Геннадий Красильников - Старый дом (сборник)

• Название: Старый дом (сборник)
• Автор: Геннадий Красильников
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1971

Русскому читателю хорошо знакомо имя талантливого удмуртского писателя Геннадия Красильникова. В этой книге представлены две повести: «Остаюсь с тобой», «Старый дом» и роман «Олексан Кабышев».

Повесть «Остаюсь с тобой» посвящена теме становления юношей и девушек, которые, окончив среднюю школу, решили остаться в родном колхозе. Автор прослеживает, как крепло в них сознание необходимости их труда для Родины, как воспитывались черты гражданственности.

Действие романа «Олексан Кабышев» также развертывается в наши дни в удмуртском селе. Её главный герой — человек исключительной честности и принципиальности, непримиримый к тому мещанскому благополучию, которого добивается его Глаша. За душу Глаши и ей подобных вступает он в бой и одерживает победу.

Труженикам колхозного села, людям высоких моральных качеств, упорных и страстных в достижении поставленной перед собой цели, посвящена и повесть «Старый дом».

---

Кто-то из ребят заметил борону, приставленную к поленнице.

— Олексан, а зачем она у вас? Наверное, колхозная?

Олексан растерялся, пробормотал:

— Она у нас своя. Давно здесь…

— А зачем она вам?

Олексан не стал объяснять, сказал, чтобы скорее опростали кадушку. Пока мальчишки таскали ведрами золу, Лусьтро сидел на привязи, оскалив желтые клыки, и глухо рычал.

Придя вечером домой, Зоя сразу заметила рассыпанную по двору золу.

— Олексан, ты зачем в кадушку лазил? Кто тут золу рассыпал?

— Мальчишки были, собирали. Говорят, на колхозное поле, под пшеницу. Собирали у всех подряд, у кого было, все выносили, ну и я тоже…

Лицо матери залилось краской, она замахала на Олексана руками, чуть не со слезами закричала:

— Ой, посмотрите вы на этого дурня! Да ведь я хотела эту золу под помидоры, а ты, своими руками… Гляди-ка, решил колхозу хорошее дело сделать, теперь жди, придут к тебе да поклонятся! Тьфу!

На этом дело не кончилось; вечером Зоя пожаловалась Макару. Отец исподлобья взглянул на сына, жестко проговорил, будто бил по щекам:

— Ты, Олексан, если дома сидишь, так слюни не распускай! Слышишь?

Олексан сидел молча, опустив голову. Подумал: уж лучше бы отругал как следует. Может, и в самом деле не стоило открывать ребятам ворота. Испугались бы собаки и ушли. А его словно кто-то подтолкнул… И почему это другим не жалко золы? Все же давали…

Дня через два к ним пришли кузнецы из колхозной кузницы, с ними однорукий Тима. Сказали, что их послал бригадир взять у Кабышева припрятанную борону. Макар вначале будто не понял, развел руками:

— Какая борона, чья?

Однорукий сразу оборвал его;

— Ладно, Макар Петрович, знаешь ведь, какая борона стоит у тебя под навесом? Ребятишки золу собирали, видели ее у вас! Не место ей тут, в колхозе нужнее — посевная скоро! Показывай, где она у тебя…

Макару ничего не оставалось, как вытащить из-под навеса злополучную борону.

— С осени, как забороновали огород, осталась тут, так и лежала, — смущенно пояснил он. — Шут ее знает, сам забыл… Думал; надо увезти к вам, все дня не хватало…

— Дня, говоришь, не хватало? — недобро засмеялся Тима, подмигнув кузнецам. — Эх, дядя Макар, сказал бы прямо, что совести не хватало! Кабы не ребятишки, простояла бы эта борона у тебя под навесом до скончания века! Дескать, авось пригодится, так ведь? Хорошо, пацаны приметили!..

Макар отвел глаза, на скулах проступили красные пятна. Ничего не ответил на обидные слова Однорукого, промолчал; «Черт с ней, с бороной, могло хуже быть!»

