Жак Садуль - Записки о большевистской революции

• Название: Записки о большевистской революции
• Автор: Жак Садуль
• Жанр: Биографии и Мемуары

В «Записках» повествуется о событиях революции и гражданской войны, очевидцем и участником которых был автор. Описаны встречи и даны меткие характеристики видных деятелей партии (в том числе и Льва Троцкого, с которым Садуль был близко знаком) и Советского государства того периода.

---

Дорогой друг,

Завтра вместе с русской делегацией в Брест-Литовск предполагает ехать Троцкий. Он хочет обсудить вопрос о месте проведения переговоров (нейтральная территория), по которому, он думает, дело не дойдет до разрыва. Кроме того, он хочет лично оценить действительные намерения австро-германской делегации, в порядочность которой он ни капли не верит. Он надеется, наконец, на месте нащупать настроение германского общественного мнения. Его поездка будет, вероятно, короткой. Кроме того, отдохнуть на несколько дней в Финляндию уезжает Ленин{89}. Вот мы и остались без диктатора.

Троцкий берет в Брест Радека. Он верит в его чрезвычайно живой ум, в его политическую честность и убежден, что непримиримость и принципиальность энергичного и пылкого Радека взбодрят более спокойных и мягких Иоффе, Каменева и других русских делегатов. Участие Радека, австрийского подданного, левого социал-демократа, в брестских переговорах, очевидно, вызовет возмущение делегаций противника.

Я попытался умерить то очень сильное и опасное для нас впечатление, которое произвели на Троцкого сведения, полученные в последние дни из Франции и Англии и, вероятно, подброшенные, скорее даже подготовленные австро-германской делегацией, находящейся в настоящее время в Петрограде. Троцкий считает, что между союзниками и Германией официально начаты сепаратные мирные переговоры. Он рассуждает так: союзники, признающие невозможность добиться победы, решили воспользоваться слабостью России, чтобы заключить мир за ее счет и пожертвовать восточными народами, включая Румынию, объяснив затем этот отказ от своих принципов ссылками на предательство большевиков.

Я ответил Троцкому, что если союзники не хотят участвовать во всеобщих переговорах, они, должно быть, еще меньше думают о заключении сепаратных сделок. Очевидно, что если бы Антанта действительно вела параллельные и сепаратные переговоры с Центральными империями, — то есть велись бы одновременно, с одной стороны, русско-германские и, с другой — франко-германские переговоры, — она бы сыграла на руку Германии, которая, опираясь то на одних, то на других, обеспечила бы себе легкий успех и там и там.

Ясно также и то, что союзники, по крайней мере, если они не признают себя побежденными, не могут позволить Германии обеспечить себя на востоке территориальными аннексиями и экономическими преимуществами, которые в более или менее короткий срок дадут ей возможность победить и уничтожить Западную Европу.

Мои аргументы задели Троцкого. Но не убедили. Я считаю, что подобное состояние духа опасно для нас, потому что опасение, что сепаратный мир может быть заключен за счет России, может подтолкнуть русскую делегацию к ненужным уступкам. Троцкий, кстати, заверил меня, что даже если союзники предадут Россию (такая точка зрения может казаться на Западе парадоксом), русские не предадут революцию и будут следовать своим принципам.

Мне бы очень хотелось, чтобы конкретные заявления союзнических правительств доказали большевикам, что их опасения беспочвенны.

Я добился от Троцкого обещания, что он примет Шарля Дюма. Встреча была назначена на вчера. Инцидент с французской миссией настроил его отложить эту встречу. В связи с его отъездом в Брест она откладывается еще. Жаль. Я долго беседовал с Дюма{90}, показал ему кое-какие из моих ежедневных записей. Он уже слышал объяснения нашего посла. Он мог судить, сравнивать, и я знаю, чью сторону он занял. Я был, кстати, в этом совершенно уверен.

Петроград. 24 дек. (6 янв.)

Дорогой друг,

Собираясь ехать в Брест-Литовск, Троцкий говорил мне, смеясь: «Беру вас с собой!» Велик был соблазн проделать это путешествие инкогнито. Но я слишком хорошо представляю, какое негодование это бы вызвало, и не без оснований, поэтому я даже и не думал обращаться к начальству за разрешением на отъезд. Какой бы был скандал! Военные и классические дипломаты из всех людей, похоже, меньше всего способны действовать в современных условиях. Пребывая в плену тесных рамок, самые умные из них не могут понять ни величие, ни глубину явлений, потрясающих мир. Они ничего не знают об идеях социализма, о чаяниях народов, о великом загадочном движении, которое властно, подобно инстинкту, влечет русские массы по самым трудным и запутанным дорогам к чистейшему идеалу всемирного братства. Удивительные события, которые мы наблюдаем, оставляют их в непонимании и растерянности. Они замечают лишь их внешние беспорядочные проявления, ограничиваясь констатацией растущей анархии, и отказываются верить в то, что за этим беспорядком скрыта огромная красота, энтузиазм и будущий новый порядок в человеческом обществе.

