Павел Муратов - Ложа в театре

• Название: Ложа в театре
• Автор: Павел Муратов
• Жанр: Короткие истории

---

На подъезде театра я увидал его подсаживающим свою даму в наемный экипаж. Камилла ступила на подножку кареты; открылась нога в черном чулке и маленькой туфельке; дверца захлопнулась. Я не слыхал, что крикнул он глухо в овлажненное стекло. Он дотронулся до съехавшей на затылок шляпы и отступил, давая дорогу двинувшимся с места колесам. Неровные плечи высоко поднялись, сунув в карман набалдашник трости, он зашагал. Как притягиваемый магнитом я побежал за ним.

Я опомнился, лишь придя в цирк Капато. Все было знакомо мне здесь, друзья пожимали мне руки; в гладко выметенных коридорах конюшен маленькие танцовщицы улыбались мне, ожидая невинных подарков. Стыдясь своего предчувствия, я с удовольствием вдыхал возбуждающий запах арены. Охотно я потерял из виду носителя дурных предзнаменований. Я прогуливался, взяв под руку моего циркового друга, жонглера Бекки. Я покровительствовал этому молодому артисту и любил его трогательный роман с наездницей Валентиной. Вся труппа цирка, в которой было столько детских сердец и чувствительных душ, ждала с нетерпением уже объявленного дня их счастливой свадьбы. Мой Бекки казался мне грустным. Стеклянные шарики неохотно подымались в воздух с его искусной ладони; осторожно и ласково ложились они на цветной рукав своего повелителя. «Что с вами, Бекки!» — воскликнул я. Вместо ответа артист печально покачал головой. До меня долетел звонкий смех Валентины. Когда печален жених и весела невеста, в этом деле замешан сам черт. Я сделал несколько шагов вперед. Наездница полулежала на своем широком седле, ее белокурая головка была обращена к гостю, поглаживавшему шею лошади огромной рукой, затянутой в палевую перчатку. Я сразу узнал его, мое сердце забилось. Султан Камиллы искал новых побед! Мне чудился набитый золотом кошелек опасного развратителя. Я взял под уздцы лошадь наездницы и резким движением поворотил ее. Я слышал брошенную мне в лицо грубую брань. Завладев бичом Валентины, я замахнулся им… Мне стыдно описывать шутовскую дуэль, в которой был я одним из участников. Среди сбежавшихся нас разнимать артистов цирка, казалось, мы разыграли стоявшую вне всякой программы пантомиму. С другой стороны, отказать им в удовольствии быть секундантами, значило бы обидеть всех этих славных людей. На следующее утро жонглер и клоун, вместе с цирковым доктором, церемонные и безукоризненные, явились сопровождать меня в лес. Я поднялся с постели в самом бодром расположении духа. Проснувшись, я нашел на ночном столике письмо. Камилла писала мне пространнее на этот раз. Она ссылалась на опасность, грозившую мне со стороны человека, не привыкшего перед чем-либо останавливаться. Письмо обрывалось странным уверением, что мой соперник уже понес заслуженное им наказание. Фантастические догадки пришли мне в голову. Особняк в два этажа, с его плотно закрытыми окнами и решеткой, унизанной вызолоченными остриями, обрисовался мне в зловещем свете. Что могло случиться в нем в прошлую ночь? Гоня от себя эти мысли, я сунул письмо в карман. Не разумнее ли было предположить, что креолка желала расстроить дуэль, испуганная за судьбу своего золотого мешка? Я был уверен теперь, что наша встреча кончится фарсом.

Мы слезли с экипажей и прошли на условленную поляну. Противник опаздывал, мой старый клоун укоризненно покачал головой и пробормотал итальянское ругательство. Мы дожидались; сняв шляпу, глядел я, как вставшее солнце золотило верхушки лип. Флегматический доктор уселся на ящик с пистолетами. Жонглер задумчиво взял на ладонь круглые пули и слегка подбрасывал их, вспоминая свои стеклянные шарики. Время шло: где-то на ферме прокричал охрипший петух. Искушение было слишком велико: мой клоун не удержался и отозвался ему вполголоса. Мы переглянулись между собой и разразились громким хохотом, после чего отправились завтракать в ресторан.

Эта удивительная дуэль положила естественный конец приключению. Облегченно вздохнув, я поставил крест над нездоровым моим любопытством. Клянусь, что, нисколько не думая о ложе с малиновым барьером, очутился я в тот вечер в театре. Я был, впрочем, доволен, заметив моих персонажей на прежнем их месте. Моя тревога рассеялась теперь окончательно. Презрения заслуживала женщина и ее компаньон! Поведение Камиллы, однако, поразило меня. Еще никогда ее взоры не были так упорны и красноречивы. Ее губы шептали, рука беспокойно ударяла веером о барьер. Она звала меня. Я удивлялся беспомощности ее спутника. Бедняга, не двигая пальцем, неподвижно просидел весь вечер за ее спиной. Багровое лицо его ушло в широкие плечи, цилиндр, съехавший на самый лоб, отбрасывал тень, скрывавшую выражение глаз. Ни разу рука его в знакомой перчатке не взяла бинокль и не охватила спинку впереди стоящего кресла. Камилла совершенно перестала стесняться с ним. Когда спектакль окончился, она выпрямилась во весь рост и произнесла так, что все ее слышали: «Теперь или никогда!»

«Никогда, никогда, милая дама», — повторял я, спеша на другой день в театр. Меня занимало, как скоро, с расчетливостью, свойственной этим созданиям, перенесет она свое внимание на другой, более податливый, чем я, объект. Неистовое выражение взглядов креолки смутило меня. Я читал ненависть в ее взоре, явное отчаяние по временам овладевало ею. Забыв об условностях зала, закрывала она лицо вздрагивавшей рукой. В глубине ложи я видел по-прежнему безжизненную фигуру ее компаньона. Мне оставалось думать, что он был мертвецки пьян. Его грузное тело кривилось в одну сторону, и цилиндр, в былые дни так вызывающе сдвинутый на затылок, плачевно цеплялся за краешек уха, готовый скатиться на пол.

Внезапное движение в зале заставило меня прервать наблюдения. Обратившись к сцене, я увидел клубок пламени, свившийся в листве картонных деревьев. Огонь охватил легкие ткани и сухие подмостки. Крик женщин смешался с возгласами мужчин. Опасность пожара была ничто в сравнении с той, которую создала начавшаяся паника. Не имея причин тревожиться за судьбу кого-либо из близких, я был спокоен. Я не последовал за беспорядочной толпой, устремившейся к узким дверям; скрестив руки, я наблюдал ярость пожара, уверенный, что вовремя успею ее избежать. Горела сцена, пылали ярусы. Рев огня заглушал голоса спасавшихся и погибавших. Пронзительный вопль откликнулся в моем сердце. Я вспомнил ложу Камиллы и бросился к ней. Уже загорелись ее занавески, дымился малиновый барьер, из-за которого она простирала ко мне руки. Я был подле нее, но в ужасе отпрянул назад. Ее спутник горел на моих глазах длинным веселым пламенем. Упал цилиндр его, за ним последовала алебастровая голова. На безголовом туловище лопнул туго натянутый фрак, открывая соломенную внутренность куклы. Я отступал еще и еще назад, навстречу полицейским, ворвавшимся в зал. Их предводитель указывал на креолку, спустя мгновение отделенную огненной завесой от человеческого суда.