Валентин Фалин - Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания

• Название: Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания
• Автор: Валентин Фалин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-227-06561-2

Центральное место в воспоминаниях В. М. Фалина отводится острейшей борьбе, которая шла вокруг одной из самых сложных послевоенных проблем – германского вопроса. Автор рассказывает также о принятии руководителями Советского государства решений по таким затрагивающим судьбы всеобщего мира вопросам, как войны в Корее и в Афганистане, урегулирование кубинского и ближневосточных кризисов, события в Чехословакии в 1968 г., и многим другим, впервые открывая завесу секретных маневров ведущих советских и зарубежных деятелей.

---

Однажды в ноябре 1961 г. звонок из Кремля – в 11.00 быть у Хрущева. В кабинете председателя Совета министров В. В. Кузнецов, и. о. министра иностранных дел, помощники Хрущева B. C. Лебедев и О. А. Трояновский, его стенографистка Надя.

Хрущев делится впечатлениями от встреч с учеными-атомщиками, рассказывает, что они отговорили от испытания 100-мегатонного заряда. Излагает существо своего диспута с А. Д. Сахаровым. «Я ему посоветовал сосредоточиться на физике, политикой будем заниматься мы».

– Слово МИДу, – замечает председатель.

Кузнецов докладывает текущие дела:

– Албания обратилась с просьбой, несмотря на случившееся в наших отношениях и в Варшавском договоре, не отлучать ее от сотрудничества в СЭВ. Можно было бы пойти навстречу албанцам, я полагаю.

– Что-о?! – взрывается Хрущев. – Больше ничего не захотели? Гнать их поганой метлой, чтобы и духу не было. Вы поняли? Еще что-нибудь?

Дальше у Кузнецова была мелочевка. Или, учитывая настроение председателя, он от постановки крупных вопросов воздержался.

Оказалось, что настроение у Хрущева было даже хорошее. Он всего лишь спешил поскорее перейти к предмету, его занимавшему. В другой раз, возможно, и Албании больше повезло бы, а тут хлоп – и кончилось ее членство в СЭВе.

Выпит чай. Мы, как призвал хозяин кабинета, поудобнее усаживаемся в креслах. Хрущев надевает очки, берет из папки, лежавшей перед ним, какую-то бумагу и начинает читать вслух:

– Уважаемый господин председатель…

Со второго абзаца очевидно, что нас знакомят с посланием президента США. Хрущев, видно, не раз пропустил текст через себя, наиболее важные места он выделяет голосом или темпом.

По ходу чтения делаю пометки и под конец не очень представляю себе, на скольких листах Кеннеди уместил свои соображения. Кратким послание не было, содержательным было безусловно. Хрущев острым своим глазом верно схватил суть, послание может сигнализировать начало чего-то существенного.

Медленно снимаются очки. Хрущев собирает листы в папку. О чем-то размышляет. Потом говорит:

– Чувствуется, что сам руку приложил… Не то что его предшественник… Быстренько он с доставшимся наследством разделался.

О. А. Трояновский замечает:

– Да и вы тоже.

Пауза. Пристальный взгляд на помощника.

– Пожалуй.

Н. С. Хрущев все с теми же интервалами между фразами продолжает:

– Перед нами программа… Что за ней? Покажет время… Будем отвечать, и так, чтобы не ударить лицом в грязь… Я сейчас продиктую несколько соображений. То, что Надя отпечатает, не принимайте за Священное Писание… Лишнее отбросьте, все стоящее, умное добавьте.

Дня три-четыре я просидел за сочинением проекта ответного послания. В одном преуспел точно – в объеме. Громыко пропустил текст без значительных замечаний. Хрущев, увидев в руках Трояновского увесистое произведение, поинтересовался – сколько? Двадцать страниц. Вздохнул – многовато. Читай. Когда помощник дошел до заключительной формулы вежливости, глава правительства сказал:

– Длинновато. Но что-либо вычеркнуть жаль. Давай, Олег, подпишу.

Ответ на первое послание Дж. Кеннеди писался по странной, с любой нормальной точки зрения, методе. Хорошо, что догадался сделать заметки. Ведь ни перевода, ни тем паче оригинала я в глаза не увидел. Громыко ссылался на то, что это не его документ, и обещал поинтересоваться у председателя. Идиотская конспирация. Отослав Трояновскому мой проект, делаю представление – в следующий раз без текста, на который надо отвечать, писать ничего не стану. Трояновский несказанно удивился:

– И всего-то надо было мне позвонить. Министру, между прочим, копия тоже посылалась.

Вам, конечно, интереснее узнать содержание переписки, продолжавшейся до лета 1962 г., чем читать про обстоятельства, ей сопутствовавшие. Частично я смогу удовлетворить этот интерес. Частично потому, что по прошествии тридцати лет затрудняюсь восстановить динамику развития позиций сторон, почти выведшей их, как казалось, на взаимопонимание.

