Александр Проханов - Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник)

• Название: Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник)
• Автор: Александр Проханов
• Жанр: Публицистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05623-8

Герой романа «Алюминиевое лицо» – человек преуспевающий, жизнерадостный, легкомысленный. Сверкающий лаком автомобиль, прелестные девушки, глоток вина на банкете составляют его жизненный идеал. Но вдруг он наступает на оголенный провод русской истории…

Составившие раздел «Замковый камень» религиозно-философские очерки находятся в неявной связи с романом «Алюминиевое лицо» и другими романами «Московской коллекции». В этих очерках, напоминающих вероисповедание, Александр Проханов делится с читателем откровениями о русской истории, о природе государства Российского, о тайнах, законах русского времени, среди которых действуют многие персонажи его произведений.

---

Зеркальцев медленно шел, как зачарованный, и остекленевший воздух чуть слышно звенел у лица, и в нем, как в хрупкой слюде, возникала слабая радуга.

Он обошел монастырь, приближаясь к палатам с затворенными дверями. К хозяйственным постройкам, перед которыми стояла зеленая копна сена и ворох яркой рыжей соломы. Постоял на мостике, перекинутом через пруд, по которому, казалось, давно не ступала нога человека. Остановившись перед цветочной клумбой, достал телефон, связался с радиостанцией и начал передавать свой репортаж:

– Смею вас уверить, друзья, что «Вольво-ХС90» является не только машиной пространств, но и машиной времени. Другими словами, он способен перенести вас из одного исторического времени в другое. Наш незабвенный Гоголь обращался к своим читателям: «Нужно проездиться по России», и тогда ты, москвич или петербуржец, поймешь народ, среди которого тебе было суждено родиться. И читатели отправлялись в странствие, пользуясь таким несовершенным средством передвижения, как рессорная бричка. ХС90 – бричка наших дней, – сгусток хайтеков, комфорта и скорости, а также прибора, скрытого в конструкции автомобиля, способного перемещать вас по времени в обе стороны. И тогда вы, как я сейчас, окажетесь в таинственном месте, именуемом Тимофеева пустынь, и вам покажется, что вы перелистываете рисунки Билибина, где сказочные терема, придорожные камни, вещие прорицатели, и заколдованные обители, в которых спящая царевна лежит в хрустальном гробу с пунцовым румянцем на устах. Кто разбудит заколдованную царевну? Кто поднимет ее из хрустального гроба? Может быть, вы, примчавшиеся сюда на машине времени ХС90?

Он захлопнул телефон и почувствовал, что за спиной его кто-то стоит.

Оглянулся. На него смотрели жгучие, почти ненавидящие глаза женщины, чьи брови были стиснуты и морщили переносицу. Женщина была в черном подряснике. Ее осиную талию стягивал кожаный поясок. Темный, туго повязанный платок делал лицо узким, бледным, с тонкими злыми губами. Утонченный нос белел хрящами. Такими же белыми были острые костяшки пальцев, которые она сжимала в кулаки, выступавшие из темных рукавов. Она стояла напряженная, готовая к прыжку и удару, обученная боевым искусствам, готовая сокрушить незваного пришельца.

– Здравствуйте. Не заметил, как вы подошли, – неуверенно улыбаясь, произнес Зеркальцев.

– Что вы здесь делаете? – резко и отрывисто спросила монахиня.

– Залюбовался вашей чудесной обителью и решил позвонить в Москву, поделиться впечатлениями. – Он показал лежащий на ладони мобильный телефон. – А вы, как я понимаю, здесь обитаете.

– Я настоятельница монастыря мать Фекла, – тем же резким, металлическим голосом ответила монахиня. – Вы журналист? Хотите снимать? Необходимо разрешение на проведение съемки.

– Нет, нет, я не буду снимать. Я просто приехал взглянуть. Я столько наслышан о вашей обители. Но меня удивляет, мать Фекла, почему здесь так пустынно и тихо? Казалось бы, такие великолепные обширные палаты. В них могут уместиться сто или даже двести человек. Где они все?

– У сестер нет времени праздно бродить по монастырю. У каждой свое послушание. Одни молятся, другие пишут иконы, третьи, златошвеи, ткут плащаницы и ризы. У нас скотный двор, мы держим коров, и сестры ухаживают за ними.

Все это было сказано четко, с отчуждением к собеседнику, словно монахиня своим металлическим голосом отсекала дальнейшие расспросы. Нечто военное, казенное чудилось Зеркальцеву в ее ответах, словно она произносила заученные формулировки устава.

– Но почему же совсем не видно прихожан, паломников? Ведь обычно в монастырях много пришлого народа, – продолжал выспрашивать Зеркальцев, которого не останавливала, но побуждала очевидная неприязнь монахини.

– Мы стоим в стороне от больших дорог. Народ приходит по большим праздникам. В День преподобного Тимофея болящего к нам съезжаются тысячи людей.

Эта узколицая монахиня с белыми костяшками пальцев, злыми губами и яростным отторгающим взглядом напоминала надзирательницу женской колонии. В ней чувствовалась жестокая властность, черствая бессердечность, склонность к насилию над теми, кто подпадал под ее безраздельную власть.

