Ариадна Борисова - С праздником! Валентинов день (сборник)

• Название: С праздником! Валентинов день (сборник)
• Автор: Ариадна Борисова
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-85971-9

Что это за праздник – Валентинов день? Просто милый повод среди холодной зимы подогреть чувства, порадовать своих близких. И главное, тех, кто может ими стать, – будущих женихов, будущих невест… Так давайте же радоваться любому поводу открыть сердца для любви! Пусть летят к вам в этот день открытки-валентинки, улыбки и добрые пожелания!

---

Болтанка кончилась. Вода зажурчала мирно, без шлепков и всплесков, из лесу снова донеслось пение птиц. В ноздри вползал плотный, вязкий запах рыбы. Люба открыла глаза и поспешила подобрать колени: у ног её, обмазывая липкой слизью доски, трепетал тёмный хвост величиной со сдвоенные ладони. Огромная щука, тёмно-зелёная с белым подбрюшьем, дёргалась в последних судорогах, разлёгшись в лодке во всю длину.

…Потом они плыли по прибрежью. Медленно плыли домой. Вычерпывая воду с днища железной банкой, всё ещё возбужденный риском, Василий Игнатьевич смотрел на фигуру женщины, сидящей вполоборота к носу, и думал, что никогда не ходил на рыбалку с Аделей. На охоту тем паче, а как, оказывается, хорошо вдвоём. Хорошо, несмотря на женскую пассивность и досадную жалость к трофеям. Да ладно! Дело понятное – женщина должна быть сострадательной ко всему живому, потому что она рожает живое. Она любит всё живое, как мать, даже если болезнь не дала ей стать матерью. В голову лез навеянный лукавыми мыслями припев: «Люба, Любушка, Любушка-голубушка…» Гребешки волн сверкали на солнце, словно тысячи медных блёсен. Тысячи женских имён мира сливались в одно. Василию Тихонькому было стыдно до больного смятения в душе: он изменял жене в мыслях и в то же время признавался себе, что ему это приятно.

На берегу горел костёр. Уха из кипящего котелка капала жирной юшкой в огонь, на кукане выгнули хвосты зарумянившиеся окуни и сороги. Увидев добычу лодочников, рыбаки восхищённо взвыли. Денис порылся в бардачке машины, в котором чего только не хранилось, и достал безмен. Рыбища потянула на девять с гаком!

– Твоя щука, – сказал Любе Василий Игнатьевич.

– Ой, спасибо. – Глаза женщины засветились благодарностью.

– Дома зажаришь с картошкой.

– Запеку! Отец у меня тоже был заядлым рыбаком, мама всегда больших щук пекла по-особому, успела меня научить…

– В какую духовку вместится такая великанша? – засмеялась Катя.

– Так я частями, мы же с Санькой вдвоём сразу всю не съедим. – Санькой звали Любиного сына.

Из обмолвок Василий Игнатьевич понял, что Люба не замужем и родителей у неё уже нет. И вот ведь до каких бредовых мыслей доводят человека непредсказуемые обороты сознания! Теперь он жалел, что Люба ему не дочь, а Санька – не внук. Мимолётно подумалось – будь оно так, счастлива была бы Аделя, любящая детей…

Гости уехали поздно. Выйдя проводить их к машинам, Василий Игнатьевич поймал прощальный взгляд Любы и растерянно помахал ей рукой. Никакого опыта в определении женских взглядов у Тихонького не было, но он вдруг понял: Люба смотрела на него не как дочь, скучающая по отцу. Она смотрела глазами женщины, которой мужчина нравится по-другому.

В рассеянном свете дворового фонаря мельтешили белесые ночные мотыльки. Аделя утлой лодочкой двигалась в ярком квадрате кухонного окна, не задёрнутого занавесками. Василий Игнатьевич долго курил у калитки. Чувствует ли жена, что с ним творится? Когда он махнул Любе рукой, на него накатило мучительное желание броситься к ней, забрать из её рук спящего ребёнка, унести в дом, увести, согреть заботой обоих. Василий Игнатьевич перестал понимать себя, весь переполненный эмоциями и предвестиями, отчасти смутно тревожными, отчасти радостными. Хотелось невозможного – хотелось рассказать обо всём жене… Зайдя домой, Василий Игнатьевич опустился на лавку у двери, не в силах поднять на Аделю глаза. Она сама подошла, села рядом и прижалась к плечу.

– Человек не может разделиться пополам, Вася, – проговорила тихо, и он замер, не зная, что сделать и что сказать.

Приятели Дениса стали часто наведываться на рыбалку летом и охотиться по осени. Василий Игнатьевич ездил с ними на озёра, учил Володьку стрелять из старой тозовки по мишеням. Катя с Аделей пекли оригинальное печенье на огуречном рассоле, варили джемы из садовой чёрной смородины… Люба с сыном больше не показывались. Василий Игнатьевич не спрашивал почему. Совсем о ней не спрашивал. Проходил как-то раз мимо магазина, и сердце внезапно зашлось – громкий мужской голос позвал:

– Люба!

Раненный этим окликом, как выстрелом, Тихонький расслабленно прислонился к забору. Из магазинных дверей вышла дородная женщина, взглянула с неприязнью – чего, дескать, уставился? – и, мощно покачивая формами и сумками, поплыла за угол к поджидавшему её мужчине.

