за плечо, опрокинулся навзничь солдат.

— Да что ж вы, слепые дети! За забор! — закричал Сагадеев. — За забор!

До отступающих наконец дошло, что их текущее положение грозит катастрофой, и они сыпнули со двора в стороны.

Я заметил Тимакова, длинным прыжком (жив!) переметнувшегося в лопухи у дороги.

— Господин обер-полицмейстер!

Пехотный поручик с дубленым лицом подбежал к Сагадееву, неловко, качнувшись, отдал честь, присел.