Жак Садуль - Записки о большевистской революции

• Название: Записки о большевистской революции
• Автор: Жак Садуль
• Жанр: Биографии и Мемуары

В «Записках» повествуется о событиях революции и гражданской войны, очевидцем и участником которых был автор. Описаны встречи и даны меткие характеристики видных деятелей партии (в том числе и Льва Троцкого, с которым Садуль был близко знаком) и Советского государства того периода.

---

Но если дисциплина на фронте продолжает падать, то в тылу уже царит анархия.

Последние полгода Правительство страной не правит, Милюковы, Керенские — неэнергичные, непоследовательные и неспособные чего-либо добиться идеологи-краснобаи. Административный и экономический механизм рассыпается в прах. Воровство, грабежи, убийства происходят, следует признать, среди всеобщего спокойствия, безразличия. Новая Россия, рожденная революцией, хрупка воистину, как новорожденный.

Чтобы победить Германию или хотя бы оказать ей сопротивление, нужна промышленность, равная по мощи немецкой. Откуда взяться этому чуду? Советы, деньги, специалисты, на которые расщедриваются союзники, не могут заменить пушки, снаряды, вагоны, рельсы и т. д., чего не хватает. Даже англичане и американцы не смогут в необходимое время сделать столь колоссальные усилия.

Республика не пойдет на те чудовищные человеческие жертвы, которыми только и был обеспечен относительный успех наступлений Брусилова{2}. Она не будет наступать по своим трупам. Из-за нехватки своих пушек русские отступят, чтобы избежать резни — когда немцы сосредоточат на каком-нибудь участке фронта имеющуюся у них значительную артиллерию.

Вопрос еще, продержатся ли солдаты до начала наступления? Самые слабые уже дезертировали. Оставшимся не хватает продовольствия и теплых вещей. Две армии, не получившие приличных сапог, угрожают оставить позиции с первыми холодами.

Итак, на Западном фронте не приходится ждать решительно ничего. На Восточном — немцы, как бы измотаны они ни были (а они измотаны, это заметно), сохраняют такое материальное, организационное и командное преимущество, что прорвут фронт, когда и где им будет угодно.

2. Новая Россия сложится лишь в условиях мира.

Я знал, сколь велика национальная гордость американцев, англичан, немцев, французов, но не подозревал, признаюсь, что национальная гордость у русских столь же развита.

Хотя их концепция патриотизма ощутимо отличается от нашей (их патриотизм менее «территориальный» и более «идеологический», чем наш), почти все русские, с кем я беседовал, говорили мне с таким энтузиазмом о прекрасном будущем, уготованном Великой России, что невозможно отрицать, что ими владеет очень сильное национальное чувство.

Они убеждены, что их страна — самая богатая природой и людьми, самая прогрессивная и она должна вскоре занять первое место среди цивилизованных наций. Но они добавляют, что для того, чтобы она проявила себя интеллектуально и экономически, чтобы организовать ее политически, — мир необходим (может быть, также — использование немецких методов и немецких специалистов).

Мир, какой бы он ни был, — уточнял коммерсант умеренных взглядов, опасавшийся, что немцы могут войти в Петроград до начала весны, и излагавший с тем свойственным для русских чрезмерным обилием доводов (как его пораженчество ложится в основу империализма), и почему немедленный, даже пораженческий мир нанес бы меньше ущерба интересам его родины, чем война, пусть и победная, но затянувшаяся на долгие месяцы.

Что для огромной России потеря нескольких волостей… Мир, — призывают революционеры, — и мы установим республику. Мир, — шепчет буржуазия, — и мы уничтожим революцию. Никакие наши аргументы не смогут убедить ни одних, ни других в выгодах, которые несет для мира и для России энергично продолжаемая война.

3. Солдат хочет мира, чтобы воспользоваться завоеваниями революции.

Русский человек, рабочий и крестьянин, до войны не был счастлив. Попав в солдаты, он стал несчастен еще больше. Никакая армия, говорят здесь, не вынесла бы таких страданий и жертв, которые выпали за три года на долю русской армии. И этим рабам, бесправным в своем несчастье, этим полуживым солдатам революция внезапно обещает свободу, мир, землю — то есть все, что необходимо, чтобы жить и быть счастливым. Сказочные блага, которыми воспользуются только живые и освободившиеся от военного ярма… Кровная заинтересованность, эгоизм толкают солдата к миру, который только и даст страстно желанные блага. И ничто не удержит его более в войсках. Он не верит более в «царя-батюшку», не верит командирам, не верит больше в родину, понятие о которой, благодаря большевистской пропаганде и сепаратистским движениям, становится все более туманным. Все идолы повергнуты. Все звезды погасли. А тех, кто зажигает вместо них фонари, не хватает на Востоке точно так же, как на Западе.

