Геннадий Красильников - Старый дом (сборник)

• Название: Старый дом (сборник)
• Автор: Геннадий Красильников
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1971

Русскому читателю хорошо знакомо имя талантливого удмуртского писателя Геннадия Красильникова. В этой книге представлены две повести: «Остаюсь с тобой», «Старый дом» и роман «Олексан Кабышев».

Повесть «Остаюсь с тобой» посвящена теме становления юношей и девушек, которые, окончив среднюю школу, решили остаться в родном колхозе. Автор прослеживает, как крепло в них сознание необходимости их труда для Родины, как воспитывались черты гражданственности.

Действие романа «Олексан Кабышев» также развертывается в наши дни в удмуртском селе. Её главный герой — человек исключительной честности и принципиальности, непримиримый к тому мещанскому благополучию, которого добивается его Глаша. За душу Глаши и ей подобных вступает он в бой и одерживает победу.

Труженикам колхозного села, людям высоких моральных качеств, упорных и страстных в достижении поставленной перед собой цели, посвящена и повесть «Старый дом».

---

— А ты, сосед, чего сидишь, как в гостях у сердитого дяди? Возьми попробуй шанежки с мясом.

Олексан замотал головой.

— Я — мне не хочется есть.

— Ну, как знаешь. Смотри, потом поздно будет!

«С чего это так раздобрился Мошков? Всего второй день вместе живем, а он уже перед всеми свою котомку открывает… Мать, наверное, ему одному посылала, а он хочет всех накормить. Как потом-то будет жить?» — Олексан никак не мог объяснить себе непонятную и, по его мнению, нехорошую щедрость Андрея из Дроздовки.

Улучив минуту, когда никто на него не смотрел, Олексан торопливо развязал свою котомку и положил в карман несколько вареных яиц, перепеч — жареную пресную ватрушку с начинкой из мяса, яиц и лука. Потом надежно, замысловатым узлом завязал котомку, задвинул далеко под койку. Вышел во двор, направился к угольному сарайчику возле мастерских и, поминутно оглядываясь, торопливо начал есть, давясь крутыми яйцами. Тщательно собрал скорлупу в бумажку, бросил далеко в сторону…

Когда Олексан вернулся в общежитие, все сидели за столом и ели бишбармак[3], который привез с собой Сабит. Увидев Олексана, Сабит поднялся:

— Валла, Аликсан, куда ты пропадал? Аида, пока не кончили совсем, садись с нами. Ты смотри, как шибко работают ребята. Айда, айда, садись!

Сабит был уж очень настойчив, и Олексану пришлось попробовать чужое угощение.

Потом он долго ждал удобной минуты: надо же отблагодарить Сабита. Но в общежитии всегда было людно, Сабит не оставался один. Однажды курсанты пошли на субботник — расчищать двор МТС от разного хлама. Мошков, которого назначили старостой общежития, не позволил Сабиту идти на субботник:

— Сиди, сиди! Другой раз будешь работать за двоих, а сейчас сиди и читай!

Сабит плохо знал русский язык, плохо запоминал названия деталей, — путал даже карбюратор с радиатором.

— Ничего, Сабит, научишься, — успокаивали его товарищи. — Познакомься с русской девушкой, она тебе будет живой грамматикой!

Сабит весело смеялся в ответ:

— Кто знает, увидим. Валла, научусь как-нибудь.

Олексан нарочно задержался в комнате и, когда все вышли, вытащил свою котомку, развязал и протянул Сабиту домашнюю колбасу.

— Сабит, возьми, у нас дома барана резали. Попробуй нашего.

— Якши! — попробовал Сабит угощенье. — У нас такую не делают. Валла, вкусная, язык проглотишь!

Круглое лицо Сабита расплылось в улыбке.

— Твоя мама давала? Скажи ей мое спасибо! Много дал, Аликсан, половину Андрею оставлю.

Олексана будто кто за язык потянул:

— У меня еще осталось! Андрею я сам дам.

Сказал — и сразу же пожалел. Кто его просил? Если бы один ел, хватило бы на целую неделю, а теперь…

Дни проходили быстро. По субботам Олексан приходил домой. И каждый раз Зоя встречала его одним и тем же вопросом:

— Еды хватило? Ничего не украли?

После случая с Сабитом Олексана почему-то сильно задел этот вопрос, зашевелилось чувство обиды на мать. Всегда одно и то же, надоело. «Не украли? Чужим не давал?» Олексан хотел уже сказать матери, что у них там воров нет, но сдержался. Все-таки мать заботится, чтоб ему лучше было. Если бы знала, с какими людьми живет Олексан, конечно, не говорила бы так.

Каждый раз, когда Олексан открывал ворота, навстречу ему, гремя цепью, кидался Лусьтро, лез на грудь, лизал, визжал от радости. Мать, как всегда, заставляла снимать в сенях грязные сапоги. И конечно, как всегда, в доме чисто, перед воскресным днем полы вымыты, разостланы полосатые половики. После шума в общежитии Олексану кажется, будто он оглох, — так тихо дома. Двойные зимние рамы с окон еще не сняли, поэтому с улицы не доносится ни звука. Если выйти на улицу, сразу слышно, как возле складов стучит сортировка, в кузнице гремят железом, а на конном дворе тоненько ржут молодые жеребята. А в доме, как в яме…

Разговоры по вечерам все те же: мать кого-нибудь ругает, беспокоится о своем хозяйстве, Макар не прерывает ее, молча слушает, изредка вставит слово-другое.