Кузнецы ушли, взяв с собой борону. Лусьтро, оскалившись, с рычаньем метался на цепи, стараясь схватить чужих за сапоги.

— Мать честная, волка какого выкормили! Попадись такому — живой не вырвешься. Пристрелить стервеца, — и только!..

А Зоя долго еще недовольно ворчала:

— Вот, пусти во двор чужого — последнее готовы утянуть… Из-за тебя все, Олексан! Плохо хозяйничаешь… Готов последнее отдать, а не тобой оно нажито!

Глава III

С работы Макар всегда возвращается задами, неторопливо пробирается тропинкой. Пес издали чует его, радостно повизгивает, гремя проволокой, кидается навстречу хозяину, старается лизнуть в лицо.

— Пшел, поганец! Ишь ты, лизаться!

Пес отходит обиженно, усаживается под навесом и смотрит на Макара долгим, неподвижным взглядом.

Домой Макар с пустыми руками не возвращается. Если в колхозе плотничает — тащит обрубок бревна или, завернув в фартук, принесет кучу щепок. В хозяйстве для всего место найдется. Вода с крыши по капельке падает, а кадку доверху наполняет.

Зоя работала на птицеферме. Колхозники на собраниях не раз говорили, что ей можно дать работу потяжелее, на поле, но дальше разговоров пока что дело не шло. Председатель Нянькин отмалчивался, а сама Зоя на людях не упускала случая пожаловаться, что «хворает и на тяжелой работе не может».

Параска, которая работала вместе с ней на ферме, не таясь, рассказывала всем, что у Зои «длинные руки». «Стыда у ней нет, — ругали Зою женщины. — Всегда ей больше всех надо! Хватает и хватает, а куда все? Лопнет когда-нибудь от жадности».

Зоя, как и Макар, не возвращалась с фермы с пустыми руками. То подметет корм, который вчера засыпали курам, принесет домой в переднике, звонко скликает кур:

— Цып-цып-цып! Идите, миленькие, поклюйте!

Из-под навеса, из конюшни и сарая торопятся белоснежные леггорны, последним прибегает злой, всегда со следами ожесточенных схваток с соседскими соперниками рыжий петух с огромным, свисающим на бок гребешком.

— Нате, ешьте! Цып-цып-цып! — ласково приговаривает Зоя, а сама между тем зорко считает: — Одна, две, три… восемь… двенадцать… Будто все здесь, не пропали. А то нынче того и гляди — между двух глаз нос оторвут…

Вечером за столом Зоя рассказывает мужу о своих впечатлениях за день.

— Сегодня там, на ферме, снова три курицы пропали. Господи, и чего им еще: кормим так, что лучше и не надо, овес чистый клюют… Кладовщик этот, Однорукий Тима, все ворчит: мол, такую прорву овса изводите, а яичек не видно. Неужто мы сами его, этот овес, жрем! Держится этот косорукий за свой колхоз, будто за материну титьку, а молока-то там и нет!.. Параска нынче утром тридцать яиц собрала, прости господи! И это от двухсот-то куриц! Известное дело, колхозные, не свои… Петухов неизвестно зачем держат, дерутся, проклятые, каждую минуту, горланят. Да мне-то что, велено кормить, вот и кормим, зазря овес изводим. Ох, и хозяева у нас в колхозе!..

Макар ухмыляется, крутит головой:

— От двухсот куриц тридцать яиц? Эхма, одно яичко на шесть кур!

Зоя подхватывает:

— Известно, колхозные… Наши вот каждый день несутся. Слава богу, подкопим, можно и на базар…

— С колхозными не сравнишь!

— Боровку-то надо соли помаленьку давать, говорят, сало лучше откладывает.

— Он у нас гладенький. Пудов на восемь потянет…

— Почему не потянет? Жрет хорошо. Зайду с ведром, чуть с ног не валит.

— Породы хорошей, должен вырасти.

