Авенир Зак - Утренние поезда

• Название: Утренние поезда
• Автор: Авенир Зак
• Издательство: Искусство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1988

Сборник киносценариев и пьес А. Зака и И. Кузнецова «Утренние поезда» включает в себя наиболее известные произведения видных советских драматургов. Среди них киносценарии «Утренние поезда», «Пропавшая экспедиция», «Золотая речка», ставшие основой для популярных фильмов, а также пьесы « Слово из песни», «Вечерние игры», «Весенний день тридцатое апреля», «Портрет трагической актрисы», «Представление о Радомире», многие из которых успешно поставлены в театре.

---

А н д р е й. Твой сын не может стать таким…

К у р т. Не знаю… не знаю…

Подвал.

Г е л ь м у т. Мы дали слово фюреру сражаться до конца. Сражаться, а не отсиживаться в подвале. И я клянусь, что мы сдержим это слово. И вы все… Ты, ты и ты! (Урсуле.) И ты тоже! Кого ты жалеешь? За кого ты заступаешься? Раненые? Раненых врагов нет. Есть живые и мертвые. Живых мы должны уничтожить. Это наш долг.

Т е о. Но раненые… уже не солдаты.

Г е л ь м у т. Среди них есть такие, которые снова пойдут в бой и убьют тебя. И если мы оказались в тылу противника… (Тео.) Ты говоришь, раненые не солдаты. Ты забыл того русского, у канала… с оторванной рукой… он продолжал стрелять и уложил десятка два наших.

Т е о. Вообще-то конечно…

Г е л ь м у т. У нас есть взрывчатка. И не воспользоваться ею… глупость. Нет, не глупость — предательство!

А н д р е й. Вы сошли с ума… (Гельмуту.) Вы сумасшедшие!

Г е л ь м у т. И ты взлетишь… вместе с ними… А мы уйдем.

А н д р е й. Там, наверху, раненые. Многие никогда не поднимутся. Там женщины, врачи, сестры…

Г е л ь м у т. А летчики, которые сбрасывали на Берлин тысячи тонн взрывчатки, они спрашивали, где больные и где женщины, где старики и где дети? Это война, она не знает пощады. И ты — если бы ты мог… ты бы сам перестрелял нас из автомата. Ну вот, Тео, пришел наконец наш час! Ты помнишь тот день на стадионе, наш парад, который принимал фюрер?! Мы шли в строю рядом, помнишь?

Т е о. Помню.

Г е л ь м у т. Это была самая счастливая минута моей жизни. Я испытывал такое чувство… что нахожусь среди избранных, которым доверена судьба Германии, среди тех, кому фюрер оказал самую высокую честь… И когда мы повторяли слова клятвы, в душе моей было так светло и радостно, как никогда. В эту минуту я понял, что готов отдать свою жизнь фюреру… Оркестр заиграл марш, и я заплакал от счастья. Первый раз в жизни. Ты помнишь этот марш?

Возникают звуки марша.

Т е о. Помню.

Г е л ь м у т. Я смотрел на фюрера, и в какое-то мгновение мне даже показалось, что и он смотрит на меня.

Т е о. Мы шли так, что трибуны стали аплодировать нам.

Музыка звучит все громче. Тео становится рядом с Гельмутом. Урсула и Рейнгольд присоединяются к ним. Последним становится Дитер. Все поют: «Мы — молодые волки, мы — дети фюрера…»

А н д р е й. Они сумасшедшие! (Кричит.) Сюда! Сю-да! На помощь! А-а-а-а-а! (Кричит.) На помощь! Помогите!

Марш заглушает его слова.

Конец первой части.

Часть вторая

Подвал.

А н д р е й  сидит, прислонившись к парте.

У р с у л а  с автоматом в руках, наблюдает за ним.

Андрей. Урсула!

Урсула не отвечает.

Ты что, не слышишь меня?

У р с у л а. Нет.

А н д р е й. Послушай, Урсула.

У р с у л а. Не хочу. Замолчи.

А н д р е й. Там, наверху, раненые… Там мой друг… Володя… Он спас мне жизнь, а я для него еще ничего не сделал… Он вытащил меня из воды… из ледяной воды, зимой. Снарядом пробило понтон, а он вытащил меня… Ты слышишь?

У р с у л а. Нет.

Входят  Г е л ь м у т,  Д и т е р,  Т е о. Они приносят ящики со взрывчаткой, складывают их.

Г е л ь м у т. Я считаю, что бикфордов шнур надежнее…

Т е о. Ты можешь считать что угодно, но бикфордова шнура у нас нет…

Г е л ь м у т. А эта… твоя машинка… не сработает раньше времени?

Т е о. Часовой механизм обычно не подводит.

