Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад

• Название: Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1917 год. Распад
• Автор: Олег Айрапетов
• Жанр: Военное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9950-0480-6, 978-5-9904362-7-5

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.

В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

---

Алексеев в ответ пообещал немедленно доложить императору о состоявшемся разговоре и сразу же ответить о принятом им решении. Великий князь остался ждать ответа у аппарата66. «Государь выслушал, – свидетельствовал генерал-квартирмейстер Ставки, – и сказал начальнику штаба, чтобы он передал Великому Князю, что Государь его благодарит за совет, но что он знает, как надо поступить»67. Все изменения в составе правительства были отложены до приезда императора в Царское Село. Алексеев сообщил Михаилу Александровичу о том, что его предложения отвергнуты и что на следующий день император намеревается сам направиться в столицу, куда будут направлены также 4 пехотных и 4 кавалерийских полка. От себя Наштаверх добавил сочувствие предложенному проекту и попросил великого князя «настойчиво поддержать» их при личном докладе на Высочайшее Имя68. Со своей стороны Алексеев пообещал снова доложить об этих предложениях монарху69. Итак, Алексеев несколько раз просил Николая II не покидать Могилев. По мнению генерала, эта поездка была опасной. В этот момент Наштверх склонялся к посылке сильной карательной экспедиции. Лукомский, постоянно находившийся при Алексееве, считал, что поездка в Царское Село абсолютно бессмысленна. В лучшем случае смысл имела бы поездка в Особую армию, где были сосредоточены лучшие гвардейские части. Однако император боялся за свою семью70.

Вечером генерал повторил свои попытки. Вслед за разговором с Михаилом Александровичем последовала телеграмма от председателя Совета министров. Голицын просил пойти на те же уступки и немедленно распустить собственное правительство. Больной Алексеев поначалу хотел отправить эту телеграмму к Николаю II с дежурным офицером, но потом передумал и по совету Лукомского пошел сам. Разговор не состоялся: император был очень недоволен и не захотел продолжать обсуждение этого вопроса71. По свидетельству Лукомского, к 9 часам вечера Алексееву вроде бы удалось уговорить императора не покидать Ставку, но на ответственное министерство монарх не соглашался. «На коленях умолял Его Величество», – сказал он (Алексеев. – А. О.), грустно качая головой, возвратившись из дворца: «не согласен»72. Когда сразу же после февральских событий император узнал об этих словах Алексеева, то он был очень удивлен, и сказал, что Алексеев действительно говорил с ним об ответственном министерстве, но, конечно, не стоя на коленях. «Что же касается отъезда из Ставки, то такого совета Государь от Алексеева не слыхал»73.

Поезд императора в движении. Борьба вокруг

Литерные поезда были подготовлены к 23:00, но с выездом из Могилева возникли проблемы. Генерал-квартирмейстер Ставки считал невозможным отправку поездов до 6:00 28 февраля (13 марта) без предварительной подготовки1. Тем не менее в 12 часов ночи император проследовал на вокзал. Для многих это было неожиданно и в штабе сразу же поползли слухи об отречении Николая II в пользу великого князя Михаила Александровича: «Ставка была ошеломлена в полном смысле этого слова»2. На станции, уже в своем поезде, император принял с докладом Н. И. Иванова, дав ему фактически диктаторские полномочия: члены правительства обязаны были «беспрекословно» выполнять все требования генерала3. Но чем ближе была минута отправления, тем менее Николай II был уверен в успехе своей экспедиции. Ряд сотрудников Ставки – прежде всего Бубнов и Базили – в частных разговорах убеждали его в том, что самая важная задача момента заключается в опасности гражданской войны, которую надо избежать любой ценой4. Можно сказать, что он вообще не торопился с отъездом, понимая, что выделенного ему батальона до подхода войск с фронта будет недостаточно для выполнения поставленной задачи. Кроме того, генерал понимал, что в случае если войска останутся лояльными, то, как он сказал позже, «можно… десятки тысяч положить»5. Но в Ставке он мотивировал свою неторопливость нежеланием нарушать график железнодорожного снабжения фронта продовольствием и боеприпасами.

