Иван Малютин - Незабываемые встречи

• Название: Незабываемые встречи
• Автор: Иван Малютин
• Издательство: Челябинское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1957

---

Я немного постоял и нажал кнопку. Слышу кто-то необычно скоро спускается по лестнице и открывает дверь, На пороге Вячеслав Яковлевич. Поздоровались.

Шишковы собрались в гости.

— Вячеслав Яковлевич, вы сходите к знакомым-то, а я пока погуляю около Лицея, а потом и зайду к вам.

— Нет, нет, — горячо отвечает он, — мы успеем, заходите, раздевайтесь и отдыхайте…

Вячеслав Яковлевич нарядный, в сюртуке и шляпе, взял самовар, налил в него воду и разжег уголь. А Клавдия Михайловна, сняв пальто, хлопотала около стола и буфета.

Покончив с самоваром, Вячеслав Яковлевич стал показывать мне квартиру. Зашли в библиотеку (она же и кабинет писателя). На столе рукописи «Угрюм-реки».

— А это вот мелкие шутейные рассказы;. Для отдыха после большой работы, — пояснил он.

Потом мы прошли через столовую в большую комнату.

— Все это тяготит меня, — сказал Вячеслав Яковлевич, — куда мне такую громадину — сто пятьдесят квадратных метров!

Давно хочу уступить одну комнату художнику Петрову-Воткину, моему соседу…

Пока мы обозревали квартиру, самовар вскипел. Вячеслав Яковлевич торжественно поставил его на стол.

— Угощайтесь, пожалуйста, располагайтесь, как удобнее, а мы на какой-нибудь часок отлучимся. Как-то неловко… Обещали сходить, значит надо…

Я остался в квартире один.

Большие старинные часы редко, но четко отбивали секунды. Старинная мебель действительно как-то терялась в больших комнатах.

Пробежал беглым взглядом по рядам книг, стоящих в шкапах. Знакомые авторы…

Вышел на балкон, посмотрел в сад, на двухэтажный каменный дом, в котором жил со своим семейством А. Н. Толстой.

Стали спускаться сумерки. Я совсем забылся. Вдруг раздался звонок. Я пошел открывать дверь, но мне навстречу уже поднимались хозяева, так как у них был ключ, а позвонили они, чтобы предупредить меня о своем появлении.

Снова началось угощение. Вячеслав Яковлевич заставил зашуметь самовар.

После ужина направились опять в библиотеку и стали рассматривать разные рукописи. Среди них были рассказы, отпечатанные на машинке. Один из них Вячеслав Яковлевич тут же прочитал вслух. Помню, это был рассказ о дряхлом старике, который позабыл имя своей старухи…

— «Сначала, — говорит, — «молодухой» ее кликали, потом «Митревной», а имя-то вот и не помню… забыл…»

Все эти копии он подарил мне…

К вечеру из Ленинграда приехали мать и отец Клавдии Михайловны, которые жили там и почти всегда на праздники приезжали в Детское, чтобы помогать Клавдии Михайловне, когда соберутся гости. А гости у них были почти всегда одни и те же: живущие через улицу А. Н. Толстой и его семейство — жена Наталия Васильевна, сын Никита, дочь Марианна и мать Наталии Васильевны — Крандиевская Анастасия Романовна. В тот вечер я разговорился с нею о ее рассказах, читанных мною еще в деревне в 1905 году. Это заинтересовало Крандиевскую, но писательница была почти совсем глухая, и разговор наш не клеился. Увидев это, Вячеслав Яковлевич подошел ко мне и шепнул:

— «Погромче разговаривайте, она плохо слышит».

Помню отзыв о Крандиевской Горького в письме к Чехову.

«Видел писательницу Крандиевскую — хороша! Скромная, о себе много не думает, жаль ее — она глуховата немного и, говоря с ней, приходится кричать. Хорошая бабочка и любит Вас безумно и хорошо понимает…»

Были в тот вечер в гостях у Шишковых, кроме семейства Толстых, еще несколько человек: художник Петров-Воткин и другие.

Был уже поздний час, когда разошлись гости. Меня устроили спать в огромном, знакомом уже мне кабинете, на диване, под большим портретом Петра III.

Утром после легкого завтрака Вячеслав Яковлевич пригласил меня прогуляться по парку.

— Пока женщины готовят кое-что да управляются с домашними делами, мы погуляем…

Был ласковый весенний день, природа оживала, дышала молодостью и силой. Ее пробуждение вселяло и в нас какое-то особенно радостное и бодрое настроение.

Вячеслав Яковлевич словно помолодел, он обращал внимание на пробивающуюся из земли зеленую травку. Ходили мы от дерева к дереву и по-детски радовались зелени.

— Вспомнился мне один случай из сибирской таежной жизни… — сказал он, — я вот также засмотрелся на большую сосну, ствол которой блестел красными рубинами. Стою и удивляюсь. «Да, это комарье, — сказал мой спутник. — Пока мы ехали, они насосались крови и опьянели».

