Сергей Никитин - Рассказ о первой любви

• Название: Рассказ о первой любви
• Автор: Сергей Никитин
• Издательство: Владимирское книжное издательство
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1956

---

Очевидно, по натуре Илья был человеком разговорчивым и молчал до сих пор лишь потому, что был занят перевариванием какой-то крепко запавшей в его голову мысли, которую и попытался излить в этих несуразных словах. Говорил он медленно, с продолжительными паузами, точно в запутанном клубке известных ему слов долго и трудно отыскивал самые подходящие. Своей дремучей непонятностью речь Ильи заронила в душу Груздева ту же тревогу, что и гром.

«Чего он хочет?» — подумал Груздев и, не стараясь проникнуть в мысль его жалоб, поспешил переменить разговор.

На вопрос, будет ли гроза, Илья неопределенно ответил:

— Слушайте.

По-прежнему было так же черно вокруг, но иногда сквозь ветки пробивался красноватый отсвет молнии, и вслед за ним продолжительно урчал гром. Дождь стал крупнее. Вода накапливалась в складках плаща и потом, словно по желобам, стекала на колени. Никогда не думал Груздев, что на земле, дарившей его до сих пор теплом курортных берегов, речной прохладой загородной дачи, надежным уютом домашнего пристанища, может быть такое отвратительное, промозглое место. Он сидел и весь напрягался от усилия овладеть собой, но уже чувствовал, что к нему, как в детстве, подбираются те таинственные страхи, которые беспричинно возникают из каждой тени, из каждого шороха.

Дорога пошла под уклон. Илья приостановил лошадь и, когда смолк скрип телеги, стало слышно, как в овраге клокочет вода.

— А, черт! — выругался Илья.

Он проворно соскочил на землю, и тотчас шум дождя поглотил чавканье его шагов. Груздев затаил дыхание. Он хотел окликнуть Илью, но боялся даже своего голоса, на который, казалось ему, лес отзовется злорадно хохочущим эхом.

А в лесу между тем начиналось какое-то бесовское действо: скрипели стволы деревьев, тяжелые громы катились по верхушкам, пригибая их к самой земле, молнии освещали рвущуюся в агонии листву, и дождь стегал все вокруг свистящими струями.

— Гук… — внятно выговорило что-то совсем близко. Так звучит какая-нибудь древесная жила, лопнув в пригнутом стволе, но Груздев уже не был способен отдавать себе отчет в происходящем.

— Илья! — взвизгнул он пронзительным заячьим голосом. Лошадь резко дернула и все быстрее пошла под уклон.

— Илья! — снова закричал Груздев.

Опрокинувшись, он больно ударился спиной о задок телеги и в ужасном предчувствии смерти стал биться, стараясь сбросить с себя плащ. Но в это время лошадь остановилась.

— Вы бы его осадили, змея египетского, — послышался спокойный голос Ильи. — Тут за оврагом деревенька есть. Может, того… заночуем, коли спешить не надо?

— Заночуем, голубчик, заночуем… Поедем скорей, — обрадованно забормотал Груздев. — Зачем нам спешить? Только себя зря мучить, правда?

— Известное дело, — согласился Илья, сводя в овраг «египетского змея» под уздцы. — Там и погреться можно. Четвертной-то у вас найдется?

— Найдется, обязательно найдется, — горячо заверил его Груздев.

Животный страх, так унизительно корчивший его минуту назад, прошел, и теперь все в Груздеве лихорадочно радовалось присутствию живого человека.

Овраг переехали благополучно, хотя лошадь шла по брюхо в воде, а всплывшую телегу с двумя седоками упругий поток пытался стащить в сторону. Наверху по краю оврага рассыпались рыжеватые огни деревни. Заметив их, Груздев окончательно пришел в себя и даже поправил под плащом сбившийся галстук, предвидя встречу с незнакомыми людьми.

Илья постучал кнутовищем в окно одной из темных от сырости изб. К стеклу изнутри приплюснулось чье-то лицо, тотчас отпрянуло, и через минуту послышался стук засова.

— Илюха? — спросил старушечий голос.

Илья вместо ответа заворчал на лошадь и стал распрягать ее, позвякивая уздой.

— Кого везешь? — снова спросила старуха.

— Корреспондента.

«Говорят, как о мешке с мукой», — обиженно подумал Груздев. С трудом переставляя затекшие ноги, он полез на крыльцо, вошел вслед за старухой в сени, и там его густо обдало духом скотного двора.

— Одежку-то мокрую оставь тут, — ласково сказала старуха. — Ужо я высушу.

В кухне Груздев оглядел себя в маленькое туманное зеркальце. Веки у него покраснели, волосы слиплись, а щеку пробороздили потеки красноватой грязи. Безобразная, с провалившимся безгубым ртом, но приветливая и добрая старуха заметила, что гость хочет умыться. Она налила в глиняный рукомойник теплой воды, от которой у Груздева приятно заломило озябшие пальцы, и уходя за чистым полотенцем, сказала:

— Мойся, холься на доброе здоровье.