Не будем забывать также, что этот крепкий и одновременно сонный, грубый и мягкий народ инстинктивно ненавидит войну.

Итак, жажда немедленного мира, любой ценой, кажется почти единодушной. Она выражается и косвенно, и что ни на есть впрямую.

Но вы лучше меня знаете, какая вечность может отделять в России желание и его исполнение, как Россия колеблется, раскачивается, отступает, прежде чем на что-либо решиться, то есть перед ответственностью. И это этническое безволие, похоже, тем сильнее, чем образованнее, развитее человек, чем больше стирались его волевые способности к принятию решений под заостренным ножом критического сомнения.

Вот почему русские, которые достаточно хорошо знают себя, ничуть не верят, что правительство, каким бы оно ни было:

— окажет достаточное давление на союзников, чтобы принудить их к немедленному миру;

— осмелится подписать сепаратный мир.

Очевидно, что люди, стоящие у власти, несмотря на их горячие заверения в святости нашего союза, бесконечно ближе пацифизму российских масс и не думают серьезно идти против их настроений. Они не понимают, что социальная анархия — следствие их собственной анархии, и взваливают всю вину за нее на войну. Вот почему они склонны думать, что только мир позволит организовать новую жизнь. Вместе с тем, кроме привычки соблюдать приличия, которая могла бы остановить руку министров в момент подписания — без нас — договора с противником, они — русские, и мы должны желать, чтобы здесь они были ими еще больше. Они будут хотеть мира, но не смогут его организовать. И это должно позволять нам не падать духом. Противопоставим силе русской инертности силу нашей собственной инертности. Без нажима, легко, не пытаясь их принудить к очень активной войне, продлим месяц за месяцем, неделю за неделей, каким бы малоудовлетворительным оно ни было, нынешнее положение вещей, пытаясь одновременно его улучшить.

Задача сложная. Но, кажется, осуществимая. Зиму русский фронт еще просуществует и притянет, несмотря на свою слабость, кое-какие дивизии противника. В тылу русский генеральный штаб должен предпринять попытку быстрой организации маневренной армии, состоящей из наиболее молодых и здоровых сил. Действия Французской миссии вместе с русским командованием могут принести значительный успех. Правительство, полагаю, будет этому способствовать.

Однако необходимо, чтобы миссия, руководимая человеком{3}, которого его давние сотрудники считают решительным, неконсервативным и гибким, выполняя директивы правительства, имела бы широкие возможности и владела всей инициативой. Эффективно она сможет работать лишь при этих условиях.

Здесь восхищаются и любят Францию, вы это знаете, но в основном по причинам, разумом едва ли постижимым, любовью почти исключительно чувственной. С другой стороны, здесь сильное впечатление, особенно в кругах интеллигенции, производит немецкая сила; помощь же со стороны Франции по достоинству не оценивается (я попросил Роже Пикара выслать мне отчет о нашей помощи союзникам: артиллерия, боеприпасы, авиация, снабжение, инструкторы, специалисты и т. д. Эти таблицы можно с пользой опубликовать здесь).

Остается сожалеть, что в России можно слышать рассуждения вроде этого, и слышать часто: «Французы хотят нам помочь. Спасибо. Но чего они добились за три года? Что они сумели нам сделать? Представьте, чего бы достигли немцы, будь у них в распоряжении, как у вас, этот замечательный источник людей, ресурсов, умов. Они-то нас бы уже организовали. А может быть, завтра они нас и организуют».

Это письмо придет, очевидно, после международной конференции в Париже{4}, где передовую часть русских должен представлять Скобелев{5}. Он, как мне сказали, должен будет изложить Антанте действительное положение — материальное и моральное — в России и сообщить:

1. Что Россия поддерживая формулировку «без аннексий и репараций», требует обнародования — в конкретной форме — целей союзников в войне.

2. Что Россия не может продолжать войну, если союзники не выделят к определенному сроку столько-то пушек, боеприпасов, вагонов, локомотивов, денег и т. д…

3. Что если эта помощь не будет своевременно оказана, Россия будет вынуждена заключить мир.

4. Что Россия, в этом случае, согласится принести определенные жертвы, чтобы позволить союзникам добиться удовлетворительных условий мира.