Основные параметры и материальный подтекст были заданы стартовым посланием Дж. Кеннеди – не «обмен сада на яблоко», а баланс интересов; отталкиваясь от прежних союзнических урегулирований, признать и оформить практику, в частности по Западному Берлину. Наша реакция: из попыток за одними признать права, за другими обязанности – ничего не выйдет; к договоренности на равных советская сторона готова.

В центре обмена мнениями – Западный Берлин. В принципе нет возражений против отмены оккупационного режима, размещения в городе символических контингентов иностранных войск на основе нового соглашения и под флагом ООН. Вот только неясно, из кого иностранные контингенты будут состоять. США, понятно, за войска трех держав. Изменится правовая база поддержания связей Западного Берлина с внешним миром, но суть урегулирований не ухудшится. Не исключается превращение города в политически самостоятельную единицу.

Последнее представляется не совсем достоверным. Слишком контрастирует с позицией Аденауэра. Следует вопрос: как отнесутся к обсуждаемой модели на Рейне? Получение согласия Бонна – не ваша забота, слышится в ответ.

В конце лета спад интенсивности обмена мнениями как на уровне Дж. Кеннеди – Н. С. Хрущев, так и А. А. Громыко – Л. Томпсон, А. Ф. Добрынин – Д. Раск, Роберт Кеннеди – полковник Большаков. Мне ничего не было известно тогда о двух авантюрах – размещении советских ядерных РСД на Кубе и параллельно форсировавшихся приготовлениях США к сокрушительному военному удару по режиму Ф. Кастро, начатых за полгода до хрущевского решения о советском военном присутствии на острове и независимо от него.

Напоминаю – ноябрем 1961 г. датируется начало переписки Кеннеди с Хрущевым и утверждение президентом операции «Монгуз». Случайное совпадение? Позвольте. На «Монгузе» были задействованы ближайшие советники президента – Банди, генералы Тэйлор, Лемницер, Макклоун, заместитель министра обороны Джонсон и, понятно, брат главы Белого дома Роберт. В одном ЦРУ новое нападение на Кубу готовили около 400 сотрудников.

Переписка – прикрытие «Монгуза»? Или часть задумки «разменять» Западный Берлин на Кубу? Ведал ли Н. С. Хрущев об антикубинских планах США? При мне никаких разговоров об этом не велось. Гадать не считаю уместным.

Советский руководитель вступал в обмен мнениями, чтобы побудить Кеннеди поверить в мирное сосуществование не только на принципе равенства, но и на равных принципах? Если принципы равны, то размещение американцами ракет в Италии, Англии и особенно в Турции оправдывало появление советских систем по соседству с США. Базы на Кубе – преимущественно военный или политический аргумент?

Вашингтон задолжал с ответом на эти вопросы. Послания по германской тематике, которыми обменялись главы двух правительств, до недавнего времени не были рассекречены. С чего бы такая сдержанность? Положим, наша многогрешная сторона. В разгар гласности М. С. Горбачев отрезал не внешний мир, а правительство и парламент страны, политбюро, секретариат ЦК партии (о науке и речи не могло быть) от стоящей информации. Но американцы, они же такие открытые! Или чем шире распахиваются ворота, тем уже в них проход?

Последнюю работу для Хрущева я выполнял в июне – июле 1963 г. Потом нервное переутомление больше чем на полгода вывело меня из строя. Эта работа касалась Кубы. Вместе с О. А. Трояновским нам поручалось написать объяснение-оправдание Хрущева, которое он собирался разослать членам политбюро. В краткой задиктовке с юга, где председатель отдыхал, ни малейшего намека на взаимосвязь кубинского предприятия с германскими делами не было. Симптоматичным являлось другое: трактовка единоличному акту давалась с отсрочкой в полгода после завершения тяжелейшего кризиса, а не за несколько месяцев до его начала.

Надеюсь, это сделает вам более понятным многое из непонятного, что происходило в Москве и совершалось «от имени и по поручению» партии, правительства и советского народа. И до «рождества» Хрущева, и после его «распятия», и в эпоху гласности. С точки зрения организации власти, не номинальной, а реальной, мало что менялось. «Коммунистическая диктатура»? Во-первых, сплава двух политических начал-антагонистов быть не может. Во-вторых, это была диктатура одной личности в отношении многомиллионной партии. Так же как диктатуру пролетариата переиначили в диктатуру над пролетариатом. Я изложу свои мысли и эмоции на сей счет, когда мы достигнем берега перестройки.

Пока ставлю точку на следующем: противоречивым, многоярусным и многозаходным двусторонним контактам, имевшим целью, согласно январской (1963) версии Госдепартамента, «изыскать базу для разумных переговоров по берлинскому вопросу», недостало на обеих сторонах дальновидности, доброй воли и доверия. Десять лет после мартовской ноты Сталина германские интересы снова оказались пленниками советско-американского противоборства. За рамки «зондирования» дело не вышло.