Жаклин Монсиньи - Петербургский рыцарь

• Название: Петербургский рыцарь
• Автор: Жаклин Монсиньи
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00063-2, 5-232-00062-4

Жаклин Монсиньи — одна из наиболее популярных французских писательниц, пишущих в жанре исторического романа. Издательство «Крон-Пресс» в 1994 г. выпустило трилогию «Зефирина», которая сразу же была замечена нашими читателями.

Предлагаем вам новое произведение писательницы — «Флорис». Во второй книге — «Петербургский рыцарь» — братья Флорис и Адриан де Вильнев-Карамей приезжают в Петербург, чтобы содействовать восхождению на престол дочери Петра I Елизаветы. Двор не доволен возвышением братьев, и их, путем тайных интриг обвинив в государственной измене, отправляют на каторгу. Множество приключений ожидает братьев и их верных друзей — встреча с цыганами, путешествие по Сибири, плен и бегство из Монголии, знакомство с Китаем.

---

— Вы красиво говорите, — холодно произнес Флорис, — но я все еще не вижу доказательств.

— Послушайте меня: действительно, я надел костюм священника, чтобы иметь большую свободу передвижения внутри посольства. Сначала я хотел избрать ремесло садовника — работа не слишком утомительная в этой стране, постоянно покрытой снегом. Но в сутане я мог свободно приходить и уходить, повсюду совать свой нос. Переодевшись мужиком, я ходил за вами в Зимний дворец; там я несколько раз терял ваш след, однако мне повезло: я смог помочь вам бежать, открыл окно, в которое вы выпрыгнули; я и закрыл его за вами. Потом я смешался с толпою слуг и выбрался из дворца в санях, везущих хворост. Вот, господа, какова правда и требуемые вами доказательства.

Флорис и Адриан переглянулись, они были смущены.

— Действительно, какой-то таинственный человек спас нас, — нерешительно произнес Флорис.

— Но ты мог это сделать с согласия наших врагов и с не известными нам целями. Если ты утверждаешь, что защищаешь нас, тогда почему шпионишь за каждым нашим шагом, роешься в наших вещах? — спросил Адриан. Слова его были не лишены логики.

— А, это, господин граф! Это приказ короля, поручившего мне тайно помогать вам, защищать вас, если придется (что я и сделал, проникнув следом за вами в Зимний дворец), а также незаметно наблюдать за вами. Я преуспел в первой части его указаний и потерпел поражение, исполняя вторую, — ответил Бопеу, философски пожимая плечами. — Чтобы окончательно убедить вас, господа, в истинности моих слов, знайте, что в тот вечер, когда был бал-маскарад, я прятался за гобеленами, откуда все видел и слышал. Король вручил алмаз маркизу де Ла Шетарди, затем попросил его удалиться, и, передавая вам письмо для царевны, поручил вам, в случае необходимости, присматривать за послом, особенно если тот начнет пренебрегать своей миссией.

В комнате повисла тяжелая тишина. Молодые люди, полностью убежденные доказательствами, приведенными Бопеу, были оскорблены сделанными им разоблачениями.

— О! — воскликнул уязвленный в самое сердце Флорис. — Это уж слишком! Король, мой повелитель, за которого я был рад отдать всю свою кровь, оказывается, не доверяет нам и приказал следить за нами, словно за злоумышленниками… А я еще уступил ему свою возлюбленную Полину! — едва слышно добавил он.

Адриан молчал. Он не меньше брата переживал нанесенное им оскорбление, однако, обладая характером более спокойным, старался по возможности заглушить закипевшую в нем злобу. Тяжкий день выдался для Флориса. Сколько неожиданных открытий! Бопеу понял их разочарование, и ворчливым тоном, в котором, однако, звучало искреннее сочувствие, произнес:

— Полно! Я старше вас, господа, и вот уже несколько лет работаю секретным агентом короля. Не забывайте, что он вполне мог бы удовлетвориться званием абсолютного монарха и отдавать приказы исключительно своим министрам. А он, почти столь же юный, как вы, решил стать во главе шпионской сети, целиком созданной его собственными руками. Великий руководитель не должен никому доверять. Я люблю нашего короля, он это знает, но слово Бопеу, если я узнаю, что он приказал следить за мной, я пойму его… Черт побери! Вы стали частью секретной службы, а не фигурой в котильоне. Либо добровольно принимайте условия игры, либо выходите из нее…

Именно так — прямо и откровенно — следовало говорить с молодыми людьми, чьи благородные и открытие натуры признали обоснованность аргументов Бопеу. Федор, Ли Кан и Грегуар одобрительно закивали головами; не стоит забывать, как трудно было снискать их расположение. Жорж-Альбер похлопал Флориса по плечу, словно спрашивая: «Ну, и чего ты ждешь? Давай, прекращай дуться».

— Клянусь Господом, вы правы, сударь, — смущенно воскликнул Флорис, — простите нас и вот вам моя рука!

— А для меня будет честью пожать вашу руку, ибо это рука честного человека, — добавил Адриан.

