Лилия Дерябина - Белая лилия, или История маленькой девочки, побывавшей в немецком плену

• Название: Белая лилия, или История маленькой девочки, побывавшей в немецком плену
• Автор: Лилия Дерябина
• Жанр: О войне

Воспоминания малолетней узницы фашистских лагерей.

---

Именно то, что я ни в чём не призналась, и что в доносе было много заведомо неправдоподобного, спасло меня от казни. Конечно, сыграло свою роль и то, что к концу 1944 года немецкая армия отступала по всем фронтам, положение в Германии было тяжёлым, многие немцы уже думали о том, как спасти свои жизни. Вот почему меня не казнили, а вернули в лагерь умирать: после таких пыток не выживают.

Когда меня повезли в так называемую русскую больницу, на дороге машину скорой помощи остановили монахини… Они уговорили водителя передать меня в больницу, находящуюся в монастыре. Так как я по дороге продолжала биться и чуть не разнесла машину, он с удовольствием передал меня на попечение монахинь. В течение трёх месяцев они лечили меня, пока моё сознание не прояснилось. Я пришла в себя, но не могла вспомнить, кто я, откуда и что со мной случилось. Но вскоре вспомнила и всё рассказала монахиням. Они слушали, охали и крестились. Больше всего я беспокоилась о детях. Чтобы лечение шло быстрее, они по договорённости с начальником лагеря иногда приводили детей ко мне.

В монастыре не хватало персонала по уходу за больными и, когда мне разрешили вставать, я стала помогать монашкам.

И вот тогда я познакомилась с фрау Анной. Её сын лечился в монастыре, и я много времени проводила у его кровати. Однажды фрау Анна увидела моих детей в монастыре. Первое время она меня ни о чём не спрашивала. А потом спросила, кто я, как оказалась в Германии, что случилось со мной. Не знаю почему, но я доверилась ей и рассказала обо всех своих злоключениях. Фрау Анна слушала и качала головой. Через несколько дней, когда дети были около меня, она подошла и предложила отдать ей мою дочь Лилю. Вначале я испугалась: как это отдать? Но Анна сказала: «Посмотри на Лилю. Она же вся изуродована. Она не выживет или останется уродом, если немедленно не оказать ей медицинскую помощь. Мой муж воевал в России, был ранен и оставлен своими товарищами умирать на снегу. Его спасла русская крестьянка. Он писал мне, чтобы я помогла русским пленным, чем могла. И я хочу спасти твою дочь».

Через несколько дней фрау Анна появилась в нашем лагере и зашла в здание администрации. Вскоре она пришла в наш барак в сопровождении надзирательницы и объяснила, что начальник лагеря разрешил ей взять мою дочь на воспитание. Я опять заколебалась, но Анна заверила меня, что берёт девочку только для того, чтобы подлечить. И я согласилась. Анна взяла мою дочь за руку, и та доверчиво пошла с ней к выходу из лагеря, даже ни разу не оглянувшись. А я стояла и тревожилась, что-то ждёт мою девочку, но я не имела права не использовать шанс на её спасение.

Глава двенадцатая Я и фрау Анна

Я шла с Анной, которая держала меня за руку, и весело подпрыгивала. Не знаю почему, но я чувствовала, что впереди меня ждёт что-то хорошее. И моё детское чутьё не подвело. Мы подошли к красивому трёхэтажному дому, окружённому большим садом. Как только мы вошли в дом, служанка сразу сняла мою одежду. Увидев раны, всплеснула руками и перекрестилась. Усадив в ванну, подстригла и осторожно, стараясь не задеть раны, искупала меня, надела красивое платье и тапочки.

Она отвела меня в столовую, где стоял большой стол, накрытый белой скатертью, за столом уже сидели фрау Анна и мальчик в белой рубашке, в брюках ниже колен и гетрах. Он был похож на тех мальчишек, которые учились в школе «Гитлерюгенд» рядом с нашим лагерем. Проходя мимо нас, они всегда кричали: «Русские свиньи!» — и кидали в нашу сторону камни, палки, мёртвых крыс и кошек. Поэтому, увидев этого мальчика, я закричала: «Ты есть гитлерюгенд?» Я, как и все дети, довольно неплохо говорила по-немецки и многое понимала из того, что мне говорили. Фрау Анна рассмеялась и сказала: «Нет, нет! Он обычный немецкий мальчик и учится в обычной школе. Все школьники Германии должны носить такую форму. Лиля, это мой сын, его зовут Ганс».

На столе была такая вкусная еда, что у меня кружилась голова. Мне налили суп, который я быстро выхлебала, потом поставили тарелку с кашей и маленьким кусочком мяса. Их я тоже быстро съела и снова посмотрела на стол, но Анна сказала, что мне нельзя много есть, иначе я заболею.

После ужина Ганс повёл меня в сад. От сытного ужина я совсем осоловела и еле тащилась за ним. Ганс взял меня на руки, отнёс в спальню, переодел в ночную рубашку и уложил в постель. Я тут же уснула.

