Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей

• Название: Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей
• Автор: Олег Айрапетов
• Жанр: Военное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9950-0420-2

Новое фундаментальное исследование известного российского историка Олега Рудольфовича Айрапетова по истории участия Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 гг. (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 г. стране.

Вторая книга повествует о событиях 1915 г.

---

В марте ситуация изменилась до такой степени, что в какой-то момент даже генерал Ю. Н. Данилов изменил свою точку зрения. В письме 3 (16) марта 1915 г. командующему Северо-Западным фронтом генералу Н. В. Рузскому, отстаивая идею наступления в Венгрию, он писал: «…положение на Балканах складывается так, что, надо думать, Проливы будут открыты, и нам придется принять участие в десантных действиях; все к этому уже подготовлено»37.

3 марта 1915 г. союзники были проинформированы, что русский армейский корпус выдвинется к Проливам, как только союзники форсируют Дарданеллы. Был назван и срок готовности русских десантных сил – две-три недели. В этот день Военный совет союзников уже обсуждал действия после взятия турецкой столицы38. В Ставке также определились с планами относительно будущего Константинополя. В русскую зону оккупации должны были попасть Стамбул и Фанар с предместьями39.

Не имея возможности осуществить десант на Проливах, Ставка считала необходимым в случае успеха союзников быть готовой к оккупации как минимум Босфора и части Константинополя. Без присутствия вооруженной силы в этом районе интересы империи не были бы гарантированы никакими соглашениями с Англией и Францией. Между тем в Одессе и Севастополе можно было собрать скорее оккупационную армию, чем силы, достаточные для атаки противника на сложных от природы и к тому же укрепленных позициях. Турецкие силы, которые мог встретить десант, были по-прежнему значительными. Сводка русской разведки на 25–26 февраля (10–11 марта) сообщала о том, что в районе Константинополя находятся восемь полевых дивизий, а непосредственно гарнизон города составляют семь резервных пехотных, два кавалерийских и один артиллерийский полки, один инженерный и один обозный батальоны. Все вместе составляло не более 20 тыс. человек, вооруженных разнообразным стрелковым оружием – винтовками Винчестера, Манлихера, Маузера40.

Положение казалось обнадеживающим для Антанты, в сводке сообщалось: «По мере успеха бомбардирования Дарданелл угнетенное настроение в Константинополе переходит в панику. Султан готовится переехать в Бруссу. По мнению Кольмара фон дер Гольц-паши, союзный флот достигнет цели через две недели. Затопление старых судов в Дарданеллах закончено. Население относится к младотуркам и германцам враждебно»41. Тем временем Черноморский флот продолжал активно действовать у Босфора и Зунгулдака. Непосредственный ущерб противника от этих действий был невелик (за исключением удара по снабжению турецкой столицы углем), но военный эффект эти действия все же имели.

Турецкое командование волновала возможность появления русского десанта под Константинополем, а также выступления Балканских государств. О. Лиман фон Сандерс не знал подробностей относительно готовности Черноморского флота и его чрезвычайно тревожила информация разведки о концентрации войск и судов в Одессе. Германская агентура доносила о средоточении в Одессе транспортного флота, готовящегося к перевозке войск42. Это была правда: офицеры прибывавших частей получали карты побережья Босфора, шли постоянные учения по посадке на транспорты и высадке с них (впрочем, результаты учений были весьма неутешительными для нас)43. Окончание погрузки всего необходимого для перевозки войск на Босфор на транспорты, стоящие в Одессе, было первоначально запланировано на 2 (15) марта. Впрочем, вскоре необходимость в спешке отпала: 2–4 (15–17) марта никакой информации о действиях и планах союзников так и не было получено44.

Между тем в случае комбинации англо-французской атаки на Дарданеллы с русской на Босфор О. Лиман фон Сандерс считал возможным вывод Турции из войны, при том что Болгария при такой ситуации в лучшем случае останется нейтральной45. Эти страхи возрастали с активизацией действий русского флота с марта 1915 г., сопровождавшейся постановкой мин у Зунгулдака и Эрегли и бомбардировкой Трапезунда, совпавшей с наступлением Кавказского фронта (май 1915 г.). За первые четыре месяца войны корабли Черноморского флота прошли в море свыше 11 тыс. миль, то есть приблизительно путь от Кронштадта до Владивостока. Длительное пребывание в походе сказывалось на механизмах устаревших русских линейных кораблей46. В Турции явно опасались русского десанта и предпринимали активные меры по фрахту свободного тоннажа в Черном море.

