Фредрик Браун - Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!

• Название: Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!
• Автор: Фредрик Браун
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-07086-9

Уже первые вышедшие по-русски произведения этого замечательного писателя сделали его имя не менее популярным, чем имена Брэдбери, Шекли, Саймака и других звезд американской фантастики. Мастер парадоксов, блестящий юморист, неиссякаемый источник оригинальных сюжетов — вот главные характеристики Фредрика Брауна. В сборник входят лучшие произведения автора, с большинством из которых отечественный читатель познакомится впервые.

---

— Но эти леди по ночам не катаются. Впрочем, извините, я вас слушаю…

— Внезапно из какого-то переулка прямо мне под колеса выкатилась девушка на велосипеде; она тоже разогналась вовсю. Я среагировал довольно быстро, нажал на тормоз. Ей было не более семнадцати лет, волосы были повязаны пестрым платком по-цыгански, с узлом сзади. Одета она была в зеленую безрукавку ангорской шерсти и велосипедные трусики. Велосипед был красного цвета.

— И вы успели все это заметить?

— Успел. Она как бы отпечаталась у меня в памяти, я и сейчас ее вижу, будто все это было только вчера. В последний момент она повернула голову и взглянула на меня. Я хорошо помню испуганный взгляд и очки в массивной оправе.

Затормозил я так резко, что «ягуар» чуть не завертело волчком. У меня отличная реакция, но когда едешь на шестидесяти, можно только уменьшить скорость, но не остановиться, так что налетел я на нее со скоростью не менее пятидесяти миль в час… Удар был страшный… Я переехал ее сперва передними колесами, потом задними, и только метров через десять я остановил-таки свой «ягуар»…

Впереди я увидел павильон полицейского поста, выскочил из машины и побежал туда. У меня не хватило смелости оглянуться и посмотреть на то, что осталось позади. К тому же… я все равно ничем не мог ей помочь. Она наверняка погибла — такого удара хватило бы на десятерых.

Я сломя голову вбежал в павильон, и едва отдышавшись, рассказал все полицейским. Двое из них пошли со мною на место происшествия. Поначалу я почти бежал, но копы шли шагом, и я тоже сбавил темп: сами понимаете, мне не хотелось оказаться там первым. А когда мы пришли на место…

— Догадываюсь, — перебил адвокат. — Не было ни девушки, ни велосипеда.

Кэйн кивнул.

— Мой «ягуар» стоял поперек дороги, фары горели, ключ торчал в замке зажигания, но мотор заглох. Ясно был виден тормозной след, он шел от самого переулка. Но больше ничего не было: ни девушки, ни велосипеда, ни крови, ни обломков. И на моем «ягуаре» не было ни царапины. Полицейские приняли меня за психа, и их можно понять. Они даже не позволили мне сесть за руль. Один из копов отвел машину на обочину, а ключ оставил у себя. Потом они отвели меня на пост и допросили.

Я провел там всю ночь. Можно было позвонить кому-нибудь из друзей, попросить связаться с адвокатом, чтобы он приехал и забрал меня под залог, но мне это даже в голову не пришло, так я был ошеломлен. Наверное, если бы даже меня отпустили, я не знал бы, куда идти и что делать. Мне нужно было успокоиться, хорошенько все обдумать, и полицейские предоставили мне такую возможность. Я был хорошо одет, в бумажнике лежала куча денег, и копы решили, что пусть даже я и псих, но псих состоятельный, а значит, и обходиться со мною надо соответственно. Вместо того чтобы запихнуть меня в отстойник для пьянчуг, они открыли отдельную камеру, где я мог размышлять сколько захочу. Ясно, что заснуть я даже не пытался.

Утром ко мне явился психиатр. Но я к этому времени вполне пришел в себя и надумал, что от полиции в этом деле толку мало, а значит, надо поскорее с нею развязываться. Я повторил свой рассказ, но тоном ниже — умолчал о том, как хрустнул велосипед под колесами «ягуара», и о толчке, из-за которого я чуть не вылетел сквозь лобовое стекло. Словом, у психиатра создалось впечатление, что я стал жертвой зрительной галлюцинации, и только. Он сказал, что такое, мол, бывает от утомления, и меня отпустили на все четыре стороны.

Кэйн помолчал, отхлебнул из серебряной фляжки.

— Вам все понятно? — вдруг спросил он. — Вы ни о чем не спрашиваете. Надо думать, вы мне просто не верите.

— Сейчас спрошу. Вы уверены, что провели ночь на сорок четвертом посту? Вам это не пригрезилось? Я смогу найти документы, подтверждающие это? Они могут пригодиться, равно как показания полицейских и психиатра: можно попытаться доказать, что вы невменяемы и, таким образом, не несете ответственности за свои действия.

Кэйн криво усмехнулся.

— Конечно, все это было на самом деле. И столкновение тоже было. Правда, ночь на полицейском посту проще доказать — сохранился протокол, да и копы меня, наверное, запомнили.

— Ясно. Рассказывайте дальше.