Проснулась я как обычно рано: надо бежать в столовую за едой. Оглядевшись, я вспомнила, где нахожусь. Подошла к окну, но на улице было темно, ничего не видно. Осматривать комнату постеснялась. Снова легла в постель, но не спалось. Захотела в туалет, но не знала куда пойти. Сидела на кровати и терпела. Услышав шаги, очень обрадовалась. Вошла служанка. Я спросила, где туалет. Она вытащила из-под кровати горшок, но я стеснялась при ней садиться на горшок. Служанка всё поняла и, взяв меня за руку, повела на нижний этаж и показала туалет. Когда я вернулась в спальню, служанка меня снова уложила в кровать, и я крепко уснула.

Утром после завтрака мы с фрау Анной отправились в больницу к знакомому доктору. Осмотрев мои раны, он воскликнул: «O, mein gott! (о, мой бог!)» и сказал, что мне необходимо сделать небольшую операцию. Отвёл меня в операционную, осмотрел и, сделав обезболивающий укол, зашил рану на голове, на правом мизинце, где был вырван ноготь, и на правом глазу. Перевязав все раны, посадил меня в кресло на колёсиках и отвёз в приёмную комнату, поручив фрау Анне посидеть в течение часа около меня, чтобы я не трогала бинты. Мне дали какой-то напиток, и я вскоре уснула.

Проснулась я уже на операционном столе. Врач обрабатывал ожоги на груди, затем наложил какую-то мазь. На машине скорой помощи нас с Анной отвезли обратно в её дом. Анна сама отвела меня в мою комнату, принесла еду, сама с ложки накормила, дала выпить напиток, и я уснула. Время от времени я просыпалась, видела сидящих около меня то Анну, то Ганса. Оказалось, я проспала более суток.

Проснувшись, я почувствовала себя обновленной. Впервые за последние три месяца не было сильнейших болей, которые не давали мне покоя. Передо мной сидел Ганс и улыбался. Он позвал служанку, попросил её одеть меня, так как я вся была перевязана, и осторожно повёл в столовую, где уже находилась фрау Анна. Она рассказала, что доктор — её родственник. С риском для себя он обещал помочь мне, но не мог оставить меня в больнице, так как я русская пленная, и кто-нибудь из персонала мог сообщить об этом в гестапо, но обещал навещать меня. С тех пор действительно приходил часто, делал перевязки и удивлялся, как стойко я терплю боль. Но я такое пережила за последние три месяца, что боль при обдирании бинтов была для меня как укус комара!

Через неделю фрау Анна решила сходить со мной в лагерь, чтобы моя мама не беспокоилась обо мне. Она надела на меня красивое платье, туфли с носочками в тон платья, пальто и шапочку с помпоном и взяла сумку, наполненную продуктами и одеждой. Придя в лагерь, мы вначале зашли в кабинет надзирательницы. Фрау Анна поговорила с ней и вручила какой-то увесистый пакет. Надзирательница, принимая пакет, заулыбалась и вышла. Через несколько минут она привела мою маму и удалилась.

Мама кинулась ко мне, осмотрела и ощупала всю. Только потом она подошла к фрау Анне, обняла её. «Спасибо, спасибо!» — произнесла мама. У фрау Анны появились слёзы на глазах. Она отвернулась, вытерла слёзы платком и рассказала, как идёт лечение, чем я питаюсь, и о нашей дружбе с Гансом. У мамы тоже появились слёзы. Они разговаривали, а мне хотелось скорей вернуться в дом Анны. Кроме того, я боялась, что меня могут оставить в лагере, и я заторопила Анну: «Пойдём домой!» Мама удивилась: «Ты сказала домой? Значит тебе там действительно хорошо». В этот момент зашла надзирательница и объявила, что пора уходить. Я взяла за руку фрау Анну и потащила её к воротам.

Когда я оглянулась, мама плакала. Я помахала ей рукой. Таким же образом мы приходили ещё несколько раз.

Прошло два месяца. Моей маме уже не доверили работу с документами и вернули её на завод. Мои раны заживали, волосы отрасли. Я даже повеселела. Но при последнем посещении случилась неприятность. Когда мы вошли в кабинет надзирательницы, она почему-то занервничала, быстро вышла и через несколько минут появилась в сопровождении прихрамывающего высокого человека в военной форме с моноклем в глазу. В руках он держал стек и нервно постукивал им по сапогам. Я вздрогнула, потому что этот человек напомнил мне Рауля, и поняла, что ничего хорошего от него ждать нельзя.

Предчувствие моё оправдалось. Военный кричал на фрау Анну, брызгая слюной и стуча по столу стеком. Она пыталась что-то сказать, но он ничего не слушал. Потом военный схватил меня за руку, подтолкнул к надзирательнице и приказал ей отвести меня в барак. Я заплакала, фрау Анна тоже. Военный опять что-то возмущённо стал говорить, а надзирательница потащила меня к нашему бараку. Уложив на нары и накрыв одеялом, сказала, чтобы я тихо лежала, никуда не выходила, и быстро ушла.