Наталья Васильева - Черная Книга Арды

• Название: Черная Книга Арды
• Автор: Наталья Васильева
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-004204-3

«Был Эру, Единый, которого в Арде называют Илуватар» — так начинается знаменитая книга Дж. Р. Р. Толкиена «Сильмариллион». Вроде бы все понятно и просто: Творец, Эру, — благ, восставший против него Мелькор — воплощенное Зло. Зло должно быть побеждено. Но так ли уж правы победившие и такими ли ужасными злодеями были побежденные? Об этом рассказывает «Черная Книга Арды» — взгляд с другой стороны на всем известный мир Толкиена.

---

Майяр Намо были его иными я: навряд ли среди них можно было найти похожих. Изменчивы видения и сны — и изменчивыми были майяр Ткущего-Туманы. А к образам Валиэ Ниенны тогда прибавился еще один: Одинокая. У нее единственной не было продолжения в Сотворенных-майяр — она не пожелала этого. Да и какими могли бы стать сотворенные Видящей то, чего не будет уже никогда?

Майяр Йаванны Кементари, стройные и гибкие, как юные деревца, способны были принимать облик кэлвар и олвар — или танцевать на лесных полянах солнечными бликами; схожи с ними были Сотворенные Ваны, Девы-Весны и Индис-Невесты.

Ороме Великий Охотник не нуждался в Сотворенных: кому смог бы он передать исполнение своего предназначения? Он имел власть над творениями прочих Валар, но власть его была лишь в одном: сказав творению — ты — это я, приказать ему — не будь. Он мог войти в дом любого из Собратьев, и не было для него закрытых дверей. Если дерево Йаванны разрушало скалу, созданную Ауле, он убивал дерево. Если гора, созданная Ауле, закрывала путь реке Ульмо, он становился горой, и гора переставала быть. Он был — орудием воплощения Замысла. Ему неведомы были ни сомнения, ни страдания. Единожды он сказал — будь, и мысли его, ищущие и уничтожавшие то, что было против Замысла, стали Сворой. Мощные, молчаливые, непреклонные, никогда не теряющие следа псы мчались серыми тенями за белым конем хозяина, и не было спасения от них. Но все Айнур были творцами; не только Стая стала творением Ороме — и у него были майяр. И в первом из Сотворенных того, кто был призван разрушать, воплотилось жгучее желание творить: второе я Охотника.

Каждый из них создавал Сотворенных так, как привык и умел. Если бы кому-то из Детей довелось видеть Творение, он мог бы сказать: Ауле ковал, и Вайрэ ткала; Манве пел, и Йаванна взращивала ростки; Эстэ плела кружево, и Ирмо творил видения…

…не слуги, не орудия мои — мое продолжение, иные, чем я — фаэрнэй… Ночь Эа даст вам разум, Арта — силу и плоть. Пламя Творения — жизнь…

Изначальный пел, и сплетались в ладонях его нити звездного света и языки пламени, шорохи листвы, пение трав под ветром, шепот ломких льдинок, шелест дождя и звон ручья, и глуховатая песнь камня. Каждому из Начал — то, что изменяет его: Дереву — Вода, Металлу — Огонь, Камню — Ветер. Средоточием их — Арта…

…сила моя — ваша сила, радость моя — ваша радость, боль ваша — моя боль…

Из пламени и темного льда, из живой плоти Земли и вечной изменчивости бегущей воды, из призрачного тумана, из ночи и света звезд, из глубины видений явились они, его Сотворенные, в ком была часть души и сердца его, разума и силы его — сути его.

Таирэн Ортхэннэр, крылья Пламени, непокойное огненное сердце.

Сэйор Морхэллен, темный лед Ночи, в котором мерцают вечные звезды.

Время и Вечность, Тьма и Свет, Смерть и Жизнь, Будущее и Прошлое, Разум и Вдохновение, Танец и Песнь, Возрождение и Исцеление, Путь, Прозрение — Память и Надежда…

Старший из двух открыл глаза и, увидев лицо склонившегося над ним, — улыбнулся, потянувшись к Крылатому, как ребенок. Изначальный заглянул в глаза Сотворенному, положил руки ему на лоб и на грудь. Фаэрни сомкнул веки.

…вы будете подобны мне — но не такими, как я… не отражением, не тенью — иными… не орудиями, не слугами -

Сыновьями.

Учениками…

…Оглушающая волна чужой ненависти обрушилась на него, подобно гневу Эру; сейчас он был — душа без защиты плоти, сердце, распахнутое миру: он не успел заслониться, и клокочущая ярость сбила его с ног, швырнула в воющую воронку стремительной пустоты, лишая сознания и сил. Он перестал видеть и слышать, он терял себя; он не помнил, ни что было с ним, ни сколько длилось это. Только когда все кончилось, тьма мягко коснулась его пылающего лба, и звезды взглянули ему в лицо…

…Два неподвижных тела в золото-огненном сумраке кузни Ваятеля Ауле. В недоумении он смотрит на них, не понимая, как эти двое Сотворенных оказались здесь, откуда, что ему делать с ними.

Зачем ?