– Я слышал о старце Тимофее, о его прорицаниях, многие из которых остаются неразгаданными. Как может смертный человек видеть все наперед?

– Старцу Тимофею через молитву открывалось будущее. Он был слепым, но видел на век вперед. Что для других запечатано, для него раскрыто. Он предсказал свою кончину, но не многие тогда поняли.

– Как предсказал кончину?

– Он сказал: «Умру среди двух сосен. На похороны придут молоток да пила. Где был верх, станет низ, а где был низ, станет верх».

– Как же это понять?

– Здесь, в обители, укрылись белые офицеры, за которыми гнались красные. Старец Тимофей дал им приют. Красные ворвались, всех белых офицеров расстреляли. А старца Тимофея распяли. Сделали из двух сосен крест. Прибили гвоздями вниз головой и у стены монастырской поставили. Вот и вышло, что он умер между двух сосен – крестовин, их концы опиливали пилой, а гвозди в ладони вгоняли молотком. И висел он вниз головой. Так сбылось пророчество.

Лицо монахини не умягчилось, а исполнилось страданием, которое снова неуловимым движением бровей и губ снова сменилось жестокостью.

Зеркальцев вдруг увидел, что у монастырской стены, в кустах цветущих роз прячутся люди в камуфляже. Один из них держал рацию с хлыстиком дрожащей антенны. Два других прятались в розах. Мать Фекла перехватила удивленный взгляд Зеркальцева:

– В храме рака с мощами старца Тимофея. Красавинские дарители украсили ее золотом и драгоценными каменьями. Держим охрану, чтобы воры, не равен час, не напали. – И она тем же страстным, отвергающим взглядом посмотрела на Зеркальцева, словно подозревала в нем вора.

Зеркальцев, окруженный ее едкой неприязнью, уже собирался уйти, как вдруг распахнулись двери соседнего, белого, как терем, здания и на крыльцо вышел высокий полный священник.

У него было широкое, щекастое, малиновое лицо с рыжей кольчатой бородой. Густые рыжие волосы были собраны на затылке в пучок и перехвачены тесьмой. Тело тучное, с выступавшим под рясой животом, на котором блестел золотой крест. Маленькие синие глазки зорко и весело смотрели из-под рыжих бровей.

– Здравствуйте, Петр Степанович. – Священник тяжело и грузно ступал, по мере приближения складывал руки лодочкой, готовясь благословить Зеркальцева. Но, видя, что тот не подходит под благословение, взялся руками за крест. Золотое распятие в его толстых пальцах кинуло в глаза Зеркальцева солнечный зайчик, что и было своеобразным благословением.

– Откуда вы меня знаете? – изумился Зеркальцев, чувствуя, как одна странность этого загадочного места сменяется другой.

– Наш попечитель Василий Егорович Макарцев предупредил меня, что вы собираетесь быть. Вот я и ждал вашего приезда.

Зеркальцев не помнил того, что сообщил вчерашним знакомцам о намерении утром отправиться в пустынь. Да разве все можно было упомнить в тех фантастических разговорах, которые велись в застолье при свете свечей?

– Да, да, я говорил Василию Егоровичу. Я столько вчера услышал о старце Тимофее, что не мог не побывать здесь. Вот мы познакомились с матерью Феклой. Она рассказала мне много удивительного.

Игуменья потупила свои жгучие глаза, словно смиряла себя в присутствии духовника, но тонкие губы ее продолжали змеиться.

– У нас в Красавине, Петр Степанович, существует общество ревнителей старца Тимофея. Мы собираем все сведения, которые его касаются. Свидетельства глубоких стариков, которые слышали предания от своих родителей. Публикации в старых церковных журналах. Сохранившиеся дневники и мемуары его современников. Удивительная, скажу я вам, личность, сопоставимая с библейскими пророками, Исайей или Иеремией. Он обладал духовной дальнозоркостью и облекал свои пророчества в притчи. Если его загадки и иносказания дать для расшифровки ученым, то можно заново написать историю XX века и предугадать события века нынешнего. Чего стоит его учение о тьме тьмущей, вратах адовых и Удерживающем.

– Что за учение? – спросил Зеркальцев, чувствуя, как возвращается к нему вчерашнее лунатическое оцепенение, которому способствовало загадочное место, где воздух казался стеклянным и в нем, словно в льдине, остановились звуки колокола, отпечаток ветра на воде, летящие с крестов лучи.

– Он учил об агнце, стоящем у зимних врат, которыми затворялся ад, запертый крест на крест. О железном ковчеге, на котором приплывет зверь и заколет агнца у основания храма. И адский огонь выйдет из врат в виде другого зверя, у которого голова человечья, а тулово лошадиное и на груди туз бубеный. И будет зверь скакать по России и иссечет тысячи народа.

– Что это значит? – спросил Зеркальцев, которому казалось, что он вдыхает дурман, и отец Антон колышется перед ним, не касаясь земли.