Сергей Сорока - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Сергей Сорока
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906857-00-2

В сборник вошли стихотворения разных лет. Тематика их различна: здесь и воспоминания о детстве и юности, и сетование на свою сегодняшнюю жизнь, на непризнание поэтического таланта, и рассказ о нелегком времени нашей страны, о подвиге героев – одним словом, обо всем, что дорого автору, что тревожит и радует его тонкую поэтическую душу.

---

И спорил

Вечернее небо прекрасно —
алеет гряда облаков.
И день пробежал не напрасно —
я с полной корзиной стихов
вернулся под вечер из леса —
уже заблестела луна.
Так много во мне интереса
опять возбудила она.
В заоблачной выси межзвёздной
туманится млечности Путь.
В обители сумрачно поздней
меня пополам не согнуть.
Стою опечаленный тенью —
стремится меня обогнать
в суровости стихотворенья,
когда утонувшую гать
я вновь навожу по болоту,
шагая по жиже времён,
к себе на деревню к заплоту
иду с непонятных сторон,
где я непонятно суровый
чудил в безвозвратной тоске
и спорил зачем-то с вороной,
сидевшей на сгнившем сучке.

Шуршит тоскуя

Бессмысленно мне колобродить
на листьях осенней тоски,
не зная в сермяжности брода,
ссыпать в беспокойство пески,
в осеннюю слякоть застоя
под бурями гнуться нельзя.
Пространство до жути пустое,
покрыта листвою земля —

Шуршит, неумолчно тоскуя
по прежнему статусу грёз.
Порою от счастья ликую
под истовой лейкою гроз,
несущих заряд очищенья
от скверности пыльных дорог.
И снова шумят превращенья
из счастья в застойность тревог.

Впервой

Печаль осеннего разлива
струится дождиком с небес.
Забока вновь «отговорила»,
снимая беспокойства стресс.
Стучит паром колёсной плицей —
с последней спорит он волной.
Спокойствие опять на лицах,
загар не луговой, степной.
С улыбками забытых песен
звучит серебряный рассвет,
а Мир насыщенностью тесен…
…другого, извините, нет.
Быть может, на другой Планете
он попросторнее, чем наш
в безумно частном Интернете,
где властвует над нами фальшь.

Мы восхищаемся собою
при тёплом слове в адрес свой
и виртуальною судьбою
довольны, счастливы впервой.

В сушине забот

Я усну на газоне сомнений,
уставлю свой взор на луну
и скажу: – Эй, мгновенье,
задержись на минутку одну. —
Пусть узнает Поэта пространство
невесёлых раздумий в огне
запылавшее снова убранство
в переливах бесчувствий во мне.
На бессмысленность горькой обиды
в сушине неизвестных забот
надо чувствовать жизни солидность.
Чушь степенства и гордость – за борт
выбрось, с ходу поймёшь осужденье
неприятности новых времён
и суровую грусть заблужденья
с вероятно безвестных сторон.

Не нарушить

Нас с внуком обидеть? Да, что вы!
Не сможет никто, никогда!
На подвиг житейский готовы,
нам светит роскошно звезда,
что лыбится, видишь, от счастья
при виде Поэтов мечты —
во всём без балды состояться —
наводим меж нами мосты,
а их все стремятся разрушить.
…Но это же полная чушь.
Да, нет, никому не нарушить
родство поэтических Душ.

Не беснуется

Осенняя нравится тяжба.
Суровый, но искренний взгляд
на месте в безвинности каждый,
листок не вернётся назад,
а будет лежать под ногами.
Шуршать при тяжёлой ходьбе
полями в стерне и лугами
с ночным переливом в судьбе.

Я помню безвыходность чувства,
в суровости странных забот
мои расплываются чувства,
и мне не хватает свобод,
закованных в латы безвестья
под синим безлунным шатром,
где льётся осенняя песня,
уже не беснуется гром.

Купается

Трагичность осеннего буйства
всё чаще ввергает всех в сон
печального с посвистом чувства
пред святостью древних икон.

Они нам прощают познанье
законов забытых времён.
Напрасны, как видим, исканья
неравновеликих имён.

На ветреном склоне участья
под пологом святости лет.
Купается исподволь в счастье
себя не познавший Поэт.

Не думая

Не привыкайте к дефициту
вы к чести, совести своей.
Траву, подобно антрациту,
не рассыпайте в поле дней.
Суровость схватится за бёдра,
не признавайся ей в любви,
которая не носит вёдра
не сзади и не впереди.

Иду спокойненько забытый —
она шумит, а мне смешно,
что было даже одиноко
смотреть в открытое окно
за синий лес в печали грустной,
не думая о пошлых днях,
которые умчались с хрустом,
как будто летом на санях!

