Всеволод Рождественский - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Всеволод Рождественский
• Жанр: Поэзия
• Год: 1985

В настоящем издании разнообразно представлено наследие крупного советского поэта Вс. Рождественского (1895–1977), от первых стихов, написанных под воздействием акмеизма, до произведений последних лет, обобщающих его богатый жизненный и творческий опыт. Видную и замечательную часть наследия поэта, всю свою жизнь верного высоким традициям русской классики, составляют стихи о Ленинграде, его культуре, его людях.

---

54. К ЛИРЕ

Жизнь была обманчивой и гибкой,
Гордой и строптивой — как и ты,
Но умел я прятать за улыбкой
Горькое волнение мечты.

Лира, Лира! Слишком по-земному
Я тобой, любовницей, горел,
Чтоб легко отдать тебя другому
Для отравленных перстов и стрел.

Разве я не знал, как в дни разлуки
Ты была умна и хороша?
Для тебя в пылающие руки
Перешла бродячая душа.

И, в воловьи жилы заплетая
Всех лесов разбуженную дрожь,
Ты со мной — судьба твоя такая, —
Как ночное дерево, поешь.

Никогда для ложного пристрастья
Я тебя не выпускал из рук.
И служил, как мог, Науке Счастья —
Самой трудной из земных наук.

<1925>

55. «Только вспомню овраг и березы…»

Только вспомню овраг и березы,
Да в кустах заколоченный дом,
Ледяные, как олово, слезы
Оседают на слове моем.

Оттого, что без счастья и боли
Я смотреть на деревья не мог,
Мне хотелось бы ивою в поле
Вырастать у размытых дорог.

Я бы пел — и печально и строго —
Многошумной своей головой,
Я бы пел, чтоб дышать хоть немного
Вместе с вами тревогой земной.

Ведь в разлуке еще непокорней
Захотят, задыхаясь в пыли,
Обнимать узловатые корни
Невеселое сердце земли.

Зима 1925

56. ПАВЛОВСК

Помнишь маленьких калиток скрипы,
Колдовской шиповник там и тут?
Мне уже не спится. Это липы
В переулках Павловска цветут.

Мне уже не спится. Это ели
Стерегут кого-то за прудом…
Хочешь, мы на будущей неделе
Переедем в прошлогодний дом?

Он зарос жасмином и сиренью,
Окунул в боярышник лицо,
Круглый клен разломанною тенью
По ступенькам всходит на крыльцо.

И никак не мог бы отыскать я
Той крутой тропинки под овраг,
Где мелькало голубое платье,
Мотыльком раскачивая мак.

Вот и парк! Как он тенист в июле,
Как он сетью солнца оплетен!
Круглый Портик Дружбы — не ему ли
На ладонь поставил Камерон?

Помнишь давних дней тревоги, встречи?
Посмотри — шумит тебе в ответ
Старый друг наш, дуб широкоплечий,
И до нас проживший столько лет!

Вечна жизнь, и вечны эти розы.
Мы уйдем, но тем же будет сад,
Где трепещут в воздухе стрекозы
И березы ласково шумят.

Оба землю любим мы родную,
И просить мне надо об одном:
Хоть былинкой вырасти хочу я
Здесь, под старым дубом над прудом!

Может быть, отсюда через двести,
Через триста лет увижу я,
Как под эти липы с песней вместе
Возвратилась молодость моя.

1925

57. «Земное сердце не устанет…»

Земное сердце не устанет
Простому счастью биться в лад.
Когда и нас с тобой не станет,
Его другие повторят.

Но ты, мое очарованье,
Моя морозная заря,
Припомнишь позднее свиданье
В зеленых звездах января.

Закрой меня своею шалью,
Закутай сердце в бахрому.
С какой взмывающей печалью
Тебя, голубка, обниму!

Долей вино тревогой старой.
В последний раз в любви земной
Я стану верною гитарой,
А ты натянутой струной.

Мороз крепчает. Гаснет пламя.
Проходят годы. Мы одни.
Остановись хоть ты над нами,
Мохнатый месяц, в эти дни!

