Леонид Жуховицкий - Ночной волк

• Название: Ночной волк
• Автор: Леонид Жуховицкий
• Издательство: «В.А. Стрелецкий»
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 2006
• ISBN: 5-91039-006-6

Леонид Жуховицкий — автор тридцати с лишним книг и пятнадцати пьес. Его произведения переведены на сорок языков. Время действия новой книги — конец двадцатого века, жесткая эпоха, когда круто менялось все: страна, общественная система, шкала жизненных ценностей. И только тяга мужчин и женщин друг к другу помогала им удержаться на плаву. Короче, книга о любви в эпоху, не приспособленную для любви.

---

Спокойно поразмыслив, я выработал разумный и осторожный план действий. Не суетиться, не торопить события, не возникать там, где могу засветиться, звонить по рискованным номерам только из автоматов и потихонечку собирать информацию об „этом“, которую можно получить, не подвергая себя опасности. Пусть на это потребуется даже год — не страшно. Чем больше пройдет времени, тем лучше для меня. Драконы не могут бесконечно бесноваться вокруг сокровища, которое запрятано неизвестно где. Устанут, смирятся, займутся другими делами — и тогда можно будет, лучше всего опять-таки безлюдной дождливой ночью, прийти и выкопать „это“. Если, разумеется, до того времени удастся определить место, где „это“ закопано.

Впрочем, тут таилось и некоторое противоречие.

Конечно, безопасней всего просто залечь на дно и возобновить поиски через полгода-год. Но, с другой стороны, к тому времени люди, способные что-то разъяснить, либо забудут важные детали, либо, не приведи господь, умрут. Двоих уж нет. Жены, домочадцы, сослуживцы пока что функционируют. Но объем полезной информации, заключенный в их головах, с каждым днем будет уменьшаться. Сегодня, допустим, хотя бы несколько человек помнят, что делал и говорил Суконников в последнюю неделю перед гибелью. А что сохранится у них в памяти через год?

Короче, напрашивался вывод: нужно узнавать все, что можно, но при этом к опасной зоне не приближаться, поскольку может выйти себе дороже.

Координаты Бармалаева я выяснил быстро и без труда, просто через справочное бюро: мужчин с такой фамилией в Москве числилось лишь трое, причем один жил в Зеленограде, а второму было семьдесят шесть лет. Только Бармалаев Константин Максудович, пятьдесят пятого года рождения, прописанный в районе Мосфильмовской, подходил вполне.

Теперь для дальнейших изысканий у меня были две точки: квартиры погибших. И предлог имелся вполне уважительный. В конце концов, в руках у меня была чужая папка, и я, как порядочный человек, просто обязан был либо вернуть ее Суконниковым, либо передать Бармалаевым, если, конечно, допустить, что старому другу Бармалею предназначался не только пакет, но и вся папка. Но это были уже детали, и я, человек посторонний и случайный, мог их просто не знать.

Вдова Суконникова, если со мной говорила она, просила позвонить через пять дней. Тем больше было оснований начать с Бармалаевых. Я пошел к автомату и набрал номер. Тут тоже подошла женщина.

Я спросил:

— Извините, квартира Бармалаевых?

Мне не сразу ответили, что да.

Я сказал, что телефон мне дали на кафедре, что я случайный человек, что просто Владислав Владимирович хотел кое-что передать Константину Максудовичу, но теперь, когда случилась эта трагедия…

Договорить мне не дали — женщина сразу перешла на крик:

— Да не знаю я ничего, отстаньте вы от меня, ничего я не знаю, никто мне ничего не говорил, все переломали, все забрали, нет у меня ничего, оставьте вы нас в покое!

Я был так ошеломлен, что даже не помню, кто первый бросил трубку. Наверное, я, ибо такой скотиной я не чувствовал себя уже давно.

Ясно стало лишь одно: эту вдову крепко достали. Кто-то уже пытался собрать информацию и располагал для этого гораздо большими возможностями, чем я. Наверняка это была не милиция, верней, не только милиция — после официальных расследований так не кричат.

Зато с собакой мне повезло. Здраво рассудив, что лучшего друга человека минимум дважды в день выгуливают, я отправился на Ломоносовский проспект. Правда, по дороге посетило сомнение: а вдруг никакой собаки нет, вдруг это просто некий знак, символ, понятный закадычному другу Бармалею и темный для всего остального человечества? Или, скажем, шутливое прозвище некоей приятельницы или даже любовницы? Но я решил, что в конечном счете рискую только свободным вечером, а свободными вечерами я в данный момент достаточно богат.

Дом оказался огромный, сталинский, с башенками, сквериком и даже фонтаном — в таких домах случайные люди не живут. Это было еще одно подтверждение моих предположений: очевидно, в недавно покинутой жизни Суконников что-то значил.

Я вошел в подъезд, лифтом поднялся на нужный этаж, но выходить не стал, а осуществил заранее придуманный план: хлопнул дверью лифта, а сам поехал выше. Сработало великолепно — вслед мне из-за той самой двери донесся короткий, но густой и уверенный лай. Любовницы так не лают.

