Лилия Беляева - Убийца-юморист

• Название: Убийца-юморист
• Автор: Лилия Беляева
• Жанр: Детектив

---

И все-таки, далеко, всласть размахнуться мыслям на эту тему не дали. Ирина, словно почувствовав неладное, зазвенела створками книжного шкафа и позвала меня:

- Посмотрите, это все произведения Владимира Сергеевича, издания и переиздания, проза, стихи, басни, пьесы, статьи.

Мне оставалось только ахнуть. Количество книг и книжек не могло не поразить. Это было наглядное свидетельство колоссального трудолюбия покойного писателя, его несомненного разностороннего таланта.

- О! - почтительно произнесла я. - Одних переводов не счесть.

- Владимира Сергеевича издавали на сорока шести языках, - внезапно отозвался своим хрипловатым голосом поэт Андрей, стоявший за моей спиной. В его голосе чувствовалась почтительная гордость чужими успехами. - В Англии издали пять его книг, в Америке целых шесть. Даже Япония издавала. Даже Бразилия.

Ирина запахнула стеклянные створки, прислонилась на миг лбом к этому матовому, в морозных узорах, стеклу, сказала:

- Исключительно трудолюбивый был человек. Не говорю уж о таланте. Никогда не терял самообладания, интереса к жизни.

И опять подал голос Андрей:

- Никогда не паниковал, когда другие паниковали. Он в тот день, когда объявили, что началась война, двадцать второго июня, даже не дрогнул встал у зеркала, побрился, нагладил сам брюки, рубашку, пошел в редакцию... По дороге попал под бомбежку, в Киеве, он там тогда жил, его контузило, ползком, но добрался до своего рабочего стола. Клевый мужик!

- А вы откуда все это знаете? - спросила я.

Ответила Ирина:

- Да ведь я рассказываю... Мне же Владимир Сергеевич многое рассказал. Ну и книга его воспоминаний есть. Вышла буквально за пять дней до его смерти. Он успел подержать её в руках и порадовался. Андрюша, что мне нравится, серьезно увлекся жизнью и творчеством Владимира Сергеевича. Он хочет писать о нем. Тоже собирает материал. Мне это, признаюсь, приятно... такая преданность... И вообще считаю - моя роль сейчас - всячески поощрять тех, кто не безразличен к нашей отечественной культуре, кому дороги имена тех, кого принято называть гордостью нашей культуры. Я, признаюсь, женщина улыбнулась мне, - и к вам расположилась сразу же, как только узнала, что вы тоже собираете материал о жизни и творчестве Владимира Сергеевича.

Владимир Сергеевич, - хрипловато и с вызовом вставил в разговор заскучавший было Андрей, - три года назад вел машину, попал в аварию, сломался почти весь. На трехэтажном костыле ходил... Другой бы ныл, вякал всякое про тяжелую жизнь, а он на этом самом костыле поехал в Питер, на читательскую конференцию. Во характер! А вы говорите...

Ирина как-то смущенно отозвалась, словно бы извиняясь за излишне напористый тон своего привратника-поэта:

- Андрей, никто тебя не оспаривает...

Странноватый парень ничего не ответил, стал глядеть в огромное окно, фигуристо зарешеченное, рассеянным, опустошенным взглядом.

- подойдите, пожалуйста, сюда! - позвала меня хозяйка дома.

Я сделала несколько шагов к нише, где, оказывается, находился большой шкаф для одежды.

- Видите? - она уже отворила дверцы.

Внутри висели три пальто, как нетрудно было догадаться, покойного писателя Михайлова: темно-коричневое кожаное, черное суконное с шалевым воротником из серого каракуля и темно-синее ратиновое демисезонное. Под ними стояли туфли и ботинки. А в левом отделении шкафа висели три халата: бежевый, стеганый с кистями, синий с золотистыми галунами и светло-серый шелковый.

- Правда, такое ощущение, что Владимир Сергеевич здесь, только вышел куда-то по делам? - спросила тихо вдова, трогая и гладя ладонью серый переливчатый шелк.

Я ничего не успела ответить. Опять взял слово Андрей, внятно и сердито предупредив:

- Когда будет музей - все под стекло. Нельзя, чтоб все трогали. Это же самые настоящие личные вещи! Подлинные!

- Разумеется, Андрюша, - смущенно отозвалась вдова и прикрыла створки шкафа. - Разумеется, мы постараемся со временем организовать здесь или в московской квартире музей... Сейчас, конечно, сделать это не так легко нужны деньги, спонсоры...

- Найдем! - откликнулся Андрей. По его лицу прошла судорога. Он покраснел, отвернулся и вышел.

Ирина смотрела в проем двери, по его следу, и вдруг упала в кресло враз обмякшим телом и расплакалась, уткнувшись лицом в схваченную второпях диванную подушку. Я ничего не понимала. Или же не хотела понимать? Или моя тривиальная мысль о невозможности довольно молодой женщины любить дряхлого старца сбивала меня с толку и мешала видеть вещи в их истинном свете? Или я уже окончательно уверилась в том, что дело Ирины и Андрея нечисто, что между ними налажена некая весьма определенная порочная связь?

