Вячеслав Маркин - Неизвестный Кропоткин

• Название: Неизвестный Кропоткин
• Автор: Вячеслав Маркин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002

Петр Алексеевич Кропоткин… Еще несколько десятилетий назад перед этим именем преклонялись лучшие люди России и мира. Так случилось, что постепенно его имя стало забываться. «Не тот ли это Кропоткин - теоретик анархистов, которому удалось совершить невероятный по дерзости побег из Петропавловской крепости?» - спрашивают иногда.

Да, тот. Но к этому необходимо добавить - ученый-энциклопедист, философ мирового значения, путешественник-первооткрыватель, революционер, который проповедывал идеи общества без принуждения и насилия на основе взаимной помощи как фактора эволюции; стал основателем ряда наук геолого-географического цикла, разрабатывал теорию Ледникового периода, сотрудничал в Британской энциклопедии, познакомил США с русской литературой; кто предсказал неизбежность установления диктатуры, если придет к власти одна партия, и решительно возражал в письмах к Ленину против организованного большевиками «красного террора».

И еще - замечательный, редкого обаяния Человек - «белый Христос, идущий из России», как сказал о нем Оскар Уайльд. Каждый, прочитавший эту книгу, убедится, насколько идеи Петра Алексеевича Кропоткина во многом оказались созвучны нашему времени.

---

Музыка тоже играла важную роль в моем развитии. Она являлась для меня еще большим источником наслаждения и энтузиазма, чем поэзия. В то время русская опера почти еще не существовала; но то был период расцвета итальянской оперы. В Петербурге она была чрезвычайно популярна…

Весь Петербург делился на два лагеря: на поклонников итальянской оперы и на завсегдатаев французского театра, где уже тогда зарождалась гнилая оффенбаховщина, через несколько лет заразившая всю Европу. Наш класс тоже разделился на два лагеря, и я принадлежал к итальянцам. Нам не позволялось посещать кресла или галереи, а ложи в итальянской опере разбирались за несколько месяцев до начала сезона по подписке, в некоторых домах абонементы передавались даже по наследству. Нам оставалось, таким образом, пробираться в оперу по субботам на верхнюю галерею, где мы скучивались «в проходе» и парились как в бане. Чтобы скрыть бросающиеся в глаза мундиры, мы должны были стоять даже там, несмотря на духоту, в застегнутых черных ватных шинелях с меховыми воротниками. Удивительно, как никто из нас не схватил воспаления легких, в особенности, если вспомнить, что мы, разгоряченные овациями нашим любимцам, простаивали потом подолгу на улице, у театрального подъезда, чтобы еще раз поаплодировать им. В то время опера каким-то странным образом связана была с радикальным движением. Революционные речитативы в «Вильгельме Телле» или «Пуританах» всегда вызывали шумные овации, немало смущавшие Александра II. А в шестом ярусе, в курительной и на подъезде собиралась лучшая часть петербургской молодежи, объединенная общим благоговением к благородному искусству.

Летом мы вступали в лагерь, в Петергоф, вместе с другими военными училищами петербургского округа…

Я понял тогда, как много в военное время зависит от духа армии и как мало можно сделать путем одной дисциплины, когда от солдат требуется больше, чем среднее усилие. Одной дисциплиной нельзя привести усталый отряд к определенному часу на поле битвы. Лишь энтузиазм и доверие могут в подобные минуты заставить солдат сделать невозможное. А для успеха на войне постоянно приходится выполнять «невозможное». Как часто впоследствии вспоминал я этот наглядный урок в Сибири, где во время научных экспедиций нам тоже приходилось все время выполнять невозможное.

Фронтовое учение и маневры отнимали, однако, лишь небольшую часть лагерного времени. Мы много занимались практическими съемками и фортификацией. После нескольких предварительных упражнений нам давали буссоль1 и говорили: «Снимите план этого озера или парка с его дорогами. Измеряйте углы буссолью, а расстояние шагами»… Мне эта съемка доставляла невыразимое удовольствие. Независимый характер работы, одиночество под столетними деревьями, лесная жизнь, которой я мог отдаваться без помехи, оставили глубокий след в моей памяти. Была интересна и сама работа. Когда я впоследствии стал исследователем Сибири, а некоторые из моих товарищей - исследователями Средней Азии, мы оценили, какой хорошей подготовительной школой послужили нам корпусные съемки.

1 Буссоль - геодезический прибор для определения магнитных азимутов - углов между магнитным меридианом и направлением на предмет.

В середине мая 1862 года, за несколько недель до нашего производства, наш полковник сказал мне:

- Кропоткин, приготовьте список выпускных. Сегодня его нужно будет отослать великому князю.