Отныне они — твои, Ваятель, зазвучал внутри его голос. Да помогут тебе эти орудия исправить искажение Замысла, что привнес в мир Отступник.

Слишком знакомы острые и тонкие черты лиц Сотворенных: не им созданы, не для его рук эти орудия — из тьмы и пламени, из огня и льда.

Зачем ?

Таково решение Круга Изначальных. Так станет во исполнение Замысла. Они — твои. Аулендили — отныне. Навеки. Да будет так.

…Тот, кого в Сфере Мира нарекли Тулкасом Астальдо, пришел в мир не по велению души: такова была воля Всеотца. Так Он сказал своему Сотворенному: Ты низойдешь в Арду, дабы сразиться с Отступником. Но часть Айну — та, что была призвана творить, — воспротивилась этому.

Он не умел сражаться и разрушать.

Но так повелел Единый.

И та часть его, что подчинилась велению Илуватара, воплотилась в мире, став Тулкасом Астальдо, Гневом Эру.

Единственный из всех Изначальных, Гнев Эру ненавидел Отступника.

Единственный из Валар, он не мог создать себе помощников — не может быть продолжения у того, кто сам лишен цельности. Вместо живого творил Вала Тулкас грубые статуи со смазанными чертами — словно скульптор с силой провел по лицу едва вылепленного изваяния. А он пытался — снова и снова; не потому даже, что так было сказано, скорее эти лишенные мысли и воли големы были для него надеждой на избавление от одиночества: прочие Валар сторонились его, как века спустя люди будут сторониться сумасшедших и прокаженных. В конце концов, не вынеся этого безумия, Нэсса Индис воззвала к Аратар, и Намо послал Могучему двоих своих иных я, тех, которые были наречены Махтаром и Меассэ во времена, когда Валинор начал говорить словами: Воителя и Воительницу.

И Могучий попытался творить — снова…

Стол, уставленный яствами и сосудами с хмельным вином, ждал уставших, сияющая сталь клинков ждала героев…

Ты, сложивший голову на поле брани, приди сюда, испей пьянящей багряной влаги, обнажи клинок, познай радость вечной битвы, счастье победы, познай силу богов, ощути ее в своей крови. Ты, умерший в бою, ты, для кого смысл жизни — битва, ты, жаждущий убивать и умирать, — здесь ждут тебя твои братья-воины. Ты сможешь пить кровь врагов, ты поднимешь рог с вином на пиру, девы воспоют твою храбрость и хмельной хоровод сраженья…

Изначальный поднялся и оглядел свои чертоги. Золото и багрянец застолья, предчувствие боя — как белый песок, жаждущий крови героев.

Да. Все так, как и должно быть. Все уже ждет тех, кого он видел в песне Единого, — воителей, алчущих крови, его детей. Они придут, дикие, пьяные смертью, презирающие боль; придут — и сядут за его столом. Они воспоют силу, и каждый из них будет победителем. Они — плоть от плоти, кровь от крови его — воины. Вечные победители.

Изначальный поднял чашу во славу тех, кто придет сюда, во славу Смертных, во славу своей песни. Той части музыки, которая соткана была для него, Валы Тулкаса…

…Чертоги Тулкаса в Валмаре похожи на выкрошившуюся мозаику. Словно кто-то начал украшать их — но ни на чем не мог удержаться мыслью дольше нескольких мгновений: потеря еще не обретенного. То, что умерло, не успев родиться. Грубое полотно, едва начатый гобелен, в котором невозможно различить замысел. Статуя, очертания которой начал и так и не окончил намечать скульптор. Краем глаза замечаешь то, что должно быть, не может не быть прекрасным, но, обернувшись, видишь пустоту там, где виделось нечто.

Весь чертог кажется одной огромной пиршественной залой — а может, так оно и есть. Бесконечный стол, уставленный блюдами, кубками, кувшинами, — единственное, что ощутимо и завершено, и могучий Вала — во главе его с тяжелым, червонного золота кубком, усыпанным алыми камнями, в руке. И темноглазые, темноволосые, в багрянце и золоте — с яростными криками сшибаются грудь в грудь, и звенят мечи, и кровь, празднично-яркая, течет по клинкам, и затягиваются на глазах смертельные раны — вечное празднество боя, багряное и алое пятнают золото и пурпур, и те, что мгновение назад умирали от ран, поднимаются, принимают чаши окровавленными руками, и смеются, и пьют драгоценное сладкое вино, и возглашают здравицы, сплескивая из чаш — во славу Единого и Могучих Арды, во славу Тулкаса Астальдо и Нэссы Индис; и золотое густое вино на их губах мешается с кровью…

И Махтар, чуть раньше сестры ступивший на порог, останавливается.

Потому что у всех пирующих в Чертоге Битвы — их лица.

Вала поворачивается к дверям, и замирают пурпурно-золото-алые фигуры вокруг него: каменеют поднятые руки, скрестившиеся мечи, безжизненными масками застывают лица, тускнеют, словно копотью подернувшись, глаза, течет на грудь вино из поднятого к губам кубка… Майяр чувствуют, как тянется к ним мыслью Могучий, но почти невозможным кажется остаться здесь, среди этих подобий живого, имеющих их образ и облик…