Вадим Парсамов - Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.

• Название: Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.
• Автор: Вадим Парсамов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906817-57-0

В книге профессора научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики» В. С. Парсамова декабристы рассматриваются с точки зрения истории идей. Вопреки устоявшейся традиции видеть в них деятелей революционного движения, автор показывает сложность и многообразие их мыслительного мира. Книга состоит из ряда очерков, каждый из которых посвящен одному из декабристов. Вместе с тем все эти очерки связаны единой концепцией, в свете которой декабризм предстает не только как феномен политической истории, но и как яркое явление русской культуры.

Для историков, филологов, культурологов и всех интересующихся проблемами русской истории и культуры.

---

Каким же образом эта структура работала? Если говорить о Союзе Благоденствия, а именно с него начинается широкая пропаганда освободительных идей в России, то вопрос о сокровенной цели, т. е. военной революции, остается открытым. Из доноса М. К. Грибовского известно, что Устав Союза Благоденствия, или, как его еще называют, «Зеленая книга», включал в себя две части: «Краткая первая часть давалась для прочтения принимаемым по взятии от них подписки не открывать ничего; вторая часть сообщалась посвященным уже в тайны»[341]. Первая часть хорошо известна. Это то, что, собственно говоря, и называется Уставом Союза Благоденствия. Что же касается второй, то она до сих пор не обнаружена. Некоторые декабристы выражали сомнение в ее существовании. В частности, П. И. Пестель на следствии вполне определенно заявил: «Вторая часть Зеленой книги не была составлена. Я, по крайней мере, оной не видал и ни от кого про ее составление не слыхал, а тем еще менее была она раздаваема»[342]. При всей противоречивости показаний Грибовского и Пестеля думается, что оба они в данном случае вполне искренни. Грибовский верно передает саму структуру тайного общества, включающего в себя некую сокровенную цель и стремление воздействовать на социум путем широкой пропаганды. На этапе существования Союза Благоденствия вторая цель была признана приоритетной, а первая (военный переворот) была отодвинута на неопределенный срок, и поэтому не столь уж существенно, успели ли декабристы занести ее на бумагу или нет. Главным на том этапе для них было налаживание контактов не с военной, а с писательской средой.

Особое внимание при этом уделялось так называемой потаенной литературе, то есть литературе, свободной от цензурных ограничений. По словам Н. И. Тургенева, «в странах, где царит деспотизм, общественное мнение находит свое выражение <…> в рукописной литературе, подобной тем листкам с сатирическими стихами (ноэлями) и песенками, которые ходили во Франции накануне 1789 года. Литература сия, которую, на наш взгляд, вполне можно назвать контрабандной, показывала направление развития умонастроений в России. Тогда появилось довольно много сочинений такого рода, замечательных как по силе язвительности, так и по высоте поэтического вдохновения»[343].

Надо заметить, что «контрабандная» литература, о которой пишет Тургенев, далеко не всегда была антиправительственной, более того, нередко она была рассчитана именно на высочайшее внимание. В России в то время существовал порядок, по которому писатель еще до публикации своего произведения, мог лично поднести его царю. За этим, как правило, следовало монаршее благоволение, и автор получал какой-нибудь ценный подарок, например перстень или табакерку, украшенную бриллиантами. На этом дело чаще всего и заканчивалось. Всей этой процедуре придавался подчеркнуто приватный характер, никого ни к чему не обязывающий. Бывало так, что царь одобрит, а цензура потом запретит, и тогда высочайше одобренное произведение начинает распространяться в списках. Так произошло, например, с сочинением И. П. Пнина «Опыт о просвещении относительно к России». В 1804 г. этот философско-публицистический трактат был опубликован незначительным тиражом и поступил в продажу. Но по доносу (кого именно и в связи с чем, осталось невыясненным) тираж был конфискован. Тогда Пнин представил свое сочинение через члена Негласного комитета Н. Н. Новосильцева Александру I. Царь одобрил текст, наградил автора и рекомендовал ему переиздать свое сочинение. Но цензура категорически запретила, после чего трактат Пнина разошелся в большом количестве списков и стал пользоваться огромной популярностью[344].

Союз Благоденствия стал широко использовать такую практику. В 1818 г. член союза Благоденствия А. Н. Муравьев через П. М. Волконского представил Александру I записку по крестьянскому вопросу. История ее появления вкратце такова. В начале 1818 г. военный губернатор Малороссии Н. Г. Репнин, выступая при открытии дворянских собраний в Полтаве (3 января) и в Чернигове (20 января), произнес речь, в которой, не требуя отмены крепостного права как такового, выступил за законодательное ограничение прав помещика на личность крестьянина. Репнин находился в плотном «декабристском» окружении. Его родным братом был декабрист С. Г. Волконский, правителем канцелярии у него служил декабрист М. Н. Новиков, а адъютантом был декабрист М. И. Муравьев-Апостол[345]. В мае 1818 г. речь Репнина была опубликована в «Духе журналов»[346]. В это же время в «Сыне Отечестве» появился ряд статей А. П. Куницына, также касающихся крестьянского вопроса[347]. Вполне вероятно, что эти статьи были инспирированы Н. И. Тургеневым[348]. И хотя все эти публикации были вполне в духе идей самого Александра I, выступившего в марте в Варшаве с конституционной речью, тем не менее правительство увидело в них нежелательную активизацию общественного мнения. Поэтому 14 мая 1818 г. последовало распоряжение министра просвещения А. Н. Голицына, запрещавшее цензуре пропускать в печать статьи «ни в защищение, ни в опровержение вольности или рабства крестьян, не только здешних, но и иностранных»[349].