Никто не мог устоять перед обаянием братьев де Вильнев-Карамей, и Бопеу не был исключением, тем более что он совершенно не держал на них зла. Однако обмен любезностями был краток. Секретного агента быстро посвятили в разыгравшиеся только что драматические события и поручили ему вместе с Грегуаром, не привлекая к себе внимания, под покровом темноты отправиться за оставшимися сокровищами. И тот, и другой энергично запротестовали, потому что хотели поехать вместе с молодыми людьми. Но Флорис и Адриан предпочитали действовать вместе с Федором и Ли Каном, и сумели доказать товарищам, что в случае опасности кто-то должен остаться на свободе, чтобы предупредить короля. Затем маленький отряд, вооруженный до зубов и с запасом провизии, облачившись в сермяжные кафтаны и теплые армяки, выехал из Петербурга через Усть-Ижорские ворота, чтобы подняться по замерзшей Большой Неве до самой Ладоги. В этот ночной час дул резкий ветер. Снег обжигал глаза лошадей, которых французские всадники, несмотря на ветер, заставляли двигаться вперед, впиваясь в их бока острыми шпорами. Животные ржали и взбрыкивали.

— Господи, — обернулся Флорис к брату, — мы опоздаем!

Но ветер унес его слова, и Флорис в отчаянии поднял глаза к черному небу, по которому бежали огромные облака.

«О! Петрушка, ради любви к своей дочери, помогите нам победить или умереть под Шлиссельбургом!»

Часть вторая ДОРОГА СЛАВЫ

14

Царевна оперлась лбом о заледенелые прутья решетки окошка тюремной камеры, подставив свое лицо яростному ветру, швырявшему во все стороны хлопья снега.

— На этот раз, мой бедный Лесток, надежды больше нет, мы пропали.

— О, ваше высочество, не отчаивайтесь, ваши враги не осмелятся зайти так далеко, — запротестовал отважный врач, но в его голосе не было слышно его обычной уверенности.

— Что за насмешки судьбы! — продолжала Елизавета, не давая прямого ответа своему верному другу. — Мой отец окрестил это ужасное место Шлюссель.

— Ах да, на моем родном языке это означает «ключ». А откуда взялось это название? — поторопился добавить Лесток, хотевший во что бы то ни стало отвлечь принцессу от мрачных мыслей.

— Действительно, ведь вы немец, добрый мой друг, я все время забываю об этом. Вы знаете, как мой отец любил ваш язык. Так вот, он назвал так эту крепость потому, что для него она была отмычкой к Швеции, «ключом» от Невы и Балтики…

— А теперь с помощью этого «ключа» хотят запереть в темнице дочь Петра Великого, — продолжил Лесток, завершая мысль Елизаветы.

— Ах, мой бедный друг! Почему вы храните мне верность? Я постоянно упрекаю себя за то, что принимаю вашу преданность! Теперь все кончено, ничто не сможет вернуть нам свободу. Они убьют нас здесь, в Шлиссельбурге, и никто на свете не вспомнит ни о несчастной царевне, ни о великодушном немце, боровшемся за ее спасение.

При этих отчаянных словах в замке со скрипом повернулся ключ.

— Эй, сумасшедшая, вот тебе компания, — со смехом крикнул капитан Граубен. — Мы были столь любезны, что отыскали тебя и привели тебе друзей.

Он сделал знак, и солдаты швырнули на середину камеры двоих растрепанных мужиков в разодранной одежде, и те, словно два тюка, покатились к ногам принцессы. Под грязные усмешки солдат дверь затворилась.

Доктор Лесток бросился оказать помощь несчастным, однако только один из них действительно нуждался в ней; другой же, кряхтя от боли, поднялся на ноги и безуспешно пытался привести в порядок одежду и водрузить на место растрепанный парик. Затем, узнав принцессу, которую он видел только на портрете, он трижды низко поклонился; казалось, отвратительное место, куда он попал, ничуть не смущало его.

— Надеюсь, ваше императорское высочество извинит мое вынужденное вторжение в ее личные покои и снисходительно отнесется к неподобающему внешнему виду чрезвычайного посла его величества короля Франции.

Несмотря на весь трагизм положения, Елизавета с трудом скрывала улыбку, слушая маркиза Жоашена Тротти де Ла Шетарди, который своим невозмутимым спокойствием, казалось, принес сюда на своих красных каблуках кусочек версальского паркета.

— Добро пожаловать, господин маркиз, — с приятным акцентом произнесла по-французски Елизавета. — Сожалею, что мне приходится принимать вас в таких условиях; это наводит меня на мысль, что наши враги решили соединить нас в одной темнице только затем, чтобы потом разлучить навсегда, положив конец нашему существованию.

Маркиз сделал негодующий жест.

— Ах, сударыня, с их стороны было бы не совсем осмотрительно проливать царскую кровь, текущую в жилах вашего высочества, равно как и кровь лица неприкосновенного, коим является официальный, осмелюсь даже сказать «чрезвычайный» представитель моего господина, короля Франции.

— Полагаю, господин посол, они не станут разбираться в таких тонкостях. Они очень торопятся, к тому же мы находимся в руках моего заклятого врага, коварной Менгден. В сущности, я смогла бы договориться с этой жалкой личностью, именуемой регентшей, но с ее фавориткой — никогда. Я говорю с вами искренне, господин посол: никто в мире не может знать, где мы находимся, солдаты же гарнизона считают меня помешанной. Нам больше не на что надеяться, сударь, нет, не на что… если только… на яд, который нам подсыпят… или на топор палача.