Они смотрят и не понимают и поэтому бездействуют, и события развиваются без них, а значит — против них. Вот-вот будет слишком поздно. Единственные, кто в Европе, похоже, в состоянии верно оценить значение русских событий, влияние, которое они неизбежно окажут на весь мир, — это социалисты, больше других приблизившиеся к идеалу, более гибкие, более маневренные, чем остальные, единственные, кто знает, на каких левых принципах будет завтра строиться Европа, единственные, кто обладает комплексом политических и экономических учений, которые позволят сначала уничтожить прошлое, а затем организовать будущее.

Вот почему, когда официальные лица приходят в ужас оттого, что большевистские лидеры один на один сталкиваются в Бресте с лучшими дипломатами и самыми блестящими деятелями Центральных империй, я стараюсь их успокоить. Я убежден, в частности, что Троцкий способен лучше, чем кто-либо в России, — я не хочу сказать, чем все европейские политики, — достойно защищать новую Россию, и знаю, что, твердо опираясь на великие принципы революции, он легко даст отпор в дискуссиях Кюльманам{91} и Чернинам{92}.

Тяжелые дни. Я часто испытываю отчаяние. Нужно много мужества, чтобы продолжать борьбу после стольких напрасных усилий и обидных неудач. У меня такое впечатление, что мы делаем все возможное, чтобы скатиться в пропасть. Каким полезным могло бы оказаться присутствие здесь нескольких умных, активных, смелых товарищей. Но я один, совершенно один. Я уже говорил, что мое начальство в миссии и в посольстве с интересом выслушивает мою ежедневную новую информацию. Оно признает, что мои советы ценны, и радо, что несколько раз им последовало. Я смог предупредить несколько досадных ошибок. Мои дружеские отношения с Лениным и Троцким позволили не раз отвести серьезную угрозу интересам союзников. Но эти негативные результаты кажутся мне очень незначительными, когда я представляю, какую огромную позитивную работу мы могли бы, и пока еще можем, здесь осуществить. Конечно, возможности уменьшаются по мере того, как разворачиваются события. Однако многое можно было бы сделать или попытаться сделать, и прежде всего:

1. Помочь в создании революционной оборонной армии.

2. Оттянуть подписание русско-германского мира.

Петроград. 25 дек. (7 янв.)

Дорогой друг,

Весь день провел у Коллонтай. Уже несколько недель я веду среди большевистских лидеров активную кампанию в пользу создания добровольческой армии. Идея продвигается медленно, с переменным успехом. Она наталкивается на скептицизм, разочарование, на трусость.

Дочь и жена генерала, крестница знаменитого Драгомирова{93}, Коллонтай — самая страстная антимилитаристка в большевистской партии, какой только может быть женщина-большевик, к тому же еще из семьи военного.

Я подарил ей сегодня «Прощальную песнь», ту красивую гравюру Стейнлена{94}, на которой изображены настоящие солдаты-фронтовики, которые тяжело и торжественно, повинуясь горячей вере, следуют за «Поющей свободой», и сказал, показывая на Победу, молодую и восхитительную, похожую на Марсельезу де Рюда: «Эта женщина, эта Победа — вы. Мир скомпрометирован. Нужно, чтобы вы стали великой жрицей священной войны, чтобы вы выколдовали Красную Армию, которая сначала защитит завоевания русской революции от внутреннего врага, потом — от внешнего. Последние заявления Германии вынуждают Советы продолжать борьбу. Подписать мир, какой готовит Германия, означает предать Интернационал и укрепить германский империализм. Не забывайте, что вы прежде всего интернационалисты, что завтра вам нужно будет дать на Конгрессе отчет о всех допущенных ошибках. Конечно, русскую революцию нужно рассматривать как единое целое, складывающееся из того, что в ней красиво и что — отвратительно. Я представляю, что такое единое целое покажется многим столь же замечательным, как творение, ощутимо неравное, более кровавое, созданное французской революцией. Однако вы бы не выполнили своей миссии, погубили бы ваше творение, если бы, с одной стороны, не обеспечили успех вашего движения внутри России и не следовали бы в полной мере своим социалистическим принципам в ваших переговорах с Германией».