Мое положение было глупым. Сказать вдовице, сидящей посреди роскоши и комфорта, какие-то слова утешения, никак не могла. Не могла и все. Мне чудилась некая выверенная фальшь и в этой жалкой позе и в самих внезапных слезах этой богатой, моложавой дамочки.

Она сама подала голос, отсморкавшись в носовой платок:

- Какая, все-таки, тяжелая эта штука - жизнь... Ведь сначала, в юности, даже не предполагаешь, до чего тяжелая... Вот и Андрей... Вы же, уверена, заметили, какой он нервный дерганый... А знаете где он побывал? В Чечне. Ранен. Ни матери, ни отца. Детдомовец. В госпитале прочел роман Михайлова "Возвращение" и, говорит, решил жить дальше. Не сдаваться. Бороться. Начал писать о том, что видел в Чечне, и стихи. Прибился к нашему писательскому городку... Мне нужен был сторож. Почему не помочь человеку? Не скажу, что характер у него легкий. Но каким он может быть у парня, который столько прошел... столько повидал, перестрадал? Был момент, я чуть не отказалась от его услуг. Чуть не выбросила его, как говорится, на улицу...

- И все-таки?

- Все-таки сдержала себя.

- И в чем дело? Что случилось?

- В том, что он кричал... По ночам. Так кричал, что я слышала в доме, хотя он находился в сторожке. Или вдруг начинал, тоже ночью, бегать по участку. Я просыпалась и с каким-то паническим ужасом слышала, как трещат ветки под его ногами, кусты, сквозь которые он пробивался напролом, как он при этом бормотал что-то и всхлипывал... Для нервной системы это невыносимо. Я еле-еле сдержалась, чтобы не рассчитаться с ним, еле-еле... Слова уже были готовы: "Прости меня, Андрюша, но..."

- И все-таки не позволили себе?

- Да! Есть же Бог! Есть же совесть! Нельзя же думать только о собственном комфорте. Чем виноват этот мальчик, если судьба его не сложилась? Решила перетерпеть и перетерпела. Теперь он редко кричит по ночам и не бегает по участку. Если и бегает, то молча. Я же чувствую, что не имею права освободиться от него. Морального права. Тем более, что при мне истинно женская привычка заботиться о ком-то. Раз своих детей нет и не будет уже.

- Но он вам, все-таки, и помогает как-то?

- Не как-то, а очень! - поправила меня Ирина. - Он понимает мое состояние... Он - чуткий парень. Вот сейчас мы с вами выйдем и вы увидите, как он постарался...

Мы вышли из комнат на веранду, где посреди стоял круглый стол под белой скатертью, а в углу - плетеная кресло-качалка. В ней сидел Андрей. При виде нас вскочил:

- Я, вроде, все поставил...

Ирина окинула стол хозяйским взглядом, кивнуло удовлетворенно:

- Спасибо, Андрюша.

- Я свободен? - спросил он.

- если нет желания посидеть с нами... - Ирина показала мне рукой на стул.

- Есть одно дело. У Евграфова калитка сломалась. Я обещал починить. Ну я пошел...

И парень, действительно, пошел и уже сбежал с крыльца, но внезапно остановился, просунул голову в распахнутое окно на веранде и сказал:

- Тут если рассказывать про Владимира Сергеевича - концов не найти. Он и на медведя ходил. Он людям помогал. К нему так и шли с просьбами. С ним все генсеки были на "ты". Позвонит тот же Брежнев вот на эту самую дачу и спросит: "Ну как ты там, Владимир?" Не верите? Ирина Георгиевна вам, наверное, подарит книгу его воспоминаний... Или прочесть даст...

- Непременно, - кивнула вдова, и я подловила тот особенный, зависимый взгляд, каким она одарила вдруг своего подопечного. Зависимый и тревожный. Так, именно так должна смотреть вслед исчезающему молодому человеку дама в летах, его несомненная любовница.

Между тем, Ирина разливала по чашкам ароматный жасминовый чай и просила меня:

- Ешьте, пожалуйста... Правда, прелестно... чай, булки, масло, то, се... и утро, и птицы щебечут, и по траве ходят голубые тени...

Я согласилась. Действительно, это же чистая прелесть - посиживать за столом, накрытым белейшей скатертью, пит душистый чай и глядеть вокруг беззаботным взглядом... Не к этой ли благости стремятся миллионы, а подбираются лишь избранные? Не ради ли этого пребывания на природе в дачном уюте и комфорте, одни вкалывают, словно одержимые, а другие воруют, грабят и, что тоже не редкость, - убивают?

Ирина прервала течение моих праздных мыслей:

- Безотказный... И многое умеет. Его уже знают и просят прийти, помочь.