Для того чтобы нейтрализовать эти действия, командование Черноморского флота получило распоряжение – топить в море все, что невозможно привести в русские гавани. Ответ штаба флота от 12 (25) марта 1915 г. был энергичен и прост: «Относительно обращения с пароходами нейтральными и турецкими нас нельзя упрекнуть в излишней щепетильности. Топим все, что встречаем и не можем увести в свой порт»47. Несмотря на ободряющую информацию от союзников и радужные прогнозы, Ставка по-прежнему не была настроена штурмовать Босфор, а все ее меры в сухом остатке сводились к подготовке перевозки 5-го Кавказского корпуса для оккупации выделенной России зоны на Проливах. Великий князь понимал значение Константинополя, но ничего не мог поделать: у него не было резервов, в Карпатах все еще держался Перемышль, вслед за падением которого Ставка планировала осуществить вторжение на Венгерскую равнину. Основную роль в штурме Проливов и турецкой столицы должны были сыграть союзники.

Между тем уже в начале 1915 г. они начали сомневаться в «русском паровом катке» или, во всяком случае, в его беспредельных возможностях. Тогда же впервые возникла идея расширения круга участников Антанты за счет государств Балканского полуострова, в частности Румынии и Греции. Эти проекты сразу же усложнили и без того непростую картину противоречий между Англией, Францией и Россией. Новые комбинации ставили на повестку дня необходимость учитывать интересы потенциальных союзников, зачастую взаимоисключающие друг друга. Так, например, с точки зрения А. Бриана, одной из возможных целей русского десанта могла стать Варна. Русский экспедиционный корпус должен был бы способствовать переориентации правительства Кобурга на Антанту или его падению. Вслед за этим, по мысли А. Бриана, могло бы последовать выступление Румынии и Греции (тем более что турецко-греческая граница была оголена)48.

В это же время начали расти и греческие претензии на турецкое наследство. Их питали не только надежды на слабость турок, но и страх перед Россией. Ее усиление на Проливах, естественно, означало бы конец «Мегали идеа» (Великая идея) с ее византийской составляющей. Это вызывало недоверие русской дипломатии. «Я Вам сообщил о колебаниях г. Венизелоса в вопросе уточнения [греческих притязаний], – писал 22 января (4 февраля) 1915 г. русский посланник в Афинах С. Д. Сазонову, – какового из деликатности он стремился избежать. Это носило характер извозчичьего «Сколько пожалуете». В наше время приобретений тот, кто ничего не желает, хочет всего… Я далек от того, чтобы преувеличивать опасность для нас со стороны эллинизма. В этой стране имеются мудрые люди, например Венизелос; но равным образом имеются и такие – и их число, быть может, растет вместе с нашими победами, – которые действуют под впечатлением надвигающейся славянской опасности и которых привлекают мечты о Византийской империи. Немцы путем подкупа прессы или другими способами в значительной мере содействовали внедрению здесь яда подобного рода мыслей. Помимо того, Венизелос не бессмертен»49.

Германскую пропаганду не останавливала внешняя нелогичность подобного рода действий. Они запугивали греческое и румынское правительства русской угрозой, правильно ставя во главу угла проблему Проливов. В конце концов, греческое правительство 15 февраля 1915 г. категорически отказалось присоединяться к Антанте, и в результате Париж и Лондон сосредоточились на том же вопросе50. 4 марта А. фон Тирпиц отметил: «Нынешний кризис, без сомнения, найдет свое решение в Риме и в Дарданеллах (там все зависит от турок). У румын и их товарищей мороз прошел по коже при мысли, что Константинополь будет русским; впрочем, румынским негодяям это было бы поделом»51. В этом вопросе германские моряки не расходились во мнениях с военными. 13 марта 1915 г. М. Гофман записал в своем дневнике: «Политически атака на Дарданеллы полностью на пользу нам. Они сейчас ссорятся из-за Константинополя, и все Балканские государства находятся в состоянии раздражения. Никто из них не захочет увидеть Англию или Россию на Дарданеллах»52.

Тем не менее, какими бы ни были фобии и мании Софии, Афин и Бухареста, они явно не стремились рисковать, то есть занимать определенную позицию по наиболее важным для воюющих сторон вопросам. Колебания предоставляли возможность для маневра в пользу того, кто казался сильнейшим53. Одним из наиболее важных вопросов по-прежнему оставался транзит военных грузов в Турцию. Просьбы о немедленной помощи одна за другой следовали из Константинополя в Берлин. Турки были вынуждены разоружать крепости во внутренней Турции и за счет их арсеналов снабжать армию на Дарданелльских позициях. Часть корабельной артиллерии также снималась с судов вместе с обслуживающими командами54. Положение турок становилось весьма тяжелым. Естественно, в этих условиях резко возрастала и без того значительная важность Румынии. 9 марта 1915 г. А. фон Тирпиц записал: «Мы уже решили было, что Румыния уступит и пропустит наши поезда с боеприпасами (в Турцию. – А. О.). Но вчера румыны опять заартачились. При этом обе стороны осыпают негодяев золотом»55.