Мой спутник Бакланов нашел двух муравьев и посадил их в комариное пьяное стадо. Муравьи осмотрелись. Подбежали к комарам и осмотрели их. Потом снова сбежались вместе, лоб в лоб, словно советуясь, и спустились с сосны на землю. А через несколько минут по комариному стаду пробирались уже целые отряды муравьев. Началась горячая работа… Они попарно подползали к пьяной комариной туше, ловко подхватывали ее передними лапками и клали на загорбок третьего муравья. Тот, пыхтя и придерживая комара за лапки, тащил его вниз. Вскоре сосна была очищена. «Вот и доброе дело сделали», — сказал тогда мой спутник: — Подлый гнус умной скотине отдали — муравью»…

О многих случаях и приключениях за долгие годы пребывания в Сибири рассказал В. Я. Шишков, упомянул и о Г. Н. Потанине.

— Я многим обязан Григорию Николаевичу…

Я тоже рассказал о своих встречах с Потаниным в Барнауле.

— Да, это был большой путешественник и чудесный человек, — сказал Вячеслав Яковлевич, — его очень любил и А. М. Горький. Помню, как при первой нашей встрече с Алексеем Максимовичем, лет пятнадцать назад, Горький, расспрашивая меня о Сибири, в первую очередь спросил:

«— Ну, а как Потанин?

— А разве вы его знаете?

— Григория-то Николаевича! Отлично знаю, хотя ни разу и не встречался с ним. Такие люди, как Потанин, редки, их надо беречь и любить, — сказал Горький. — Двое таких сибиряков — Потанин да Ядринцев».

Мы много ходили по аллеям парка, и все говорили и говорили о Сибири, в которой писатель за два десятка лет приобрел много друзей. Жалко было друзьям отпускать Шишкова в столицу. Особенно опечалился его отъездом Григорий Николаевич Потанин. Но Вячеслав Яковлевич обещал ему так же горячо и неизменно любить Сибирь и работать для нее. Слово свое писатель сдержал и начал писать роман «Угрюм-река».

— Над «Угрюм-рекой», — говорил он, — я давно и напряженно работаю и молю судьбу, чтобы она дала мне возможность пожить хотя бы только для того, чтобы закончить эту вещь, как мне хочется, а не как-нибудь наспех.

Радостными были для меня эти часы, проведенные с Вячеславом Яковлевичем. Он все уговаривал меня писать воспоминания.

К вечеру опять собрались гости: Наталия Васильевна Толстая с сыном и дочерью, Петров-Воткин и другие. На другой день после обеда я стал собираться в город: хотелось посмотреть на Ленинград и посетить его интересные места.

Вячеслав Яковлевич рассказал мне, как пользоваться «Путеводителем», и обратил мое особенное внимание на исторические места, которые я должен был посетить.

— У меня есть знакомые в городе, хочется посетить и их…

— А кто же они? — полюбопытствовал Шишков.

— Шлиссельбуржец Морозов, Чапыгин и два ярославца.

— Но нас-то не забывайте, — попросил он.

Ежегодно, в конце мая, во время отпусков, я приезжал в Детское. Это было три раза, три замечательные весны.

Однажды я написал маленькое руководство о том, как переплетать книги самым простым способом. Вячеслав Яковлевич обещал мне помочь издать эту книжку, но это сделать ему не удалось. Обеспокоенный, он писал мне о хлопотах, связанных с книжкой, а потом сообщил:

«Письмо Ваше написано очень хорошо. Вам бы надо попробовать писать очерки, сцены с натуры, а еще лучше — воспоминания.

По страничке в день, вот, глядишь, и накопится. Я все еще работаю над фразой «Угрюм-река», чтобы фраза и весь роман звучал… Выйдет не раньше мая-июня.

Я вчера нашел в амбаре ту книгу, которую хотел Вам подарить «По северо-западу России», в двух томах с великолепными рисунками, но растрепанная. Пришлю ее — переплетете, будет хорошая книга, интересная. А Вы пришлите мне «Медвежье царство».

Поклон Вам и всем Вашим от всех наших».

Но дело с «Угрюм-рекой» подвигалось, по-видимому, тихо, писатель все еще отделывал свой роман. Через четыре месяца я получил от него приветливое послание:

«Спасибо за ласковое письмо Ваше. Простите, что не отвечал. Очень много разных дел и забот. Все вожусь с «Угрюм-рекой», полирую, сокращаю… Переставляю куски то сюда то туда, чтобы было стройно — легко читать. В печать еще не отдавали. Но скоро начнут набирать. Выйдет, я думаю, летом, в июне. Живем мы хорошо. Солнце гостит над землею дольше и больше, но морозы еще держатся. Но через месяц открою террасу.

«Медвежье царство» получил, спасибо за переплет. «Путешествие» все еще не собрался Вам послать в надежде, что летом заедете сами.