В 5 часов утра 28 февраля (13 марта) императорский поезд отправился из Могилева на Петроград6. Его путь шел через Оршу, Вязьму, Лихославль. Вслед за ним отбыл эшелон генерала Иванова, он следовал в направлении на Петроград через станцию Дно. Перед отъездом Иванов говорил по аппарату Юза с Хабаловым: тот уже не контролировал положение в столице7. Утром 28 февраля в его распоряжении оставалось около 600 пехотинцев и 500 кавалеристов при 15 пулеметах и 12 орудиях. Снарядов было только 80. Достоверной информации о том, что происходит в городе, не было, ясно было одно – он уже контролируется властями8. В отряде Хабалова царило подавленное настроение, генералы начали терять контроль над своими подчиненными9. Днем 28 февраля (13 марта) войска, находившиеся в Адмиралтействе, получили просьбу морского министра очистить здание. В случае отказа мятежники обещали обстрелять отряд Хабалова из уже потерянной властями Петропавловской крепости. Его солдаты не имели продовольствия и почти не имели боеприпасов, пробиться через город, действуя холодным оружием, было явно невозможно, да и Хабалов не верил в успех такого прорыва. В пребывании в здании Адмиралтейства не было уже никакого смысла.

В результате было принято решение разойтись мелкими группами. «Просто разошлись, – говорил Хабалов на допросе, – постепенно, оставив орудия… Сдачи не было. Кому же сдаваться? Сдаться можно было, если бы были войска, а тут кому было сдаться? Сдаться было некому. Но и выйти вооруженными, так как стреляли, нельзя было»10. В 12 часов дня Адмиралтейство было очищено11. Оставшиеся в здании старшие офицеры и генералы собрались на 3-м этаже, в чайной, ожидая своей участи. Здесь они и были арестованы12. Бывшего командующего Петроградским округом задержала толпа нижних чинов, перешедших на сторону революции, которые осматривали последний оплот правительства13.

Так как император отдал распоряжение о подчинении всех министров Иванову, назначенному главнокомандующим Петроградским военным округом, то Николай Иудович просил проверить точность этого распоряжения, сделанного устно, по телеграфу. Алексеев ответил, что в этом нет необходимости, однако распоряжение Николая II фактически не выполнил. Начальник штаба смог известить об этом только военного министра. Алексеев предоставил Иванову исключительно полномочия введения военно-полевого суда. Иванов не стал настаивать, так как на следующий день надеялся встретиться с императором в Царском Селе14. Днем император распорядился выделить в его распоряжение наиболее надежный батальон крепостной артиллерии Выборга и два таких же батальона из Кронштадта15. В 15:00 поезд Николая II был в Вязьме, в 21:27 – в Лихославле. К утру он надеялся быть в Царском Селе. Но на станции Малая Вишера была получена информация, что близлежащие станции – Любань и Тосно – заняты революционными войсками, имевшими на вооружении пулеметы. Поезд повернул на Старую Руссу: чем дальше от столицы, тем более спокойной была обстановка. Встретившийся поезду воинский эшелон, следовавший на фронт, приветствовал поезд императора гимном и криками «Ура!»16.

В отсутствие Верховного главнокомандующего абсолютный контроль за передвижением войск по существующему положению перешел к его начальнику штаба. 12 марта Генбери-Вилльямс отметил в своем дневнике: «Говорят, что Алексеев сделал все, чтобы убедить императора не распускать Думу и дать “правительству свободу действий, обращаться мягко с некоторыми частями”, которые восстали и отказались арестовать тех, кто принял участие в забастовках, но его убеждения были бесполезными, а Император, как говорят, был убежден в необходимости сохранения власти в своих руках. Этим утром, хотя ситуация здесь остается спокойной, по-прежнему приходят сообщения, и в воздухе чувствуется серьезная напряженность»17. На самом деле спокойствие было мнимым: оснований для волнений было уже достаточно.

Утром 28 февраля (13 марта) с санкции Родзянко член Государственной думы инженер Бубликов с помощью двух офицеров и команды солдат занял здание Министерства путей сообщения и арестовал министра и руководителей министерства18. Повсюду были расставлены караулы, запуганные служащие поспешили заявить о своей лояльности новым властям19. Как отмечал сам Бубликов: «Безропотно подчинились старшие, с великой радостью – младшие»20. В качестве комиссара МПС он направил по всем станциям железных дорог телеграмму, подписанную Родзянко и своим именем: «Железнодорожники! Старая власть, создавшая разруху во всех областях государственной жизни, оказалась бессильной. Комитет Государственной думы, взяв в свои руки оборудование новой власти, обращается к вам от имени Отечества: от вас теперь зависит спасение Родины. Движение поездов должно поддерживаться непрерывно с удвоенной энергией. Страна ждет от вас больше, чем исполнения долга – она ждет подвига. Слабость и недостаточность техники на русской сети должны быть покрыты вашей беззаветной энергией, любовью к Родине и сознанием своей роли транспорта для войны и благоустройства тыла»21.