Александра Окатова - Флёр юности

• Название: Флёр юности
• Автор: Александра Окатова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906829-54-2

В сборник «Флёр юности» вошли рассказы о первых чувствах: незнакомых, острых, сладких и болезненных, оставляющих незаживающие раны на всю жизнь. Героиня рассказа «Вышел месяц из тумана» живёт и в нашем мире, и в Королевстве Пламенеющих Клёнов, где мужчинам под страхом смерти запрещено говорить слова «Я никогда не покину тебя, буду всегда с тобой», потому что за них полагается смертная казнь… Рассказ «Третья смена» – о предчувствии любви, о пустых обещаниях времени, о прозрении, о неслучившемся первом поцелуе. «Остров гениальности» – об имени, фамилии, цвете и вкусе звуков в голове маленького саванта. «Первая любовь» – о границе миров, о чужой любви, о тоскливых криках электричек, о желании отнять у другого то, что тебе и не нужно. «Ты даже не заметишь!» – о том, что опасно думать, что ты можешь управлять мыслями других людей… Рассказ «Математика обольщения» – о том, что из твоих поступков другой человек сделает совершенно другие выводы, чем те, на которые ты рассчитывала. «Когда мы были мёртвыми» – об одном выжившем из пары новопреставленных молодых дураков, которые могут летать. Все рассказы в сборнике «Флёр юности» – о пробуждении к жизни, об открытии себя, о душевной боли, делающей нас живыми.

---

Иногда я думаю, может, у нас такая медицина, потому что надо принимать не тех, кто остался, а тех, кто вышел? Как бы то ни было, я была единственной, кто вернулся. Я сделала это в память о Лене.

Время идёт. Жизнь продолжается.

Мой парень обнимает меня за плечи и говорит: «Ну что ты боишься, – я знаю продолжение он скажет с неизбежностью заката солнца – я же с тобой». В Королевстве Пламенеющих Клёнов за эти слова полагается смертная казнь, и я чувствую себя одновременно и палачом, и приговорённым, потому что люблю его, но я сделаю то, что должна. Это конец.

Я так часто представляла себе эту минуту, но он пока не сказал вторую часть запрещённых слов, и я подожду, может, не скажет. Если скажет, то достаточно будет удара средней силы, моей не слишком большой силы, направленной слева направо и снизу вверх в область верхушки сердца и левого желудочка, что вызовет резкую боль и удушье. Его сердце споткнётся. Если я ударю сильнее, он потеряет сознание, а если я, как сейчас, буду дышать вместе с ним и ударю в момент полного заполнения сердца кровью, я его разорву.

Я так долго думала об этом, что могу сделать то, что должна, голыми руками. А могу сделать это с помощью кинжала. Я боюсь, что не смогу убить его голыми руками – пожалею. А кинжалом – смогу. Клинок отделит меня от него и возьмет часть вины на себя.

Он лежит на спине, раскинув руки. У меня самой от этой картины разрывается сердце, от красоты и незащищенности его раскрытого тела. Я зависаю над ним лицом к лицу как его отражение. Я даже знаю, сколько поцелуев укладывается от ладони левой руки до ладони правой. Мне нравится дышать его дыханием, и так я контролирую его сердцебиение. Его дыхание пахнет колодезной водой и чуть-чуть осенью. Я беру в руки нож и примеряю между третьим и четвёртым ребром на расстоянии поцелуя от середины грудины…

– Я же с тобой, – заканчивает он хорошо знакомую мне фразу.

Всё. Он сказал.

Это конец.

И я ничего не могу с этим поделать, как бы я ни хотела. Я должна привести приговор в исполнение.

Между нами только нож: острием к его груди и рукоятью к моей.

Немного помедлив, я целую его в губы и плавно опускаюсь, давя всем своим весом, всей своей любовью и всей своей ненавистью на нож.

Я делаю это мысленно: у меня впереди много времени.

Время в Королевстве Пламенеющих Клёнов течёт медленно.

4–7.11.13

Третья смена ( Первый поцелуй )

Я не люблю третью смену в лагере. Ненавижу третью смену!

Первая ещё ничего: мы вновь увидели друг друга после учебного года, радуемся встрече, удивляемся: как мы изменились! А третья всегда самая грустная, потому что последняя.

Наши родители работают на одном заводе со странным названием «Кулон». Кто слышит это название впервые, думает, что это связано с ювелирными украшениями, но я-то знаю, что на самом деле «Кулон» от единицы количества электричества, хотя физика начнётся как раз после окончания третьей смены, когда я пойду в седьмой. Мне папа рассказывал, когда со мной гулял, да-да, я гуляю не только с подружками из класса, но и с папой, он рассказывает мне о вещах, сугубо, это его словечко, сугубо научных и специальных, типа усталости металла, или что-нибудь из сопромата, и про лист Мёбиуса, и про магический квадрат, ещё папа любит козырнуть словами вроде «паче чаяния», «вельми», типа очень, «вакация», типа каникулы, а когда играет в преферанс, то повторяет с иронией загадочную фразу «отлично схожено, отец Мисаил!».

Не только наши родители работают вместе, но и все вожатые тоже работают на этом заводе, где на самом деле проектируют и испытывают самолеты.

Мой отец расследует лётные происшествия.

Вот я и выдала государственную тайну!

