Владимир Детков - Свет мой светлый

• Название: Свет мой светлый
• Автор: Владимир Детков
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Тема родного Курского края проходит через всю книгу Владимира Деткова. В миниатюрах автор стремится запечатлеть многокрасочные, многоголосые мгновения жизни, выразить ощущение прекрасного, передать красоту русской природы. Здесь и раздумья о времени и людских судьбах.

Светлый взгляд на мир, вера в силу добра присущи также рассказам и повести о наших современниках, в которых писатель ценит верность, бескорыстие, трудолюбие.

---

Набрал Иван сучьев, что потяжелей и потолще, играючи взвалил на плечо и к роднику воротился. Огляделся: а где ж старуха? Нет ее. Только у самой воды дитя грудное в тряпице копошится… Старуха-то жадной была.

Светло, весело смеется Светлана. И ему весело и светло, будто сам испил той водицы. Только не годы сбросил, они еще не лежат тяжким грузом, а душу от черной хвори исцелил.

«Родничок ты мой волшебный, — с нежностью подумал он о девушке и тут же получил укол: — Не слишком ли ты поддаешься порыву? Сегодня все выплеснешь, а завтра опять пустота? Не худшее ли это опьянение — иллюзиями?»

Только нелепыми кажутся эти предостережения, когда рядом ее восторженные глаза, когда рука ее греет твою ладонь, а лес, освеженный дождем и пронизанный теплыми лучами солнца, курится легким паром, пахуч и светел. Прибавилось радости в птичьих перекликах, говорливее стал ручей. Вот он переплескивает, хлюпая, на перекате, урчит, вздыхая, в промоине, чмокает, сосет нависшую корягу, шумит водопадом где-то вверху… Вода проносится сквозь причудливые джунгли. Промытые корни выглядят танцующими человечками. И в их застывших движениях, как на электрическом табло, воображение высвечивает неожиданные фигуры. У одного такого экрана с фоном разноцветных глин они затеяли игру, поочередно оглашая свои находки: «леший», «пирога», «трубка мира», «Каштанка», «распятие», «трезубец без… Нептуна», «крокодил»…

— А летящего демона видите?

— Нет, не вижу.

— Он, правда, несколько похож на пикирующего, но спокоен… Без паники с землей сближается, знает, что боги не допустят аварии.

— Не вижу.

— Но как же! Спина вашего крокодильца — его главная устремляющая. А пикирует он прямо вон на тот каменный зуб.

— Крокодила вижу, каменный зуб вижу, а демон не летит, — растерянно повторила Светлана.

— Да смотрите же! — Забывшись, он сделал шаг вперед, чтобы очертить рукой свою находку, и ухнул по колено в ручей.

— Ой, не надо! Вижу, вижу! — сквозь смех запоздало кричит Светлана и тянет его из ручья.

А он как ни в чем не бывало тряхнул мокрой ногой и заявил:

— Вода холоднющая, значит, родник близко.

И верно, миновав два уступа ручья, один из которых представлял водопад в миниатюре, они вышли на небольшую терраску. В центре ее, в огромной клетке темных дубовых бревен, покоилось живое озерцо. Прошедший ливень не замутил его воду. Она незримо струилась из донной кипени, расходясь на поверхности тончайшей вязью.

Светлана, священнодействуя, спустилась на колени. И он не без грусти подумал: «Ну вот тебе и библейский сюжет. Родниковая дочка привела к всесильному родителю заблудшую душу на исцеление…» А вслух сказал:

— Много не пейте, пожалуйста, — помните уроки истории.

Светлана ответила улыбкой и склонилась к роднику. Волосы шелковисто легли на воду.

«Лилия распустилась…» — мелькнула мысль: И снова рука искала кисть, а глаз жадно отбирал краски. Спокойные, приглушенные полумраком зеленого свода.

Когда он хотел сменить ее у родника, Светлана вдруг остановила его:

— А вы не пейте совсем. — Под вопросительным взглядом она сильно смутилась и добавила: — Ну, если только глоточек.

Он благодарно пожал ее руку чуть выше локтя и слился лицом со студеной гладью.

После затененной прохлады родника поляна, на которую вывела широкая и укатанная, как дорога, тропа, показалась особенно жаркой и светлой, хотя солнце уже шло на посадку. Поперек поляны живым виадуком лежала рухнувшая с пригорка старая береза. Нижние ветви ее, надломленные и изогнутые, словно руки сраженного гиганта, не желающего признавать себя побежденным, натужно упирались в землю. И велика сила жизни: дерево не умерло, не истлело. Подствольные ветви укоренились и дали новую жизнь своим собратьям. И те потянулись вверх…

Он вспомнил, как на другой же день после приезда в дом отдыха разбитной массовик-затейник с университетским значком, знакомя с окрестностями, привел их сюда для «уникального кадра». «Учитесь хвататься зубами за жизнь», — крикливо провозгласил они, размахивая фотоаппаратом, предложил занимать места. Толпа ринулась на поверженное дерево — взгромоздилась, обвисла, облепила. Люди по инерции, бездумно повиновались визгливым призывам пошляка с высшим образованием. Лишь несколько человек осталось безучастно стоять в стороне. Чтобы не наговорить лишнего, не накричать, он ушел.