1925

58. «Было это небо как морская карта…»

Было это небо как морская карта:
Желтый шелк сегодня, пепельный вчера.
Знаешь, в Петербурге, на исходе марта,
Только и бывали эти вечера.

Высоко стояла розовая льдинка,
Словно ломтик дыни в янтаре вина.
Это нам с тобою поклонился Глинка,
Пушкин улыбнулся из того окна.

Солнечную память узелком завяжем,
Никому не скажем, встанем и пойдем:
Над изгибом Мойки, там, за Эрмитажем,
Памятный для сердца молчаливый дом.

Нам ли не расскажут сквозь глухие пени
Волны, что тревожно о гранит шуршат,
Знал ли Баратынский стертые ступени,
И любил ли Дельвиг вот такой закат!

Где ты? Помнишь вербы солнечной недели,
Дымный Исаакий, темный плащ Петра?
О, какое небо! Здесь, в ином апреле,
Нам с тобой приснятся эти вечера!

1925

59. «Где-то в солнечном Провансе…»

Где-то в солнечном Провансе
Тяжелеет виноград.
Мы поедем в дилижансе,
Друг, куда глаза глядят.

Заслонили дом зеленый
Косы желтые берез,
Пламенеющие клены
Тронул утренний мороз.

Мимо яблонь, вдоль откоса,
Сквозь шафранный листопад
Под шуршащие колеса
К нам бежит прозрачный сад.

Так всю жизнь! А ночью роздых,
Да в блаженных рощах сна
В пруд просыпанные звезды
И янтарная луна.

Дай, как буду умирать я,
Всё отринуть, всё забыть,
С плеч скатившееся платье
Дай душе переступить.

Уходя в иные звуки,
В круговой певучий путь,
Дай ей маленькие руки
К звездным рощам протянуть.

В горький час, в садах изгнанья,
Если ты еще жива,
Для блаженного узнанья
Дай ей лучшие слова.

Чтобы нам с земным приветом
Разминуться на пути,
Те слова, что в мире этом
Я не мог произнести!

Милый друг, земное лето,
Наклонись, зарей дыша,
Дай мне слышать платье это,
Где шуршит моя душа!

<1926>

60. «Любите и радуйтесь солнцу земному…»

Любите и радуйтесь солнцу земному.
                Другого не будет.
И каждый тропинку к высокому дому
                Забудет.
Мне сердце сжимает горячая жалость,
                Земная тревога.
Любите, любите! Дороги осталось
                Немного.

<1926>

61. АПРЕЛЬ

Вон там огни, через деревья сада —
                Едва, едва.
Летящий мост, гранитная ограда,
                Моя Нева.
И мы стоим без слова и дороги,
                Как вся река,
В морском ветру, в пророческой тревоге,
                В руке рука.
Ну можно ль так не в шутку заблудиться
                В простом краю?
Ни Всадника, ни серых сфинксов лица
                Не узнаю.
Сквозит апрель — последний холод года.
                Близка заря.
Я, как Нева, жду только ледохода
                В мои моря.
Весь этот мир, подаренный мне снова,—
                Такой иной,
И я несу любви большое слово
                Сквозь лирный строй.

<1926>

62. «Расставаясь с милою землей…»

Расставаясь с милою землей
Для снегов совсем иного мира,
Не хочу я радости другой,
Чем вот эти руки, эта лира.

Не она ли, разрывая тьму,
Отвечала горькому рассказу
И была единственной, кому
На земле я не солгал ни разу!

<1926>

63. «Был всегда я весел и тревожен…»

Был всегда я весел и тревожен,
Словно ветер — каждый день иной,
И такой мне был зарок положен,
Чтоб шуметь березой вековой.

Не ломал рябины горькой кисть я,
Не рыдал в ночи, как соловей.
Расчеши мне пламенные листья,
По оврагам с посвистом развей!

Если я сквозь дождик моросящий,
Как большое дерево, пою,
Это значит: бурей настоящей
Закачало голову мою.

А когда сломаюсь над простором,
Многошумной бурей помяни, —
Всё же рос я деревом, в котором
Ты качала грозовые дни.

<1926>

64. «Хорошо улыбалась ты смолоду…»