Теперь Зоя нашла для своего языка новое точило: не проходит дня, чтобы не вспоминала с бранью о новом агрономе. Та, как заноза, жить ей мешает.

— Приезжают сюда всякие! Да еще и хозяйничать начинают… Ходит — руки в карманы, распоряжается: это не так, да то не так. Будто без нее не знают… Тьфу!

Наконец даже Макару надоело ворчанье жены, и он вступился за агронома:

— Ученый человек, вот и распоряжается. Не зря, видно, пять годов учили. Дело свое она понимает…

Увидев, что осталась в одиночестве, Зоя присмирела, вслух Галю больше не ругала, но, видно, в душе затаила сильную обиду.

Олексан встретился с новым агрономом совсем для себя неожиданно. Возвращаясь в субботу из МТС, еще издали заметил на дороге маленькую девичью фигурку. Девушка стояла в нерешительности перед бурным грязным потоком. Вода мчалась через дорогу, прибывала с каждой минутой, и перепрыгнуть через этот холодный поток нечего было и думать. А если идти в обход, там тоже не лучше: земля размякла, того и гляди увязнешь по колено. Девушка была в городском пальто, повязана серым шерстяным платком. Она топталась на месте и с робкой надеждой посматривала на приближающегося Олексана.

— Послушайте, — обратилась она к нему, — не знаете, как здесь пройти?

Олексан взглянул на свои ноги:

— А у меня сапоги. В них можно свободно…

— Если так, пожалуйста, переправьте меня через этот ручей!

Олексан растерялся. Как ее переправить — вода на три метра разлилась. Вот если бы доска какая или жердь…

— Я буду крепко держаться. Ну, согласны или трусите?

Олексан еще больше смутился, жарко, по-девичьи, покраснел. Сам бы он, конечно, не решился предложить это девушке: совсем незнакомая, и вдруг — взять ее на руки…

— Ну, такой большой, а боитесь. Да ведь я совсем легкая, вам будет не тяжело. Ну?

Неумело, будто одеревеневшими руками, Олексан подхватил девушку и, стараясь не дышать, шагнул в воду. Будь он один, не раздумывая, перебрался бы через поток, но сейчас это оказалось делом трудным. Вода доходила почти до ушков сапог, дно было ледянистое и очень скользкое, раз он чуть не упал. Девушка вскрикнула и крепче обхватила шею Олексана. Она и в самом деле была не тяжелая, Олексан мог бы поднять ее одной рукой, но она дышала так близко и обняла его так крепко, что пройти эти десять шагов было для Олексана труднее, чем взобраться на гору. Олексан иногда ходил в селе на игрища, и, случалось, на колени к нему садилась девушка или он сам садился рядом. Но то было совсем другое, тогда его не обнимали так крепко и не прижимались всем телом!..

Наконец Олексан выбрался на дорогу.

— Большое спасибо, а то я простояла бы там целый день! — засмеялась девушка. — А вы сильный, настоящий подъемный кран! Пожалуйста, не сердитесь на меня.

— Нет, зачем же… — замялся Олексан. — У меня вон какие сапоги, никакая вода не зальет…

Девушка взглянула на него:

— Я вас где-то видела. Вы чей?

— Кабышевых знаете? Я их сын, Олексан.

По лицу девушки пробежала тень, но тут же она снова улыбнулась.

— Д-а, значит, Кабышев-младший? Я знаю вашего отца, он хороший плотник… Ну, до свиданья, мне теперь по другой дороге идти. Надеюсь, подъемный кран больше не понадобится. До свиданья!

Еще раз взглянув на Олексана, она засмеялась и быстро зашагала по дороге, обходя и перепрыгивая лужицы. И лишь тогда Олексан догадался, кто эта девушка. Это ее ругает мать, будто она хозяйничает, распоряжается в Акагурте — непрошеная, незваная. Неужели она такая плохая? Нет, она показалась ему веселой, смелой. Смелая, вот и распоряжается.

Новый агроном могла бы, наверно, найти работу даже для мертвого! Два дня Макар делал решетки на двери амбаров. Только кончил, нашлась другая работа: ремонтировать парниковые рамы. Эти рамы валялись без присмотра на чердаке конного двора с тех пор, как захирели колхозные огороды, — и их успели поломать. Теперь новый агроном задумала восстановить парники.

С утра до вечера бегает она по колхозу с конного двора на склад, со склада — в контору, шумит, объясняет, ругается, смеется. «На одном месте ни минуты не стоит. Под ногами у нее блоха не задохнется!»[4],— сказал кладовщик Тима.

Председатель вначале ее будто вовсе не замечал, стороной обходил. Агроном что ни скажет, Григорий Иванович со всем согласен: «Хорошо, сделаем. Все будет в точности». Выйдет за дверь и сразу же об этом забудет. Галя терпела-терпела, в конце концов не вытерпела.

Когда на ее просьбу сделать на двери амбаров деревянные решетки председатель пятый раз сказал: «Хоро-то, сделаем», — она спросила решительно:

— Когда сделаете? Когда будут решетки?

— «Когда, когда»!.. В ближайшие дни, как только будут свободные люди, сразу и сделаем. Я понимаю, решетки просто необходимы, но что делать: каждому человеку бог дал всего две руки.