«Обознался в имени, – подосадовал на себя Василий Игнатьевич, – седина в голову, а бес…» Перед глазами продолжало колыхаться только что виденное лицо женщины с сумками, показавшееся пустым, как луна. Ни глаз, ни носа – сплошные щёки. И уже от «щёк» мысли побежали по стороннему кругу: щекастая Зоя Савушкина, вернее, Ванштейн-Ферштейн, вернулась в деревню – её лыжник чересчур увлекся тренировками молодых спортсменок. Отписав квартиру семейной дочери, Зоя обосновалась в отчем доме по соседству с Клавой Иванцовой (Савушкиной). В прошлом году невестка овдовела, взрослые дети разъехались, и старые подруги снова сделались неразлучными.

О Зоиных новостях Василий Игнатьевич от Клавдии и узнал. Встретились нечаянно на улице лицом к лицу, разговорились, ведь и здороваться начали давно. Клавдия поинтересовалась самочувствием Адели и вздохнула: «Чего нам теперь-то злиться, Вася, жизнь почти прожита. Я вот одна осталась…»

К чему сказала, Василий Игнатьевич не понял, нисколько не злясь на неё ни в молодости, ни теперь, а что Клава злобу до сих пор таила, было ему прекрасно известно. Ребята-механизаторы, с которыми работал, передавали слышанные от жен сплетни, пущенные с лёгкой руки Клавдии Савушкиной. Ну, как передавали – с шуткой, добродушно посмеиваясь над ребяческими промахами Тихонького. Он только удивлялся, откуда умудрялась Клавдия добывать о нём негласные сведения. О случае с теми же наперсточниками, обчистившими незадачливого игрока благодаря его же безрассудству. Никому вроде бы не сболтнул, и Аделя не любительница молоть языком, тем более о домашних недоразумениях…

При встрече с Клавдией Василия Игнатьевича неприятно задело чувство превосходства на её румяном лице, что так не вязалось с участливым вопросом об Аделином здоровье. Знакомо изогнув каштановую бровь, женщина кокетливо склонила голову к тугому плечу, обтянутому пёстрым шёлком, всем своим видом демонстрируя, какая она ещё крепкотелая и полнокровная, хотя «жизнь почти прожита». Откровенно любовалась собой, будто и Василию Игнатьевичу предлагая полюбоваться. Он сумел дружески улыбнуться, подавив в горле неожиданный рвотный спазм, вызванный обещанием шоколадного рая в глазах бывшей невесты.

…А скоро появилась у Клавдии с Зоей новая возможность поточить лясы о неурядицах в сильно прореженном семействе.

«Слыхали, что Денис Тихонький открыл сувенирный магазин в торговом центре? Нет, продуктовый не продал, Танька сынку помогла. Помните Таньку Тихонькую? Это та, которая была комсоргом школы, а в десятом всех опозорила – родила неизвестно от кого. Да, Дениса и родила. Сейчас деловая, заправляют с дочерью каким-то большим бизнесом в Питере. А Денис, как крутым себя возомнил, жену бросил и завёл любовницу. Старую квартиру оставил старой жене с ребёнком, сам с девкой в новой… Девка-то? Ясно море – шалава, ноги от шеи. Вот-вот, и я говорю: неподходящая у Тихоньких фамилия, прав был дед Володар – малахольные они по материнской родне. Василий-то Игнатьевич что учудил, знаете? Не знаете?! Уволился с работы по собственному! Целых два года мантулить до пенсии – и нате вам. Тут всю деревню от безработицы лихорадит, а он думает, что запросто устроится, когда захочет. Это из-за Аделины. Доктора обнаружили у неё онкологию. Бедняжка вся с детства больная… Жалко, вдруг не выдержит операцию? Если не выдержит, Василию Игнатьевичу туго придётся без работы. Хозяйства никакого, помощи от родных не примет – гордый. На что будет жить? Аделина-то хоть пенсию по инвалидности какую-никакую получала… то есть получает…»

Всё было, к несчастью, правдой. Девушку Дениса Тихонькие ещё не видели и Катю с Володькой не видели с весны. Аделя начала недомогать летом, может, и раньше. По обыкновению не жаловалась, но Василий Игнатьевич как-то сразу заподозрил неладное. К зиме подозрение подтвердилось. Судьба словно нарочно позволила страшной твари распустить щупальца метастаз в том сокровенном месте, где не дала Аделе выносить дитя.

Василий Игнатьевич взял отпуск без содержания, чтобы ездить в больницу к жене без проволочек, и, поразмыслив, ушёл с работы, ведь после выписки за Аделей понадобится уход. А врачи всё тянули с операцией. То одни анализы, то другие, на вопросы отвечали односложно: скоро… немного терпения… ждём результатов.

Он недоумевал: каких результатов? Разве при такой хвори чего-то ждут? Томясь неизвестностью, слонялся в опустевшем доме без дела, бездумно пялился в телевизор. Брился у шкафного зеркала, с отвращением разглядывая в нём широкоплечего, дюжего мужика, не властного поделиться со слабой женщиной даже малой частицей здоровья.