Лев Колодный - Хождение в Москву

• Название: Хождение в Москву
• Автор: Лев Колодный
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-7390-1962-1

«Хождение в Москву» – это удивительное и увлекательное путешествие по старой Москве, в которое приглашает читателей известный журналист и писатель Лев Колодный.

Вместе с автором мы поднимемся на колокольню Ивана Великого, пройдем по стенам Кремля, проплывем на плоту по подземной Неглинке, увидим исчезнувшие во времена «социалистической реконструкции» Красные ворота, Сухареву башню, стены и башни Китай-города, монастыри, храмы и колокольни. И, возможно, совершим не одно открытие на старых улочках знакомой незнакомки – Москвы...

---

От стен Кремля военные по Тверской улице прошли к Ходынскому полю. Туда направился в машине из царского гаража Ильич с женой и младшей сестрой. На том плацу царской армии прошел вечером первый военный парад Красной Армии. Над Лениным летал, демонстрируя фигуры высшего пилотажа, летчик-испытатель Борис Россинский. Будучи шеф-пилотом вождя Красной Армии Льва Троцкого, он поднял его в небо. То же самое летчик предложил совершить Ленину. Но полетать ему не позволили Крупская и Мария Ильинична. Знаю эту историю со слов самого Россинского. (То был пилот от Бога, в небо поднимался до старости, обучил многих, в том числе Михаила Громова, летать. Ни разу не попал в аварию.)

На дверь с надписью на медной табличке «Заслуженный пилот-авиатор СССР Борис Илиодорович Россинский» я набрел в одном из переулков Арбата, где под охранной грамотой Ленина пилот доживал свой долгий век в особняке без соседей по квартире. Дом напоминал музей истории воздухоплавания. Там я бывал не раз и узнал много интересного. (Но службу шеф-пилотом Троцкого бесстрашный авиатор скрыл от меня.)

На Ходынском поле Ленин вспомнил о встрече с летчиком на аэродроме под Парижем, где тот учился летать у самого Блерио. И назвал старого знакомого в шутку «дедушкой русской авиации». Что далеко не соответствовало действительности. Россинский, однако, эти слова воспринял вполне серьезно и везде, выступая по стране с показательными платными полетами, представлялся в афишах соответственно словами Ильича. В результате чего нарвался на хлесткий фельетон, где Давид Новоплянский, другой мой хороший знакомый, выдающийся журналист «Комсомолки» и «Правды», назвал его «дорогим дедушкой». На склоне лет под барабанный бой всех газет, включая ту, что опубликовала фельетон, по воле Хрущева старейшего русского летчика без прохождения кандидатского стажа приняли в КПСС. Это вызвало гневное письмо в ЦК и редакции газет старых большевиков, не забывших, кто служил в Красной Армии шеф-пилотом «Иудушки Троцкого».

Первый военный парад на Красной площади прошел 7 ноября 1918 года. Накануне того дня «Правда», ликуя, вещала: «Первый праздник за тысячу лет – рабоче-крестьянский праздник. Первый! Он должен быть отпразднован как-то особенно, чтобы совсем не было похоже на то, как раньше устраивались празднества. Должно быть сделано как-то так, чтобы весь мир видел, слышал, удивлялся, хвалил и чтобы обязательно люди во всех странах захотели сделать у себя то же самое». То есть революцию.

Что же было такое особенное? На Красной площади при стечении народа сожгли чучело царя, кулака, самогонщика, попа. К тому времени Николая II с женой и детьми расстреляли в подвале, а всех попавших большевикам в руки Романовых живыми сбросили в шахту. Что еще необыкновенного? «Каждая колонна профсоюзов несла эмблему труда своей профессии: печатный станок, калач, гаечный ключ, молот и т. д. На украшенных гирляндами и красными лентами автомобилях везли детвору, всюду алели знамена и транспаранты. Над площадью кружили аэропланы, за которыми тянулись хвосты праздничных листовок…»

Так оно и было. К тому времени Красная Армия насчитывала восемьсот тысяч штыков. Войска и колонны демонстрантов шли несколько часов. Спустя две недели прошел еще один парад по случаю Дня Красного офицера. Перед Лениным и его соратниками маршировали курсанты, будущие офицеры. С площади они прошли к дому бывшего генерал-губернатора. С его балкона Ленин произнес речь.

С тех пор на Красной площади проходили военные парады и демонстрации. В мае 1919 года на Лобном месте Ленин открыл памятник «Степан Разин с ватагой». Из дерева изваял разбойников все тот же Сергей Коненков, не успевший за год разочароваться в новой власти. От нее он сбежал позже в Америку. В тот день вождь трижды выступил в разных углах Красной площади, убеждая слушателей, что «заложенное нами здание социалистического общества – не утопия. Еще усерднее будут строить это здание наши дети». Все это дало основание Маяковскому написать:

Здесь все, что каждое знамя вышило,
Задумано им и велено им,
Здесь каждая башня Ленина слышала,
За ним пошла бы в огонь и дым.