Вторгшийся

Что неслыханно, то свято,
хоть понять и не дано,
что идём туда обратно —
гордые бежим в кино —
на стене осеннего рассвета
под нелепостью степной
ждём ошалелые ответа,
не зная, что там за стеной
чистого дождя из лета.
В осень вторгшийся с утра,
потому что есть примета —
будет точно на ура!

Мы тупели

Танцевали менуэты,
развлекались, как могли,
и встречали мы рассветы
нашей в юности любви.
Солнце светит, разгоняет
своенравности туман.
На меня собаки лают,
норовят залезть в карман.
Ничего нельзя поделать,
хоть старайся без конца.
Чёрное вдруг стало белым,
но с потерею лица.
Необласканные ветви
потеряли листья вмиг.
День прекрасный, в сути, светлый,
омрачает горький крик,
раздаётся что над полем
в беспокойстве за страну.
Неисполненные роли
превращаются в вину
перед будущим рассветом
неизвестности степной.
Преклоняюсь пред Поэтом,
кто беседует со мной
в недалёком беспокойстве
за бестактность миража,
проявляющий геройство
в безнадёге виража.
Танцевали менуэты
под весёлый ветра свист
знаменитые Поэты
и отплясывали твист,
зажигали рок-н-роллы,
зуб дробили на куски.
Мы тупели и уколы
от недрогнувшей руки

получали по заслугам
с вероятностью навзрыд,
не ходили кто за плугом
и теряли с ходу стыд.

Потускнел

Неудачные сравненья,
и эпитет никуда.
Ну, зачем вам извиненья,
что упали из дождя,
градины осенней стужи,
заморочили простор,
где себя я обнаружил —
потускнел свободы взор.
Зашумели невезенья,
славно листьями звеня,
разбросала туча тени
на закате грустном дня
всеобъемлющего счастья
на осеннем вираже.
И горят сезонной страстью
листья с блеском в витраже
накренившихся событий
под орущий в ночь народ.
Не осталось что ль наитий,
что, заилился вновь брод? —
Поворачивай оглобли,
расстоянья покоряй,
разыгравшееся лобби,
однозначность выбирай
в поимённости сознанья
помутившихся времён
ни к чему мои старанья
с пересчётами ворон,
что сидят на ветках грусти
в надвитражной пустоте,
где опять в печали льются
капли в яркой красоте.

Тёплый сумрак

Я воистину свободен
от печали и тоски.
И ещё на что-то годен. —
Унывать мне не с руки.
Улыбаются рассветы
и улыбчивы цветы,
хоть уже уходит лето,
пригорюнились кусты.
И роняют слёзы травы,
индевеет утром день.
Золотистые дубравы
потеряли лист и тень.
Солнце прячется за тучи.
Дождик моросит всю ночь
да и днём идёт по кручам
в золотом кафтане прочь.
Скупо солнце засияет,
повернёт лицо на юг,
тёплым сумраком затянет
оголевший лес и луг.

По осени считают

Вновь снег идёт и охлаждает воздух,
но тает тут же на земле сырой,
мой нарушает безобразно отдых,
лососевою падает икрой
крупа из капелек снежинок ярких
блестит, и слепит фарами глаза
машина мчащегося газа
из белизны, но бестолково марких.
Вот только чистотой своей сверкая,
становится вдруг серой массой вновь
с листвой опавшею вчера лесов.
Не видно этому конца и края,
повсюду комья грязи в нас летят —
по осени считают вновь солдат.

Под сверкание

Походил бы по Парижу,
и на кладбище б сходил,
может быть, кого увижу
без седла и без удил,
кто промчался по столетью
и нашёл себе покой.
Слово бьёт по душам плетью,
машет жёсткою строкой.

Я записываю стансы —
нечитабельный сонет.
Тают ветреные шансы…
…и опять спасенья нет
от изнанки недомолвок
в бестолковостях своих.
В жизни множество уловок —
и такой же этот стих.

В смысле всё произведенье,
если можно так назвать.
Я же праздную раздельно,
нечего давно сказать
в оправдание совета —
отойти на задний план
или встать в тени Поэта
там, где стелется туман.

Закрывая непонятность
в понятийности пустой,
где посеяна невнятность
засверкавшей чистотой
всей объёмности словесной
под сверкание луны,
голой, до безумья честной,
коль глядеть со стороны.

Не добрался до Парижа…
…дорог мне мой Барнаул.
Пополам сломалась лыжа,
северяк мне в морду дул.
И оставил я затею
в дебрях чести прозябать.
Над собой в ночи балдею,
что б ещё мне написать?..

Накануне