— Так вот, полиция списала все на галлюцинацию и успокоилась. Тогда я решил действовать сам. Я завел «ягуар» на яму, осмотрел снизу, но не нашел никаких следов. Выходило так, что и в самом деле ничего не случилось: по крайней мере, машина этого не заметила.

Тогда я зашел с другого конца: решил установить, откуда взялась велосипедистка. Я нанял частных детективов — это обошлось мне в несколько тысяч, — и они прочесали всю округу, разыскивая девушку по моему описанию, с велосипедом или без. Они нашли несколько похожих девушек и незаметно показали мне. Без толку.

Наконец через своих друзей я познакомился с психиатром, самым лучшим и, ясно, самым дорогим в здешних местах. Угробил на него два месяца, и все зря. Я так и не добился от него, что он думал по этому поводу. Вы, наверное, знаете, как работает психиатр: позволяет вам выговориться, подталкивает к самоанализу и ждет, когда вы сами объясните себе и ему, в чем причина ваших бед. После этого пациент благодарит врача, а тот благословляет его и отпускает с миром. Такой подход срабатывает, если пациент подсознательно знает решение своей проблемы, но у меня-то был совсем другой случай. В итоге я решил поберечь время и деньги и отказался от услуг психиатра.

Но проблема оставалась, и я доверился кое-кому из ближайших друзей. Один из них, профессор философии, рассказал мне, что есть такая наука, онтология. Я кое-что почитал и начал помаленьку догадываться. Дальше — больше, наконец я пришел к решению, а оно повлекло за собой совершенно поразительные выводы. Правда, вчерашний вечер показал, что эти выводы не совсем верны.

— Он-то-ло-ги-я, — проговорил Мерсон. — Что-то я такое слышал, но не могу припомнить…

— Уэбстеровский словарь определяет ее так: «Онтология — наука, занимающаяся вопросами бытия или реальности; отрасль знания, объясняющая природу, основные свойства и связи существования как такового». — Кэйн посмотрел на часы. — Извините, Морти, но рассказывать придется долго. Я утомился, да и вы, наверное, тоже. Может, отложим до завтра?

— Хорошо, Ларри, — согласился Мерсон и поднялся. Кэйн прикончил виски и отдал фляжку адвокату.

— А нельзя ли нам и завтра поиграть в сенбернара и альпиниста?

— Я побывал на сорок четвертом посту, — начал назавтра Мерсон, — и отыскал протокол допроса. Еще я встретился с одним из полицейских, что были с вами на месте… словом, у вашей машины. Все подтвердилось, за исключением самого инцидента.

— Ну, тогда я, пожалуй, начну с того, на чем вчера остановился, — сказал Кэйн. — Итак, онтология изучает природу самой реальности. Начитавшись философских трудов, я сделался солипсистом. Солипсизм утверждает, что весь окружающий мир — всего лишь продукт воображения индивида… в данном случае — моего воображения. То есть я — реален, а все прочие вещи и люди существуют лишь в моем мозгу.

— То есть, — нахмурился Мерсон, — эта девушка на велосипеде сначала существовала только в вашем воображении, а потом, когда вы на нее наехали, перестала существовать, так сказать, ретроспективно? Исчезла и не оставила по себе никакого следа, если не считать ваших переживаний?

— Вот и я рассуждал так же и наконец надумал поставить решающий опыт: убить кого-нибудь и посмотреть, что из этого выйдет.

— Но ведь людей убивают каждый день, Ларри, а я что-то не слышал, чтобы они исчезали вместе со своим прошлым.

— Поймите, тех людей убиваю не я, — истово объяснил Кэйн. — Это совсем другое дело, если считать весь мир продуктом именно моего воображения. А девушку на велосипеде убил я, лично, сам.

— Ну ладно, — Мерсон глубоко вздохнул. — Значит, вы решили убить кого-нибудь, чтобы проверить вашу гипотезу, и застрелили Кинни Кин. А почему она не…

— Да нет же! — перебил Кэйн. — Я убил совсем другого человека, и было это с месяц назад. Это был мужчина. Нет смысла называть его имя и прочее, потому что с тех самых пор он исчез так же абсолютно, как и девушка на велосипеде. Конечно, результат этого опыта я предсказать не мог и не стал в него палить чуть ли не у всех на глазах, как в ночном клубе. Я был очень осторожен. Даже если бы он не исчез, полиция никогда не вышла бы на меня.

Итак, я убил его, обнаружил, что все его следы в прошлом исчезли, и решил, что моя теория подтвердилась. С тех пор я начал носить с собой револьвер. Я был совершенно убежден, что смогу убить кого угодно, когда угодно, причем совершенно безнаказанно. Моральная сторона дела меня не заботила: при чем тут мораль, если я убиваю не человека, а лишь плод собственного воображения?

— Как сказать… — буркнул Мерсон.

— Вообще-то я человек спокойный, — продолжал Кэйн. — До вчерашнего вечера я ни разу не пускал револьвер в ход. Но эта дрянь хлестнула меня по лицу, причем очень сильно, что называется, от всей души. Я света не взвидел, автоматически выхватил револьвер и нажал курок…