По сторонам Сенатской башни с образом аллегорического Гения появились вполне реалистические портреты давно умершего Карла Маркса и живого Ленина. Как видим, культ Ильича начали строить, когда он еще здравствовал. В мае 1919 года прошел еще один военный парад резервов Красной армии. Последний раз вождь выступал на Красной площади во вторую годовщину революции. Больше ему не суждено было ораторствовать здесь.

В «незабываемом 1919 году» похоронили Якова Свердлова, главу законодательной власти большевиков. Так рядом с братскими могилами рядовых революции начали хоронить вождей. Сюда Ленин пришел год спустя за гробом заведующей женским отделом ЦК партии, давней подруги Инессы Арманд, любившей его до последнего вздоха. Ильич, как свидетельствовали очевидцы, не скрывал слез, когда опускали давнюю возлюбленную в могилу. На холм лег венок с надписью «Тов. Инессе – от В. И. Ленина».

В пятую годовщину революции вместо деревянной трибуны появилась капитальная – из красного кирпича. О ней «Известия» писали: «Трибуна по архитектуре будет составлять одно целое с Кремлевской стеной. Стиль постройки 17 века». Рядом установили статую рабочего-кузнеца с молотом в руке. Ничего из всех этих монументов не сохранилось на Красной площади – ни доски, ни статуи рабочего, ни «Разина с ватагой», ни трибуны.

Место трибуны занял Мавзолей Ленина...

От куба к пирамиде. После первых похорон на Красной площади стали часто проходить траурные церемонии. Двенадцать гробов принесли сюда с плакатом: «Вас убили из-за угла, мы победим открыто». То были коммунисты, погибшие при взрыве бомбы в здании МК партии. С фронта привезли бывшего царского генерала Антона Станкевича, повешенного белыми за службу в Красной амии. Погребли на «красном погосте» вождя американских коммунистов Джона Рида, автора «Десяти дней, которые потрясли мир», умершего от тифа. С почестями похоронили убитого белым офицером посла РСФСР в Италии Воровского, по словам Ленина, одного из «главных писателей большевиков». (В мои годы на факультете журналистики Московского университета изучали его публицистику наравне с классиками.) Еще одного советского посла, Петра Войкова, причастного к убийству царя и застреленного «белогвардейцем», предали земле.

Но после него за редчайшим исключением хоронить стали иначе. Урны с прахом замуровывали в стене Кремля. Нишу прикрывали каменной доской с надписью золотыми буквами на черном фоне. На «стене коммунаров», как выразился историк Алексей Абрамов, сто пятнадцать мраморных и гранитных досок, начиная с первой в память народного комиссара финансов РСФСР Мирона Владимирова, по подпольной кличке Лева. Стена с урнами и некрополь вдохновили Маяковского на такие строчки:

Кто костьми,
кто пеплом,
стенам под стопу улеглись…
А то
и пепла нет.
От трудов,
от каторг
и от пуль,
и никто
почти —
от долгих лет.

По-видимому, под теми, от кого и пепла нет, Маяковский имел в виду погибших при катастрофе аэровагона. На скорости самолета вагон сошел с кривых рельсов вместе с конструктором и знатными пассажирами во главе с Артемом-Сергеевым, членом ЦК партии, лидером горняков. Его имя присвоили городу, поселкам, улицам, заводам, шахтам, санаторию, острову в Каспийском море.

Кому пришла в голову мысль – не хоронить и не кремировать Ленина, а положить в склепе? Ответа нет. Сам Ильич, по словам его сотрудника, высказывался «за обыкновенное захоронение или сожжение, нередко говоря, что необходимо и у нас построить крематории». Тещу, умершую в эмиграции, он и Крупская предали огню. Та печка, что чадила много лет в Донском монастыре, возникла по воле вождя в 1921 году. С родными Владимир Ильич никогда не обсуждал тему собственного захоронения. Когда неизбежное свершилось, они полагали, что похоронят Володю у стены Кремля. По этому поводу Бонч-Бруевич, управлявший делами советского правительства, в статье «Мавзолей» пишет: «Надежда Константиновна, с которой я интимно беседовал по этому вопросу, была против мумификации Владимира Ильича. Так же высказывались и его сестры, Анна и Мария Ильиничны. То же говорил и его брат Дмитрий Ильич».

Соратники в узком кругу детально обсуждали предстоявшую кончину вождя, мучительно умиравшего в бывшем имении купчихи Морозовой в Горках. Сталин тогда заявил, что «современной науке известны способы сохранения тела путем забальзамирования в течение длительного времени, достаточного, чтобы народное сознание сумело свыкнуться с мыслью, что Ленина больше нет».

Как видим, поначалу речь шла о временной мере.

Первым делом требовалось решить, где хоронить – в Москве или Петрограде? Кому из городов отдать предпочтение? «Рассвет политической деятельности Ильича начался в Петрограде», – телеграфировали в Кремль из Смольного. Противоречие между столицами решили так. Петроград переименовали в Ленинград. А похороны устроили в «Красной Москве». Задание – срочно соорудить временный склеп – получил в 12 часов ночи Алексей Щусев, автор маленькой церкви на Большой Ордынке и колоссального Казанского вокзала. К четырем часам утра эскизный проект был готов.