Я взял список воспитанников нашего класса и стал обходить товарищей. Каждый знал очень хорошо тот полк, в который поступит. Большинство щеголяло уже в саду в офицерских фуражках своего полка. Нам предоставлялось право выйти в любой гвардейский полк с первым чином или же в армейский с чином поручика…

…Я уже давно решил, что не поступлю в гвардию и не отдам свою жизнь придворным балам и парадам. Пошлость светской жизни тяготила меня. Я мечтал поступить в университет, чтобы учиться и жить студенческой жизнью. Это значило бы, конечно, порвать окончательно с отцом, который мечтал совсем об ином, и перебиваться уроками. Тысячи студентов живут так, и такая жизнь меня нисколько не страшила. Но как сделать первые шаги в новой жизни? Через несколько недель я оставлю корпус и должен буду обзавестись своим платьем, своей квартирой. Мне неоткуда было взять даже те небольшие деньги, которые понадобятся для начала… Таким образом, на поступление в университет не было надежды, и я давно думал об артиллерийской академии. Это избавило бы меня на два года от фронтовой лямки; а в академии, кроме военных наук, я мог бы изучать математику и физику. Но в Петербурге тянул уже ветер реакции. В прошлую зиму с офицерами академии обращались как со школьниками. В двух академиях тогда были беспорядки, и в одной из них, инженерной, все офицеры, в том числе один мой большой приятель, вышли из академии.

И все более и более я останавливался на мысли о Сибири. Амурский край тогда только что был присоединен к России. Я читал об этом Миссисипи Дальнего Востока, о горах, прерываемых рекой, о субтропической растительности по Уссури; восхищался рисунками, приложенными к «Уссурийскому путешествию» Маака, и мысленно переносился дальше, к тропическому поясу, так чудно описанному Гумбольдтом, и к великим обобщениям Риттера, которыми я увлекался. Кроме того, я думал, что Сибирь - бесконечное поле для применения тех реформ, которые выработаны или задуманы. Там, вероятно, работников мало, и я легко найду широкое поприще для настоящей деятельности.

Из переписки с братом Александром 1

1 Переписка Петра и Александра Кропоткиных. - М. - Л.: Acadetia, 1932. - Т. 1.

Март - апрель 1858 г.

Петр : «…Теперь о России. Я с жадностью слежу за всеми нововведениями, жду многого от царствования Александра II, но много, много нужно устранить и потом приниматься за эмансипацию. Теперь самодержавие невозможно, оно должно измениться, и если не удалось в 1825 г., то удастся теперь в скором времени, и, авось, мы доживем до того, что увидим Россию наряду с прочими европейскими государствами; многое, многое нужно будет переменить теперь, чтоб вышло что-нибудь порядочное. Что за роскошь при дворе! Собирают неимоверные пошлины, чтобы содержать неимоверно обширный двор…»

Александр: «…Я здесь читаю Искандера (Герцена - В. М.), 1-й № «Колокола», 1-й № «Полярной звезды» (1857) и его «Прерванные рассказы». Как хорошо, даром, что много желчи. Через него можно получить самые верные известия обо всем, что делается на Руси…

…Ты говоришь - «Разрушают старую систему: новая еще не создана. Предпринимают освобождение крестьян, а что главное не уничтожили» - вроде этого. Позволь же тебе сказать: для того, чтобы на месте старой системы создать новую, разве возможно иначе поступить, как не разрушить сперва старую…

Крепостное право есть главное и основное зло, начало всех злоупотреблений, всего, что только есть дурного в России; не уничтожив его, нельзя приняться ни за какие коренные и даже немного важные реформы».

Петр: …Я действительно необдуманно выразился: «предпринимают освобождение крестьян, а что главное не уничтожили». Я повторил мнение других, но все-таки я размышлял об этом, очень интересовался этим, и вот что я подразумевал под самым главным: Самодержавие… Положим, Александр имеет очень добрые намерения, я уважаю его, но разве он не делает и вреда. (Конечно, сам он не виноват, виноваты предшественники его). Посмотри, каковы финансы в России?…Не лучше ли прежде сократить расходы, реже ездить на охоту, меньше держать лакеев, а потом освобождать крестьян… Сократить расходы, постепенно вести дела к уничтожению самодержавия, а вместе с этим уничтожить крепостное право, а уничтожать его одно… не то же ли это, что подготовлять бунт. Впрочем, быть может, нельзя иначе переменить правительство, как силою народа, но мне кажется, что можно, ведя дела постепенно, самому ограничить свою власть… Тут не нужно вовсе отрекаться от власти, а только ограничить ее, нужно только породить в себе сознание, что он не умнее всех, т. е. общего народного голоса…

Май 1858 г.

Александр: …Ты очень поверхностно рассмотрел вопрос о том, что «уничтожили крепостное право, самодержавие осталось»…Конечно, конституционное правление полезно только в стране развитой. Россия же только начинает развиваться; развития она достигнет, когда все классы ее населения будут более или менее образованы, - что без свободы для народа невозможно.

Январь 1859 г.

Александр: …Я мельком упомянул о необходимости изучать естественные науки: уверься в этой истине. Философия без естественных наук в основе есть нелепость. Как можно решать такие вопросы, какие теперь, например, волнуют нас, без знания законов природы. Политические науки также осознали необходимость положить в своей основе естествоведение. На историю, экономический быт народов открывается совершенно новый взгляд, который мы с тобой можем теперь только чуять. Теперь будет очень легко заниматься естественными науками, тем более, что ты хорошо знаешь математику. Разумеется, естественные науки имеют свои несовершенства… Мы стоим еще у порога изучения природы, в естественные науки не введен элемент философии. Они ограничиваются, по большей части, наведением, перечислением. Но уже занялась заря новой эпохи…