Итак, кое-что я выяснил. Но мне, естественно, хотелось большего. Я спустился на площадку между этажами и стал ждать. Минут через сорок в районе нужной двери послышались возня, шевеление, мелкий топот и повизгивание. Я тут же вытащил сигарету и закурил: курение на лестнице самое оправданное и невинное из занятий. Дверь отворилась, и я увидел пса — он был чуть поменьше овчарки, морда потупее, цвет шоколадный… остальное я не разглядел, так как вслед за псом на площадке возник крупный мужчина в модной кожаной куртке, пожалуй, тоже шоколадной, но потемней. К сожалению, я немного растерялся, поскольку рассчитывал на женщину, ибо точно знал, что Суконникова похоронили. Пока доходило, что ничего странного тут нет, потому что мужчин в Москве много — есть и братья, и друзья дома, и даже любовники, почему бы и нет — пока я все это соображал, нынешний хозяин собаки уперся мне в лицо жестким взглядом человека, не привыкшего отвлекаться от конкретных дел: уж если смотрел, то видел. Я сразу понял свою оплошность, надо было одеться максимально прилично. Хотя и это вряд ли помогло бы — на лестницах таких домов случайные люди не курят. Увы, что сделано, то сделано.

Впрочем, ничего ужасного не произошло. Мужчина вызвал лифт, впустил пса и вошел сам. Машина, сберегающая здоровье, поехала вниз, а я бросился следом.

Во дворе было почти темно. Гражданин с собакой неторопливо шел в сторону проспекта Вернадского. Пес делал вид, что его ничуть не огорчает поводок — сразу чувствовался аристократ, гордящийся собственной породой. Гражданин свернул за угол, к новому цирку, там оказалось посветлей, и я разглядел пса получше. После чего решил не искушать судьбу и заспешил к метро. Не дай бог новый хозяин собаки обнаружит повышенное внимание к своей особе. Я не знал про него ничего, но одно было очевидно с первого взгляда: лучше не связываться.

Кстати, неплохо бы на досуге поразмышлять, почему одни люди сразу вызывают у нас симпатию, а другие тревогу и неприязнь. Так, человек в кожаной куртке не сказал мне ни слова — но от него словно бы исходили волны угрозы и вражды.

Назавтра я пошел в библиотеку и взял большую и красивую, на глянцевой бумаге, книгу „Собаководство“. Я листал ее, не торопясь, получая удовольствие от прекрасных картинок и столь же прекрасных названий: эрдельтерьер, пинчер, сеттер, мраморный дог, сенбернар, ротвейлер. Только овчарок было штук пятнадцать, одна другой интересней. Чтение затягивало, и я стал просто переворачивать страницы, пока не наткнулся на нечто подобное вчерашнему благородному зверю. По сути, похоже было все, кроме цвета. Пес был черный, он так и назывался — черный лабрадор. Суконниковский, к сожалению, был точно не черный.

Решив, что обознался, я перевернул страницу. Ура! Тут уж ошибки не было. Этот красавчик назывался тоже лабрадором, но золотистым: оказывается, бывают и такие. Золотистый лабрадор. Он, именно он.

Заложив страницу бумажкой, я долистал книгу до конца, уже совершенно бескорыстно, и лишь тогда вернулся к закладке. Да, золотистый лабрадор, других кандидатов не было. Если встать на мою собаку… Абракадабра, чистая абракадабра. Но ведь что-то значит? На что-то намекает? Зачем-то упомянут в записке наш четвероногий друг?

По дороге домой я вертел в голове название породы по-всякому, но успеха не ощущалось. Лабрадор… Камень? Еще есть, кажется, такой полуостров, если не ошибаюсь, в Канаде. Ну и как на них встать? На камень еще можно, а на полуостров? Встать на камень и глядеть на камень? Встать на полуостров и глядеть на полуостров? Или дело не в лабрадоре, а в том, что он золотистый? Допустим, „это“ имеет тот же цвет. Ну и что? Если встать на золото и глядеть на золото…

Лабрадор как будто кладбищенский камень. Но — черный. И — где кладбище рядом с высоткой? Вообще клад, зарытый на кладбище, — не слишком ли романтично? И неужели именно на кладбище покойные друзья сняли трех студенток? Что-то не вытанцовывалось.

Правда, оставалась еще возможность — кличка. Черт его знает, как этого пса зовут. Ну, например, Арбат. Если встать на Арбат и глядеть на Арбат… Тогда, может, и Толина высотка будет кстати (Арбат почти упирается в задворки МИДа). Или, скажем, Разгуляй — чем не собачья кличка? Если встать на Разгуляя и глядеть на Разгуляй… Там вроде нет высотки. Но гостиница у трех вокзалов не так уж и далеко… Короче, если по-быстрому сгонять на Ломоносовский и расспросить пацанов во дворе… Ну не могут же не знать, как зовут такую выдающуюся собаку! Вроде бы мелочь — а очень многое может проясниться.