Анатолий Белинский - Дорогами войны. 1941-1945

• Название: Дорогами войны. 1941-1945
• Автор: Анатолий Белинский
• Жанр: О войне
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-91498-080-8

Сборник «Дорогами войны» – это сборник воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны. В числе авторов сборника – моряк, тонувший в водах Балтики во время эвакуации советских войск с полуострова Ханко, а затем воевавший на Ладоге, где был тяжело ранен; артиллерист, дважды раненный под Мясным Бором; донской казак, которому досталась нелегкая доля отступать в донских степях летом 1942 года; и, наконец, командир пулеметного взвода зенитчиков, которому довелось в мае 1945 года побывать у стен рейхстага в Берлине. Со страниц этой книги говорит невыдуманная, неприкрашенная правда, повествующая, какое это страшное, тяжелое дело – ратное противоборство. И одновременно каждая строка книги утверждает великую истину: мы победили в Великой Отечественной войне потому, что на защиту Родины стал весь народ на фронте и в тылу.

---

В темном копотном небе сплошной вой, вспыхивают и гаснут разрывы снарядов… Бьют из-за крепости зенитки «Кирова». Прожектора…

Ага! Попался, гад! Крест на желтом пузе. Пули, пули цокают рядом со мной!

– Самолет пикирует на нас! – ору, как поросенок недорезанный.

Межрозе:

– Что за базар? Спокойно надо докладывать.

Рядом – стук пулемета. Крастыньш… Ура Крастыньшу: фашист, не выходя из пике, хлюпнулся в Даугаву!

Какое сегодня число? Никто не знает. Авиация противника атакует нас беспрерывно. На рейде, в устье Даугавы – пароходы, мотоботы… «Неужели уже эвакуируют Ригу?»

Все, что скопилось на рейде, нам приказано сопровождать в Моонзунд. Головным идет «Вирсайтис», замыкает этот китайский флот «Иманта». У «Иманты» на буксире три торпедных катера – нет бензина своим ходом идти. Небо – горячее марево, вызывающее слезы, если долго смотреть. Одиночные «желтобрюхие» летают мористее, видимо, охотятся за нашими крупными кораблями, ждут, когда те пойдут в Ирбен. А нам и мелководный Муху-Вяйн годится.

Со стороны залива, прямо к нам идет-стучит рыбацкий мотобот. Видим в бинокль: на мотоботе, испачканные в чем-то белом, контр-адмирал Трайнин и капитан 1-го ранга Клевенский, новый командир Либавской базы. Оказывается, шли на торпедном, катер скис, пришлось прибегнуть к помощи рыбаков. У нас была бочка бензина. Ушли высокие гости на одном из наших катеров назад, к «Кирову».

«Постой, постой… А почему здесь Клевенский? Неужели уже оставили Либаву? А корабли у «Тосмаре»? А батареи, что мы, салаги, помогали строить? А наши ребята?..»

(Только после войны все прояснилось: Либава геройски оборонялась больше недели. А Ригу… штаб Северо-Западного фронта оставил уже вечером 22 июня. Восьмая армия, отступающая от Либавы и Виндавы, вела в эти самые дни, дни нашего отхода в район Эзеля – Даго, ожесточенные бои с фашистами восточнее столицы Латвии.)

Латвия… Уходят твои сыны. Без боя почти… Боцман Цирулис, чуть свободная минута, гладит всеобщего любимца команды, старого кобеля Джека, что-то говорит ему тихо по-латышски. Джек – смирный, притихший, напуганный. Не узнать собаки. Как услышит за облаками звук летящего «юнкерса», начинает, задрав лохматую морду, подвывать. А бывало…

– Джеки, – просят его матросы-латыши, – покажи, как баришня входит в баню.

Джек становится на задние лапы…

2 июля. Узнаём от комиссара (введен институт комиссаров) Фролова о наших потерях.

Товарищи, на всех направлениях идут ожесточенные бои. Враг несет потери, теряем и мы… здесь. Кроме «Сторожевого», который был поврежден в Рижском, погиб эсминец «Гневный». Помните, он сопровождал крейсер «Максим Горький»… «Горький» тоже, оторвало носовую часть. Это произошло северо-западнее Даго, там фашисты выставили минную банку. У нас мало тральщиков, потому-то и «Киров» проходил по углубленному земснарядами проливу Муху-Вяйн…

Ух, сколько нас тут скопилось, в Моонзунде! «Сильный», «Сердитый», «Смелый», «Стойкий», сторожевики «Снег», «Туча» – из «дивизиона хреновой погоды», как его на Балтике величали. Готовятся к походу в Рижский залив.

Бухта Трииги, северо-западная кромка Эзеля. Радио в кубрике:

– Братья и сестры, соотечественники, к вам обращаюсь я, друзья мои…

– Тише, тише! Сталин говорит! Сталин!

– Сейчас решается вопрос: или – или…

Суровы лица моих боевых товарищей… («Если придется, умрем как люди…»)

Вот какое дело: наш Межрозе уходит от нас… на повышение. «Ведь он капитан 2-го ранга, а на таком малом корабле», – объяснили нам. Жаль. Очень даже жаль.

Пришел новый, шумный, круглый, небольшого роста старший лейтенант, грузин. Широкая, как решето, фуражка с крохотным козырьком.

– Команде купаться! – с ходу приказал новый командир. Всеобщее удивление (а вдруг самолет сейчас?..). Но мы уже три недели не раздевались и не разувались. Стоим в трусах на баке, у ног бескозырка… Так положено: если после купания твоя бескозырка будет одиноко лежать, значит, ты того… пошел к морскому шкиперу…

– В воду!