Разговаривают степенно, так же и едят. Вначале Зоя ставит на стол миску с супом. Зачерпывает Макар, за ним — Зоя, за матерью — Олексан. Иногда Макар строго взглянет на Олексана:

— Ты что без хлеба ешь? Какая сытость будет?

С супом покончено. Макар придвигает к себе тарелку с мясом и начинает делить его на куски. Зоя и Олексан молча ждут. Макар вытирает пальцы о волосы, слизывает с ножа жирные капли и ставит тарелку с бараниной на середину стола. Снова неторопливо едят, молча, сосредоточенно.

Первая встает из-за стола Зоя и начинает мыть посуду. А Макар еще долго сидит, любит высасывать из костей мозги, может посидеть и час, и два. Зубов не хватает разгрызть кость, долго возится с ней, обгладывает. А то берет молоток и дробит ее, достает мозг.

После ужина Макар всегда садится у порога и закуривает самокрутку, выпуская дым в приоткрытую дверь. На дворе темнеет. Летом лампу не зажигают — лишняя трата керосина. Осенью или зимой, если и зажигают, то ненадолго. Летними вечерами Макар любит сумерничать вот так, в своем доме, в своей семье: сидит в полутьме, думает свои думы. Ему хорошо, спокойно: оз особенно сильно ощущает семейное благополучие, достаток в хозяйстве, уважение домашних. И Макар мысленно проводит осмотр своего хозяйства. Это — лучшие часы его жизни. Докурив цигарку, он выходит во двор, закладывает засов на воротах, изнутри подпирает жердью калитку, которая ведет в огород, запирает на замок хлев. В сенях дергает железный крюк — и в амбаре со скрипом задвигается массивная дубовая перекладина. Этот секретный запор сделал Макар сам, долго трудился, зато получилось крепко, надежно. Затем спускает пса с привязи. Мало ли что…

Зоя в это время убирает с кровати подушки с вышитыми наволочками, стеганое одеяло, в изголовье кладет старенькую, жесткую подушку. И укрываются старым домотканым одеялом: не в гостях, переспят и так. Олексан спит на широкой лавке в женской половине. Сквозь сон слышит, как мать зевает и шепчет:

— Охо-хо… Слава богу, день прошел. Дай, господи, счастья, убереги от злого человека… Пошли нам хороший сон. Охо-хо…

Тихо в доме. Большие старинные часы с медными гирями и похожим на лепешку маятником мерно отсчитывают время. Когда они бьют, внутри что-то скрежещет, словно там душат кого-то, и раздается мерное: дон-н! дон-н!

Ночь в деревне тихая. Уставшие за день люди спят, набирая силы для нового дня. Изредка лают собаки, в полночь из конца в конец села вдруг перекатывается петушиная перекличка. Когда наступает его очередь, звонким, уверенным голосом отзывается петух в кабышевском сарае.

Утром Зоя просыпается первая, сразу выходит во двор, осматривает замки и запоры, выходит в огород, смотрит, не побывали ли там мальчишки. Слава богу, все цело, ничего не пропало, все на своем месте. Затем идет к пчелам. Ульи стоят за баней, в саду. Сказать по правде, садом это не назовешь, но Зое он очень нравится, все-таки свой! Несколько черемух, рябина, возле амбара пять-шесть кустов смородины. Пчелам здесь хорошо, привольно: тихо, ветра нет. Ульи стоят двумя рядами, от дождя укрыты лубом. Весной прошлого года вышло два роя, теперь пчел восемь семей. Везет им с пчелами. Мать Макара, когда он был маленьким, ласково говорила сыну: «Ой, сынок, сынок, у тебя в волосах две завихринки — с пчелами будешь жить». Тогда, конечно, своих пчел еще не было. Первый улей поставили на третий год после того, как организовался колхоз. Теперь у них восемь ульев. Зоя любит говорить: «В хозяйстве есть все, одна рука — в масле, другая — в меду». Она смотрит на пчел, и ей кажется, что ее семья похожа на эту, пчелиную: хорошо живут, в доме чисто, тепло, все здоровы.