Вошел Илья. Теперь, когда тень от капюшона не падала ему на глаза, они потеряли разбойный блеск и смотрели с простоватой доверчивостью.

— А где же Надежда? — спросил он старуху.

Та, вздувая самовар, нехотя проворчала:

— Где ей быть? На посиделки ушла.

С Ильей у нее, очевидно, установился совсем иной тон — по-свойски строгий и незлобиво-ворчливый.

Пока хозяйка собирала ужин, а Илья ходил за водкой, Груздев с любопытством осматривал кухню, горницу, заглянул в боковушку, где возвышалась, вся в кружевах, широкая кровать с целой горой розовых подушек, и потрогал струны висевшей на стене гитары с большим алым бантом на грифе.

— Умеете играть?

Груздев отдернул руку и оглянулся. В горнице, заплетая перекинутую на грудь толстую блестяще-черную косу, стояла девушка, и потому, что она не улыбалась, а глаза ее смотрели из-под сросшихся бровей твердо и холодно, Груздев решил, что гитару трогать нельзя.

— Извините, — смущенно пробормотал он.

— А чего ж, играйте, если умеете, — сказала девушка. — Никому не заказано.

— А вы умеете? — осмелев, спросил Груздев.

— Я-то? Играю…

Какая-то ленивая, даже вялая грация сквозила в ее протяжном голосе, в медленном взмахе густых ресниц, в плавном движении, которым она не перебросила, а переложила на спину свою тяжелую косу. Облик ее вполне совпадал с тем обликом деревенской красавицы, который априорно сложился в представлении Груздева — именно коса, смуглый румянец, крепкие ноги в хромовых сапожках и высокая грудь были ее обязательными признаками.

Ужинать сели в горнице. Груздев со страхом посмотрел на полный стакан водки, налитый ему Ильей, но чтобы не показаться перед Надеждой хлюпиком, зажмурился и лихо вытянул все до дна. На его подвиг никто не обратил внимания. Это не понравилось Груздеву, и он решил во что бы то ни стало отличиться еще раз.

— Утром не проспи, надо пораньше выехать, — начальственным тоном сказал он Илье.

Но тот, ловя вилкой огурец в сметане, только неопределенно мотнул головой и с полным ртом промычал:

— Коа шева шить ам…

Что должно было означать «Какого лешего спешить нам?..»

Надежда сняла гитару; атласный бант мелькнул у ее плеча и, точно крупный алый цветок, зажег смуглую красоту девушки новым, романтически-странным светом.

— Вы похожи на Радду, — сказал охмелевший Груздев.

— Я читала. Ведь вы про цыганку из рассказа Горького?

Она впервые засмеялась, не то польщенная этим сравнением, не то обрадованная тем, что правильно угадала его источник.

— Тебя, бабка, в молодости, знать, цыган догнал, — неуклюже пошутил Илья, но это, вопреки ожиданию Груздева, не вызвало среди женщин никакого замешательства.

Надежда запела. У нее был сочный, грудного тембра голос, но петь она не умела. На Груздева ее пение оказало возбуждающее действие. Ему сразу захотелось разгула, пляски, рискованных приключений, а когда Надежда пропела слова «Кто же завтра, милый мой, на груди моей развяжет узел, стянутый тобой?» — и при этом коротко взмахнула мохнатыми ресницами, то эти слова зазвучали для Груздева каким-то призывом.

В это время старуха вышла, поманив за собой Илью.

«Неужели нарочно» — мелькнула у Груздева догадка.

Он подвинулся к Надежде и потрогал ее тяжелую прохладную косу.

Девушка не протестовала, только чуть приподняла брови, словно спрашивала: «Что же дальше?» И тогда Груздев, хмельной и взвинченный гитарным надрывом, тихонько повлек ее к себе.

— Вы с ней не балуйте, — сказал Илья, неожиданно появляясь в горнице с самоваром и бухая его на стол. — Во-первых, не такой она статьи баба, а во-вторых, у меня тут сурьезные дела с ней. Я же вам объяснял по дороге.

Сказано это было не зло, не угрожающе, а наоборот — миролюбиво, с доброжелательным внушением, но Груздев все-таки испугался.

За чаем, не стесняясь присутствия постороннего человека, Илья и Надежда говорили о своих «сурьезных делах». Она сразу показалась как-то взрослее, озабоченнее, когда с невеселой усмешкой на смуглых губах, сказала Илье:

— Много уж про это думано, парень… Люб ты мне, а боязно за тебя идти… Кто ты? Мужик. Было бы возможно окрутить меня по старому обычаю, без согласия, — ты бы не задумался, пошел на это. Бить, знаю, станешь, потому веришь: любить крепче буду. Со двора не пустишь: не резон, дескать, замужней бабе по клубам, по кружкам трепаться. И никакой жизни у нас не получится, себя только изломаем. Мужицкая у тебя душа, Илюха, старого завета.