Арсений Малинский - Линия перемены дат

• Название: Линия перемены дат
• Автор: Арсений Малинский
• Издательство: Приморское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1957

---

Рокот машины становился все ближе.

— Бежим! — предложил человек в ватнике, и в ту же секунду его рука коротко поднялась и опустилась. Страшный, ломающий кости удар обрушился на голову бригадмильца. Человек в ватнике подтащил неподвижное тело к обочине и поволок его в кусты. Перебежал шоссе и, ломая ветки кустарника, побежал вверх по склону. Переждал, когда машина прошла. Затем вышел на шоссе и неторопливо пошел в сторону Северогорска.

8. ОСКОЛКИ РАЗБИТОГО ВДРЕБЕЗГИ

Над Северогорском по-прежнему бушевал тайфун. Косые плети проливного дождя безжалостно секли лица редких ночных прохожих, заставляли идти быстрее. Низко летящие тучи цеплялись за крыши домов, взбежавших за последние годы далеко вверх по склонам сопок, у подножья которых раскинулся город. Порывистый злой ветер бешено раскачивал фонари вдоль Озерновской косы. Казалось чудом, как хрупкие стеклянные баллоны выдерживают такой натиск дождя и ветра. На Раздельном озере, отгороженном от залива узкой дамбой, толпились короткие и крутые, с белыми гребешками волны.

Человек, шедший со стороны Промышленного поселка, остановился, глубже втянул шею в короткий воротник насквозь промокшей телогрейки и зашагал, разбрызгивая лужи высокими резиновыми сапогами, туда, где домики почти вплотную притиснулись к берегу озера. Отсчитав шестой дом справа от дороги, он поднялся по глинистой, скользкой стежке, отдышался, нащупал щеколду калитки и вошел в казавшийся вымершим дворик. Постучал в дверь отрывисто, часто и опять отрывисто. Стук гулко отозвался внутри дома. Пришелец огляделся. Стоявшая у двери лопата и метла на длинной ручке указали: дом обитаем. Он постучал вторично. Молчание. Человек в промокшем ватнике сошел с крыльца и приник к занавешенному окну. Сквозь узкую щель между занавеской и боковиной рамы заметил полоску света, куснул нижнюю губу и нетерпеливо застучал в окно: отрывисто, часто и отрывисто. Дверь отворилась.

— Вам кого? — хрипловато, будто спросонья, осведомился хозяин с порога.

— Лисовского, — ответил человек в ватнике и сунул правую руку в карман брюк.

— А в чем дело? Я Лисовский, — по-прежнему загораживая дверь, неприметно оглядев двор и улицу, сказал хозяин.

— Я с шестьсот семьдесят девятого сейнера. Из Жировой. От Никифорова.

— Входите, — посторонился хозяин, но гость не спешил воспользоваться приглашением. Он даже отступил на шаг, продолжая держать руку в кармане.

— Понимаю… — Хозяин сошел с крыльца и придвинулся к пришельцу. — Значит, от механика Никифорова, Кузьмы Даниловича?

— Отвыкли или забыли отзыв? — Гость смело прошел в дверь. Лязгнули запоры. Здесь берегли себя. От людей. Хозяин распахнул дверь в комнату. На гостя пахнуло уютным, насиженным теплом. Он с удовольствием потер руки и начал стаскивать ватную куртку. У его ног сразу образовалась лужа.

— Я наслежу у вас.

— Ничего, такие следы легко уничтожить, — заметил хозяин и неожиданно скомандовал: — Правую руку вверх!

Ничуть не удивившись, гость выполнил приказание. Хозяин бесцеремонно повернул его боком к лампе и осмотрел выбритую подмышечную впадину. «Всё правильно, — удовлетворенно подумал он, заметив уже зажившую крестообразную царапину в подмышке. — Последняя проверка…»

— Одевайтесь, — приказал хозяин и подал гостю сухую одежду.

Пока шло переодевание, оба молчали.

— Ну, как погодка?

— Мерзкая погодка, что и говорить. — Хозяин положил пистолет на край стола. Гость усмехнулся.

— Однако вы внимательны к гостям. Это — что? Осторожность или привычка?

Хозяин повернулся к нему.

— А вы сами не забыли схватиться за свою игрушку, увидев меня. — Он сделал старомодный радушный жест. — Прошу садиться. Это, если хотите, привычка. К осторожности…

Абажур лампы прятал лицо хозяина. Гость недовольно покосился на лампу.

— А у вас, милый мой, это больше, чем осторожность. — Хозяин внимательно смотрел в бледное, с тонкими правильными чертами и коротко подстриженными светлыми усиками лицо гостя, отметил слегка припухшие веки и тени усталости под скулами. — Тяжело досталась поездочка?

Гость встал и остановился перед хозяином, раскачиваясь на носках.

— А что? Путевочку в санаторий приготовили? Смотрите, мне полагается. — Он недобро улыбнулся в лицо хозяину. — Пришлось кончить одного.