«Хорошо, что она опоздала», — думал он сейчас, ревниво наблюдая, как Светлана, притихшая, подошла к березе.

— Какая печаль… — тихо сказала она и погладила ржавый ствол березы, израненной каблуками любителей уникальных кадров. — А по ней ногами…

— Стоит ли так хвататься за свою жизнь, если… — Он хотел сказать: «Если по ней уже ногами», но вовремя почувствовал, что поддается слишком мрачным аналогиям, и смолчал.

— Всегда стоит, — убежденно сказала Светлана и, ласково глянув на стайку юной поросли, приютившейся подле, добавила: — И ради них тоже…

В ней что-то произошло. Голос вдруг покачнулся, а сама она сделала движение отвернуться, спрятать глаза. И он поспешил ей на выручку:

— А вот теперь, Светлана, вы исполните мое желание.

Она с упреком подняла на него глаза.

— Улыбнитесь, пожалуйста, — сказал он тихо в взял ее руки в свои.

Упрек растаял. Какое-то мгновение она боролась с непослушным лицом. Сначала улыбка оживила губы, протаяла на щеках и наконец короткими искорками глянула из глаз. Непролитые слезы засветились радостью.

— Какая вы вся светлая, — восхищенно прошептал он.

Был вечер, когда они возвращались из леса.

— Приходите ко мне, Светлана, чай пить, — предложил, волнуясь и страшно боясь отказа.

Но она неожиданно просто согласилась:

— Хорошо, я только за маминым вареньем сбегаю…

Его тесная одиночка в коттедже — плетеные стол и стул, деревянная кровать и единственное окно — не сблизила их. Напротив, светлый мотив дня как бы угас с последним мазком заката, а на смену вернулись прежняя неловкость, настороженность, сомнения. Это он безотчетно почувствовал в первую же минуту, как только они расстались. Росло это ощущение в те короткие полчаса, когда он спешно приводил в порядок себя и свою обитель. А когда Светлана, строгая и недоступная в своем голубом вечернем платье, переступила порог, он окончательно пал духом. Даже милый сюрприз — банка с его любимым вишневым вареньем — не возвратил дневной непосредственный тон. Словно и не было цыганского ливня и зеленой шали водорослей и совсем не они, взявшись за руки, пробирались к роднику, а потом (всего каких-нибудь два часа назад!) стояли у поверженной березы…

Думая об этом и еще больше теряясь, он суетливо усадил гостью на единственный скрипучий стул, а сам устроился на койке. На столе покуривал паром электрочайник, причудливо отражая в своем зеркальном боку коньячную бутылку. Рядом расположились два граненых стакана, банка растворимого кофе, бутерброды, лимонные дольки, припудренные сахаром, охотничий нож и единственная вилка, прихваченная из столовой… Банка с вареньем заняла самое почетное место.

К коньяку Светлана отнеслась внешне спокойно, но по взгляду, который она бросила на бутылку, он почувствовал немую вражду. «Откуда это у нее?» — подумал он, разливая коньяк, и попытался задать шутливо-бодрый тон их вечеру.

— Уважаемые гости, позвольте внести некоторую поправку в программу нашего званого ужина, — начал он председательским голосом. — Вместо ранее объявленного чая мы пьем сегодня черный кофе, и не просто кофе, а кофе с коньяком, и не столько кофе с коньяком, сколько коньяк с кофе… Так позвольте поднять этот бокал…

Когда они провозглашали тост за хороший день и смотрели друг другу в глаза, он не уловил и тени той смутившей его враждебности.

— А теперь за моря и океаны «камушком» чокнемся. — Он накрыл стакан ладонью сверху и поднял его, предлагая последовать его примеру.

Светлана встретила этот жест откровенным удивлением, но тонкие пальцы ее послушно легли на грани стакана. Стаканы столкнулись. Вместо привычного стеклянного всплеска звук осекся — так морская волна, загуляв, садит крупной галькой о причал. Это ощущение заронило искру улыбки в ее глаза, и взгляд снова потеплел. Отчужденность первых минут слегка подтаяла. Светлана вдруг спросила:

— Вы разве левша? — имея в виду, что стакан свой он все время держал в левой руке.

— Нет. Просто нам… точным работникам, очень важно, чтобы правая рука не дрожала, иначе баланс ко всем чертям растрясется. Вот мы и не подпускаем ее к зелью, пусть этим левая занимается.

— Суеверие?

— Есть немножко.

— Баланс бережете, а сердце нет…

— Как это?!

— Левая-то из сердца растет…