Сигаем с высоты шести метров прямо в жгучий, как крапива, студень медуз. Бррр! Разгребаю эту нечисть, не знакомую мне ранее, ищу место почище и… натыкаюсь на притонувший труп краснофлотца…

Счастливый новый командир: пока мы пребывали в обществе медуз, ни один «стервятник» не появился над нами.

А зовут нового командира Гриша. Фамилия? Зачем фамилия? Гриша и Гриша. Гришу знает вся Балтика! Сколько анекдотов про него ходило до войны! «А помнишь, как Гриша из отпуска возвращался? Командование получает от него телеграмму: «Масква – сталица нашей Родины, задэрживаюсь на двое суток…»

17 июля. 23.30. Справа по носу темная полоска острова Муху.

– Прицел 130, целик… Орудие… Залп! – корабль дернулся.

– Орудие… Залп!

Ведем огонь по батарее противника, по Виртсу. Мористее бьют – перепонки трещат! – три наших миноносца. И еще с Эзеля, береговые стволы Елисеева.

Высадились наши. Триста краснофлотцев. Путь в Рижский залив свободен!

…Не успеваю записывать в журнал. Сегодня нас бомбили двадцать восемь раз. Уже не страшно. Отупел.

Пикирующий бомбардировщик Ю-87. Неубирающиеся шасси – ноги грифа, стервятника. А когда он, «стервятник», вываливается из-за облаков… кажется: с телеги камни сбрасывают (крестьянское восприятие).

Пишу первое, с начала войны, письмо родителям, на Украину. Уцелевший чудом после бомбежки пробитый осколками почтовый ящик на столбе… А уж местность та, куда написал… Радио на штабном пароходе: «Наши войска, после… боев… оставили город Житомир…» А это уже на 70 километров восточное моей изначальной малой родины…

Бухта Рохукюля. Снимаемся, идем в дозор в Соэло-Вяйн (между Эзелем и Даго). Не успели выйти за брекватер, навстречу пограничный МО, на носу катера – наш Джек. Он перешел от нас на «Иманту» три дня назад, во время смены дозора…

– Вот только собаку и удалось выловить… – сказали ребята. – Мина… «Иманта», сестрица «Иманта»! Дорогие, золотые хлопцы! Джек жмется к ногам, дрожит.

…Проходим у острова Вормси. В кильватер за нами – два транспорта, буксиры, цепочка торпедных катеров тянется за буксиром.

Да, следуем в Таллинн. Кончился у нас иноземный боезапас, нечем воевать.

Моонзунд для нашего корабля навсегда остался за кормой.

Еще до глубокой осени будут прорываться сквозь вражеский огонь, мимо Муху, в Рижский залив наши корабли, будут громить там германские конвои, еще будут ребята Преображенского летать с Эзеля в «неуязвимое» небо Берлина и загонять в бункер брюхатого Геринга и самого бесноватого Адольфа; еще будут наши бойцы обливаться кровью в неравной драке за архипелаг. Особенно ожесточенные бои разгорятся на южной оконечности Эзеля – Сырве. А потом, после ухода командования обороной на Ханко (и дальше – самолетом – в Кронштадт), оставшиеся… кто пулю в лоб, кто переправится через Ирбен на латвийский берег в партизаны, а кого на связанных колючкой бревнах прибьет к берегам нейтральной Швеции.

Выживут они и еще долго будут трудиться на родине, на дальних лесосеках…

Моонзунд…

Главная база Балтфлота – Таллинн. Редкие самолеты на большой высоте. Зато другое беспокойство – проверяющие. Химик, минер, связист, кто еще?

Комиссар Фролов ворчит:

– Сотни раз немцы нас проверяли за этот месяц.

Как дикари набрасываемся на газеты, принесенные из политотдела. Но… хоть не читай: «оставили», «отошли»… Что происходит? Что-то немыслимое.

С мостика эсминца «Карл Маркс», из репродуктора:

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой…

Мурашки по телу! Это даже не песня, а крик!

…Таллинн окружен! 7 августа немецкие войска рассекли пополам нашу 8-ю армию и вышли на берег Финского залива в районе Кунды. Эту новость мы узнали 8-го утром во время погрузки угля, под «музыку» главного калибра крейсера «Киров».

В полдень снимаемся. В Кронштадт. Там нам поменяют пушки: на две наши «иностранки» осталось десять фугасных снарядов и болванки учебные.

Гриша привел штурмана, лейтенанта с черным чубом:

– Георгий, – отрекомендовался лейтенант. («Жора», – подумали мы.)

Два транспорта грузятся в ковше. Боже, сколько же он, гад, народу накалечил! В порт на машинах и всяко прибывают и прибывают раненые. Небритые, глаза запали.

Идем. Впереди «Клюз» и «Ударник» с тралами, потом мы, главная сила конвоя (с десятью снарядами), за нами транспорты, шаланды, мелкие катера – все облеплено-увешано увечными, травмированными.

Ход, естественно, в час верста – только кустики мелькают, по поговорке. Едва приготовились у Наргена сделать правый поворот – «юнкерсы»! Группа. За ней – еще, еще. Идут низко, словно на посадку. И – пулеметно-пушечным огнем по надстройкам, по палубам, по ногам, по головам… Истошные крики. Раненые поднимают в небо костыли, культяпки. Наш огонь – мимо: уж очень низко летают!

– Перископ слева! – кричит Березкин.