Запрет на публикации отнюдь не стал препятствием для продолжения общественного обсуждения крестьянского вопроса в нелегальной литературе. На речь Репнина отвечал калужский предводитель дворянства князь Н. Г. Вяземский. Выступая против любых ограничений власти помещика над крестьянами и призывая «бодрствовать в поддержании ныне существующего порядка вещей»[350], Вяземский тем не менее соглашался пойти на некоторые уступки правительству в решении крестьянского вопроса в обмен на созыв в одной из столиц дворянских депутатов, которые поведают царю «не токмо собственные нужды свои, но и о всем том, что требует истинная польза и внутреннее благоустройство царства нашего»[351]. Иными словами, речь шла о дворянской конституции. Эта уловка была хорошо знакома декабристам. Правительство дарует конституцию дворянству, после чего дворяне, пользуясь своими «конституционными правами», отставляют в неприкосновенности крепостное право. На это возражал А. Н. Муравьев в своей ответной записке: «Вы, восстающие против вольности, сами же упоминаете о собрании в одной из столиц представителей дворянства? По какому праву пользоваться вам сим преимуществом, когда сами хотите отказаться от собственного самовластия вашего, и почему не должны в сем собрании участвовать и все прочие сословия? Непостижимо, как можно с таким восхищением говорить о собрании представителей и в то же время оскорблять вольность и противиться сообщению мыслей!»[352].

Записка Муравьева, представленная Александру I, не получила ожидаемого монаршего благоволения. По сообщению С. П. Трубецкого, «Его величество, прочтя, сказал: “Дурак! Не в свое дело вмешался”»[353]. Впрочем, в данном случае не следует усматривать идеологического расхождения царя и декабриста. Причины высочайшего неудовольствия лежали в другой плоскости. Незадолго до подачи этой записки полковник А. Н. Муравьев, назначенный на должность начальника штаба гвардейского отряда в Москве, подвергся несправедливому, как ему показалось, служебному взысканию и отсидел срок на гауптвахте, после чего подал в отставку, но получил отказ[354]. В этой связи раздраженная реакция царя вполне понятна: полковник и начальник штаба Муравьев должен лучше выполнять свои прямые обязанности, а не заниматься публицистикой.

В целом же в 1818–1819 гг. реакция царя на антикрепостнические выступления была вполне благосклонной. Так, например, известен рассказ М. И. Жихарева о том, как 1819 г. П. Я. Чаадаев через своего шефа И. В. Васильчикова, командующего Гвардейским корпусом, представил Александру I стихотворение Пушкина «Деревня», в котором даже либеральный А. И. Тургенев усмотрел «преувеличения насчет псковского хамства» (под хамством в тургеневском кругу подразумевали крепостное право)[355]. Царь, как рассказывает Жихарев, остался доволен, «и будто по прочтении он сказал Васильчикову: “Faites remercier Poushkine des bons sentiments que ses vers inspirent”»[356]. Правда, как свидетельствует тот же Жихарев, инициатива в данном случае исходила от самого царя: «Государь пожелал прочитать что-нибудь из его произведений»[357], но выбор антикрепостнической «Деревни», конечно же, не случаен. Исследователи полагают, что за этим стоял Н. И. Тургенев[358]. В конце того же 1819 г. он через петербургского генерал-губернатора М. А. Милорадовича подал Александру I записку «Нечто о крепостном состоянии»[359]. Царь и на этот раз отнеся благосклонно к аболиционистским идеям декабриста. «Он поручил гр. Милорадовичу передать свое благоволение автору и сказал, что он выберет самое лучшее из поданных ему записок по этому вопросу и что-нибудь сделает для крепостных. Это, конечно, так и осталось обещанием»[360].

Обращаться можно было не только к царю, но и к членам императорской фамилии. Особое внимание декабристы уделяли императрице Елизавете Алексеевне. Немка по происхождению, баденская принцесса, она была русской патриоткой с ярко выраженными русофильскими взглядами, прекрасно знала русский язык, любила русскую литературу и покровительствовала русским писателям, в том числе и Пушкину. По своим политическим взглядам Елизавета Алексеевна была умеренной легитимистской. Она верила в незыблемость монархических принципов, но монархию понимала в духе идей XVIII в., осуждала деспотизм и считала, что монарх в своем правлении должен руководствоваться твердыми законами. Как и Александр I, Елизавета была настроена против крепостного права, но, в отличие от своего мужа, она не выносила военных парадов и вообще муштры. Известно ее отрицательное отношение к военным поселениям и сочувствие солдатам Семеновского полка, восставшим против их командира Г. Е. Шварца[361].