Он достал из кармана массивный никелированный кастет и хвастливо подбросил его на ладони.

— Прекрасное оружие. Бесшумное и безотказное. В умелой руке, конечно. Так что я в своем роде ударник. А вы — хозяин. Так премируйте. Ведь это здесь, у вас, практикуется.

Хозяин провел по лысине длинной темной ладонью.

— Вообще — да. А у меня — нет. Здесь — это пока еще не у меня. И зарубите себе на носу, молодой человек. Здесь легко можно получить путевку. В дом отдыха. Прекрасные условия: четыре стены, тишина, надежная охрана и небо в крупную клетку… А вот вы сами проговорились своим «здесь». Значит, вы оттуда? — кивнул он подбородком на окно. Гость согласился.

— Выговор чистый. Долго учились?

Гость пожал плечами.

— Разговор выходит за рамки служебного. Впрочем, я не отвечаю за последствия. Вы первый затеяли его. Меня не упрекнут в болтливости. Но ответить могу. Язык знал с детства. Потом начал было уже забывать. Помогли три с половиной года плена. Практика богатая… — Он заглянул в темную спальню, неприметно зевнул. — Лисовский… Лисовский… Надо полагать, это не единственная ваша фамилия?

— Здесь задаю вопросы я. А вы отвечаете. — Лисовский встал и подошел к гостю. Высокий и костлявый, он был на голову выше широкоплечего пришельца. — Вам это надо знать. Впрочем, это извинительно. Вы устали, наверное, не знаю уж как величать вас по имени-отчеству.

— Николай Петрович Пряхин.

— Неглупо. Ничто — даже имя и фамилия — не должно бросаться в глаза и резать уши. Русские люди не те стали, что в светлой памяти мои времена. Да, не те. Они научились делать такое, что вашим там и не снится. И думать. Да так, что один неосторожный шаг… Я не ошибусь, сказав: едва ли он кончится благополучно. Впрочем, что же это я? Вас покормить надо. Нотации — плохая пища для «ударника».

Он полез в духовку. Вкусно запахло жареным мясом. Пряхин голодными глазами следил за хозяином. Тот перехватил его взгляд и ухмыльнулся.

— Отведайте, сам готовил. Живу, как видите, бобылем. Раз в неделю соседка моет полы. — Старик поколебался, достал из шкафа бутылку водки и две стопки. — Выпьете с ветерка?

Гость кивнул.

— Сегодня о деле говорить не будем. Я не расположен, да и время терпит. — Лисовский залпом выпил стопку и шумно втянул воздух ноздрями пористого носа. Поглядел из-под кустистых, с прозеленью, бровей.

— Знаете, соскучился я по настоящему интеллигентному собеседнику, с которым не надо следить за каждым словом и опасаться, что сболтнешь невпопад. Поэтому прошу не думать, что я выпытываю у вас личные или служебные тайны. Этот частный разговор останется между нами. — Он скупо улыбнулся. — Пока вы мне нравитесь. Есть в вас эдакое… — Лисовский щелкнул пальцами.

— Идейность проглядывает? — усмехнулся гость.

— Нет, Николай Петрович, или как там вас еще зовут. Какая уж у нас идейность. Бесконечная, неутолимая злоба, ненависть… Русский язык богат. Синонимов можно подобрать много. Вы человек свой, поймете. Молчать иногда трудно… Вот слушайте. Перед первой мировой учился я в Петербурге, в Технологическом. А здесь — на счастье или несчастье — окочурился мой папаша. Первой гильдии купец и рыбопромышленник. Гремело его имя в этих краях. Великий блудник был папаша. Ни одной девки или смазливой бабенки на промыслах не пропускал. Туземками тоже не брезговал. Позже я узнал: доставили ему какую-то девчонку-туземку в его здешнюю резиденцию. А тут, смотри, жених и еще какой-то русский парень явились: отдай, дескать. Папаша приказал принять их в плети. Туземца уже забивать начали, свалился. А русский парень подскочил к отцу и всадил ему охотничий нож по рукоять в брюхо. Так и стал я богатым наследником. Быстро узнали. Начали увиваться около меня разные. Познакомили с видными столичными людьми. Был среди них такой писака Аркадий Аверченко — лизоблюд и остряк. Удрал от революции за границу. Как, собственно, удрали и вы. Впрочем, не вы, а ваш батюшка…

Гость смотрел на хозяина в упор. Его раздражали эти бесконечные вводные слова. «А умная бестия. Интересно, кому он еще служит?» — думал он.

— …Так вот, уже в советское время мне попалась его книжонка, бог весть какими путями перешедшая государственный рубеж. Об этой книжонке писал Ленин. Все в ней было правдиво… И мерзко. Называлась она «Осколки разбитого вдребезги»… Так-то, батенька…

Лисовский резко поднялся. Тяжелая рука задела стопку, стаканчик подкатился к краю стола, упал и разлетелся на полу, коротко и жалобно звякнув. Уродливая тень на стене выпустила черный отросток, он вытянулся в сторону окна и замер.