Все в лагере друг друга знают, наша вожатая, Таня Головина, работает у папы в отделе, там она лаборант, а здесь она самый близкий мне человек. Именно она первая узнала, что ко мне в начале третьей смены пришли месячные, я не испугалась, ведь с девчонками мы уже давно всё обсудили. А в первые две смены я с лёгкой завистью смотрела на Лену Кострову, Иру Заботину и Таню Виноградову, которые со знанием дела говорили друг с другом о том загадочном и желанном моменте, когда они из девочек превратились в девушек, как будто они стали на ступень выше, а мы, у кого по-прежнему неуклюжие мосластые длинные тонкие руки и ноги и плоская грудь, чувствовали себя детьми, а они уже стали девушками! Когда ходили в баню, я слышала, как Людмила Васильевна, наш воспитатель, сочувственно советовала Ире:

– Ты кровь в холодной воде застирывай, в горячей она ещё сильнее в ткань въедается.

Мне захотелось поскорее стать девушкой, чтобы и на меня с пониманием, как на равную, смотрели взрослые женщины. Вот так всегда: детство обнимает тебя, а ты стараешься побыстрее вырваться.

Теперь и меня приняли в компанию девушек, куда я так хотела попасть! Это оказалось не так интересно и привлекательно, как я думала, зато я узнала, что многие девчонки уже целовались по-взрослому, и мне не терпелось попробовать как это, целоваться с языком, смешно звучит: «целоваться с языком». Потом мне стало скучно, они всё время говорили о парнях.

Наш корпус, барак с верандой вдоль палат, располагался у забора, как раз за нашим первым корпусом, в котором мы жили шесть лет назад, и я почему-то вспомнила, как Таня ставила на ночь в палату ведро, потому что мы боялись бегать в туалет ночью. Туалет – просто деревянный сарай с дырками над выгребной ямой, думаю, Таня, и правда, тогда очень боялась: вдруг мы, малявки, провалимся? Сейчас-то мы взрослые и смешно вспоминать, какие мы были крохи, и по утрам Таня заплетала нам косички, а мы с расчёсками в руках стояли к ней в очереди. Сейчас у половины «Сессон», а у другой половины – длинные волосы. У меня стрижка.

Теперь мы старшие, третий отряд, можно не спать днём – во время тихого часа девичья палата играет в почту с палатой парней. Искусство эпистолярного жанра цветёт пышным цветом. Мальчишки переписывают любовные стихи друг у друга, неплохо идут дворовые песни, но особой любовью пользуются стихи Асадова, мне они не нравятся и кажутся прямолинейными, мещанскими и пошловатыми, но девчонки их любят. Девчонки кокетничают, назначают свидания у бассейна после ужина, а я молча сижу на своей кровати и сгораю от стыда.

У меня вредный характер: я спорю со всеми, кто даёт хоть малейший повод. Особенно яростно я спорю с теми, кто мне нравится: тогда я задириста и груба, цепляю, как могу. Нравятся мне самые отчаянные и смелые, а это, как правило, плохие мальчики. А стыдно мне из-за того, что я непонятно по каким причинам послала парню, который мне нравится, письмо с конфетой, но на записке зачем-то – постеснялась, испугалась показать, что он и правда мне нравится? – изобразила фигу. Мне пришёл от него ответ: «Как тебе не совестно? Ты знаешь, что означает твой рисунок?» Мне стало стыдно, я захотела провалиться сквозь землю: бесполезно доказывать, что это шутка, ведь значение фиги я знала. Больше я в почту не играла и смотреть ему в глаза не могла.

Третья нелюбимая смена застопорилась на середине, облом с тем мальчиком делал пребывание в лагере невыносимым, я не чаяла, как дожить до конца смены. Печаль моя росла по мере того, как дни становились короче, а в августе это заметно с каждым прошедшим днём.

Вечер приходит всё раньше. Сгущаются сумерки, и мы нестройной колонной идём на ужин, терпеть не могу кислую творожную запеканку с лужицей сгущёнки и еле тёплый безвкусный чай. После ужина все идут на танцы, а я сижу в палате, как Арабелла в каюте, и читаю «Одиссею капитана Блада».

Загораются фонари. Светло лишь вдоль редких асфальтовых дорожек и совсем темно вдоль тропинок, где мелкая, как пыль, и нежная, как пудра, земля днём тёплая, а вечером прохладная. Поперёк тропинок, как жилы земли, выступают корни деревьев. Лагерь наш в лесу: среди высоченных елей кружевными свечами стоят ночные фиалки, мелкие северные орхидеи, и пахнут колдовством: «Люби меня, не покинь».

Девчонки пришли с танцев, не могут успокоиться, обсуждают, кто кому нравится, и спорят друг с другом. Подсмеиваются надо мной: всё читаешь? Принца ждёшь? Я улыбаюсь и молчу: на самом деле мне больше нравятся пираты. Принесли новость: завтра в поход с ночёвкой, пока погода не испортилась. Горн, чуть осипший, устало выводит: «Спать, спать по пала-а-а-там. Пионерам и вожа-а-а-тым».

Наконец все угомонились. Гаснет свет. Никто не спит, но в палате тишина. В окно я вижу на узенькой светлой полоске неба контрастные чёрные ветви. Над светло-розовой полосой через зеленоватый, потом голубой цвета, нежный вечер заливает густо-синим опрокинутую чашу неба. В прогалах между чёрными водопадами ветвей на меня внимательно смотрят крупные лучистые звёзды.

Поход: десять километров вдоль Нары с посещением памятника воинам Великой Отечественной войны, понятно, с возложением цветов, и десять километров обратно. Все предвкушали приключения, радовались ночёвке в палатках, а я просто убивала время, безразлично, как солдатик, протопала всю дорогу в кедах, панаме, плевать на неё, шортах и светло-зелёной рубашке в мелкую клетку, не обращая ни на что внимания, лишь бы быстрее прошёл ещё один день и поскорее закончилась эта несчастная смена.