Луис Ламур - Походный барабан

• Название: Походный барабан
• Автор: Луис Ламур
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-218-00224-0

Ученый, воин, влюбленный, отважный искатель знаний и счастья, один из самых ярких героев писателя — Кербушар устремляется в путешествие неслыханной дерзости, полное опасности, страстей и леденящих душу тайн — через всю Европу, русские степи и византийские чудеса Константинополя…

---

Они были заделаны в каменный проем окна ближе к наружному краю, чем к внутреннему. А поскольку замок относился к самым ранним вестготским временам и долгие годы стена подвергалась воздействию дождей, то камень на наружной кромке мог выветриться и потерять прочность. Оказалось, что один из прутьев чуть-чуть шатается в гнезде, так что частью моих упражнений, ежедневной работой стало расшатывание этого стержня. Попытавшись его повернуть, я обнаружил, что иногда удается выкрошить обломки — мелкий песок, который сам по себе можно было использовать для истирания камня.

Время от времени я вливал в отверстие несколько капель воды или мочи, и, поскольку силы у меня было больше, чем у среднего человека, я надеялся, что со временем смогу выдавить наружу нижний конец стержня, выломав оставшийся тонкий слой камня.

Другие стержни сидели прочно, но край одного гнезда был очень тонок, и, если удастся вынуть первый стержень и использовать его как рычаг…

На страже в этот день стоял худощавый, тонкий, как нож, человек со впалыми щеками и выступающими скулами. Он был воином и выглядел, как воин.

Несколько раз я пытался втянуть его в разговор, но безуспешно, пока однажды не выразил надежду, что за моим конем присматривают.

— Это за Бербером в яблоках? Может быть, когда тебя убьют, его отдадут мне.

— Такой человек, как ты, поймет, что это за конь, — согласился я.

В его поведении что-то изменилось. Он, по-видимому, начал испытывать ко мне что-то вроде дружеского расположения. Мы продолжили беседу о лошадях, а потом перешли к верблюдам. Бербер был человеком пустыни, и ему явно доставил удовольствие мой интерес к этим животным. Я знал о них немного от Гассана, слуги Иоанна Севильского.

Не прошло и часа, как мне удалось кое-что выяснить. Замок, где я был заключен, стоял в отдалении от Кордовы, на уединенной скале, и стены его со всех сторон, кроме одной, обрывались в глубокое ущелье. Это меня не испугало, потому что я с детства привык взбираться на высокие обрывы в моей родной Бретани. Высоты я не боялся и знал, как использовать каждую малейшую опору для пальцев, каждую трещину, каждое углубление в камне.

У меня отросла борода; платье мое загрязнилось, и к нему, казалось, навеки прилипла солома, на которой мне приходилось проводить ночи. Однако эта одежда ещё достаточно прочна, чтобы прикрывать тело, а в швы её зашиты драгоценные камни, оставшиеся от моей доли выручки за галеру.

В эту ночь, когда стемнело, я долго трудился над ослабленным стержнем — и над вторым тоже. Когда перед рассветом второй прут чуть-чуть сдвинулся, я лег спать.

Стражник принес еду и разбудил меня. В это утро он не был расположен к разговорам и старался на встречаться со мной глазами.

— Стало быть… пришел приказ?

Он раздраженно пожал плечами и затворил за собой дверь. Потом отчетливо произнес:

— Тебя задушат.

— Когда?

— Завтра.

— Можешь взять моего коня.

Когда он заговорил, в его тоне было что-то такое, чего я не мог постигнуть:

— А он уже у меня. Стоит в конюшне моего дома в деревне, с твоим седлом и с твоим оружием.

Он что, хвастается? Или пытается сообщить мне что-то?

— Подожди… Есть кто-нибудь поблизости?

— Никого.

— Я должен бежать. У меня есть алмаз. Помоги мне, и он будет твоим.

— Меня убьют. Принц Ахмед в ярости. — Он хихикнул: Говорят, что прекрасная супруга его во сне произносит твое имя…

У двери он помедлил:

— У тебя есть друзья, которые желают твоего освобождения.

— Азиза?

— Книги присылала не она… Но я не могу тебе помочь.

— Тебя просили об этом?

— Да.

— Кто?

— Не могу сказать, знаю только, что она очень влиятельна в некоторых кругах… Но даже её влияние бессильно против Ибн Харама и принца Ахмеда.

О н а?..

Я не знал ни одной женщины, кроме Азизы, которая могла бы желать мне помочь, вообще никого такого не знал. Разве что Иоанн Севильский… Но он вряд ли знает о моей беде.

Когда скуластый ушел, я не стал терять времени. По поведению тюремщика ясно, что он не будет убиваться, если я сбегу, — лишь бы обошлось без его вмешательства.

А кроме того — что смог бы сделать он или кто-нибудь другой? В коридорах полно людей, в наружном дворе тоже. Подкупить их всех невозможно, да и не рискнут они вызвать гнев Ибн Харама.

Подтянувшись к окну, я взялся левой рукой за один стержень, правой — за второй. И изо всех сил толкнул правый от себя.

Ничего не произошло.

Собравшись с силами, я оттянул правый прут назад, пока он не уперся в гнездо, — совсем крохотное расстояние, — а потом снова изо всех сил рванул его наружу. Так я трудился целый час, пока не взмок от пота и не ободрал колени и руки о каменную стену.

Стражник ещё раз принес пищу, но, если и заметил что-то, то не подал виду. Только проронил, выходя:

— Дважды узники пытались слезть вниз по этой стене; оба вдребезги разбились о камни внизу. Здесь до дна семьсот футов… Мой дом, — добавил он, — не из красивых, но он выкрашен в розовый цвет. Единственный розовый дом за стенами…

Когда он ушел, ближе, чем в караулке, никого не осталось. Я съел скудный ужин, потом взобрался на подоконник — и продолжал отчаянно трудиться. Бежать сегодня ночью или умереть завтра; умереть на скалах внизу, рискнув жизнью ради свободы, или быть задушенным, как баран.

Схватившись за самый расшатанный стержень, я толкнул его вперед с бешеной силой, и что-то подалось. Камень заскрежетал, и я толкнул снова. Нижний конец прута высвободился; верхний выскользнул из гнезда. Теперь я держал в руках железный стержень длиной в три фута, чуть сужающийся с одного конца. Через час был выломан и второй прут.

Высунув голову в окно, я взглянул в широкий, невероятно огромный простор. Камера, где меня держали, находилась в строении, сооруженном на каменной вершине утеса, но под ней простирался отвесный обрыв высотой не меньше двухсот футов, а затем скалу рассекали несколько трещин, которые, как мне казалось отсюда, тянулись по утесу до самого основания.

Разглядывая стену под окном, я тщательно запоминал все бугорки и выступы, которые могли послужить опорой для пальцев. Снова спустился в камеру, попил ещё воды, а потом прилег, чтобы немного вздремнуть. Через час, быть может, мое тело будет валяться внизу на камнях, изломанное и окровавленное; но я никогда не буду задушен прислужниками принца Ахмеда.

Проснувшись, я прополоскал рот несколькими оставшимися каплями воды, потом забрался на подоконник и вылез через окно, ногами вперед. Держась за край, стал нащупывать пальцами ног тонкую, как волос, кромку камня, на котором стояла постройка, и нашел её.

Я всегда отличался ловкостью и любил лазать по скалам, но сейчас понимал, что мне предстоит самый трудный спуск из всех, когда-либо совершенных в жизни.

К моему поясу были привязаны два железных прута из оконной решетки. Держась за окно лишь одной рукой, я свесился пониже и глубоко всадил один из прутьев в трещину стены.

А потом выпустил подоконник и в падении ухватился за железный прут обеими руками. Если он выскользнет или камень раскрошится… но ничего не случилось. Порыв ветра толкнул мое тело; послышался далекий громовой раскат. Палец ноги нащупал трещину. Придерживаясь левой рукой за верхний прут, я перегнулся вниз и всадил в неё второй.

Ниже по утесу сползала вертикальная трещина шириной фута в три, но глубиной не больше нескольких дюймов. Медленно, осторожно, передвигаясь от одной опоры к другой, пользуясь где можно вторым железным стержнем, вынутым из щели, — первый пришлось оставить наверху — добрался я до этой трещины.

По камню вокруг меня ударили капли дождя, и порыв ветра, сильнее первого, рванул одежду. Упершись подошвой одной ноги в край трещины позади меня, а коленом — в другой край, впереди, осторожно действуя руками, я начал спускаться.

Несколькими футами ниже трещина ушла глубже в скалу, так что удалось упереться в задний край ещё и плечом. Таким вот образом, используя приемы, которым научился в детстве, карабкаясь по скалистым берегам, я спустился не меньше чем на шестьдесят футов. Здесь нашел хорошую опору для ноги и отдохнул немного, а ветер с дождем хлестали по спине и плечам. Скала прямо подо мной была гладкая как простыня, без малейшей опоры для руки или ноги. Однако внизу её мне удалось разглядеть при вспышках молний выступ шириной в несколько дюймов — край второй каменной плиты, перекрывавшей ту, на которой я переводил дух.

Я осторожно выбрался на гладкую поверхность, распластавшись по скале. Потом отпустил опору и заскользил вниз. На миг меня охватил панический ужас при мысли об огромной глубине подо мной и о том, что случится, если я промахнусь и не попаду на выступающую кромку или не сумею задержаться на ней.