Г е л ь м у т,  Д и т е р  и  Т е о  уходят.

А н д р е й. Объясни мне, Урсула, я все-таки не могу понять. Ты сидишь с автоматом и сторожишь меня. Но ведь это же ты, ты спасла мне жизнь. Зачем ты это сделала?

У р с у л а. Не знаю. Не могла смотреть… на это.

А н д р е й. Не могла смотреть? А когда вы взорвете раненых и меня вместе с ними? Как ты на это будешь смотреть?! Ах да… ты этого не увидишь, вы успеете убежать.

У р с у л а. Замолчи.

А н д р е й. А если не замолчу, будешь стрелять?

Урсула молчит.

Развяжи меня, Урсула.

У р с у л а. Я сказала — молчи! Слышишь, молчи!

А н д р е й. Ноги затекли… Развяжи хотя бы ноги.

У р с у л а. Нет.

А н д р е й. Слушай… Ты же девчонка… тебе не может быть по душе эта затея Гельмута. И не только тебе — всем вам. Почему же вы помогаете ему?! Боитесь его?

Урсула молчит.

Нет, не понимаю. Ты выбила нож из его рук. Не побоялась. Почему же ты вместе с ними идешь на такое преступление?

У р с у л а. Если скажешь еще хоть одно слово, я буду стрелять.

А н д р е й. Пожалуй, и правда выстрелишь. Гельмут ведь приказал в случае чего стрелять. Я-то удивился, зачем он тебе дает автомат… А ты… смотри-ка, настоящий солдат.

У р с у л а. Я выполняю приказ.

А н д р е й. Выполняешь приказ? Тебя этому научили в приюте?

У р с у л а. В каком приюте?

А н д р е й. В котором тебя подгоняли прутиком.

У р с у л а. Откуда ты знаешь, что я была в приюте?

А н д р е й. Я это понял, когда ты рассказывала об этих девочках-подкидышах.

У р с у л а. Как ты догадался?

А н д р е й. Не знаю. Может быть, потому, что у меня тоже нет родителей.

У р с у л а. А у меня есть. Я их не знаю. Я их никогда не видела. Они бросили меня. И я ненавижу их.

А н д р е й. Я знал одного человека… немца. У него был сын. Совсем маленький. Его отдали в приют, а мать посадили в концлагерь. Он, наверное, тоже думает, что его подбросили.

У р с у л а. Какое тебе дело до меня, до моих родителей? Я немка, а ты русский, и мы с тобой враги!

А н д р е й. Нет, вы все-таки не люди. Я думал, хоть в тебе есть что-то человеческое!..

У р с у л а. Ты хочешь, чтобы я предала их? Они выполняют свой воинский долг. И я должна быть с ними до конца!

А н д р е й. От тебя зависит жизнь многих людей… Ты можешь их спасти… Даже дикари не убивают раненых.

Входят  Т е о,  Р е й н г о л ь д,  Д и т е р. Они приносят ящики со взрывчаткой, укладывают их.

Т е о. Осторожно, Ренни.

Р е й н г о л ь д. А что… может взорваться?

Т е о. Бывает. От удара, от выстрела.

Р е й н г о л ь д. Хм… Тогда мне лучше эти ящики не таскать… У меня иногда… нарушается равновесие… внезапное головокружение… Наследственность по материнской линии…

Т е о. Иди! Я покажу тебе наследственность!

Р е й н г о л ь д. Если что случится — пеняйте на себя.

Д и т е р  и  Р е й н г о л ь д  уходят.

У р с у л а. Тео, я больше с ним не останусь. Я лучше буду таскать ящики. Он все время заговаривает со мной.

Т е о. Ну и пусть. Тебе-то что?

У р с у л а. Он говорит, что там в приюте говорили неправду, что нас подбросили… что родителей арестовали, посадили в лагерь, я не верю… откуда он может знать… Этого не могло быть, не могло?! (Андрею.) Ты все выдумал, выдумал! Я не верю тебе, не верю. (Плачет.)

Т е о (забирает автомат). Вот что, давай сюда автомат и отправляйся.

У р с у л а. Куда? Мне некуда идти.

Т е о. Пойдешь к моей тетке. Она живет на Фридрихштрассе. Я дам записку. Или просто скажи, что тебя прислал Тео.

У р с у л а. Я боюсь.

Т е о. Чего боишься?

У р с у л а. Боюсь выйти на улицу, там русские.

А н д р е й. Он прав. Надень белую повязку, никто тебя не тронет.

Т е о. Пожалуй, что так. Фридрихштрассе, двенадцать, фрау Клара Кониц. Скажешь, что тебя прислал Тео. А я… если выберусь из этой переделки… я тоже приду туда.

У р с у л а  уходит. Тео достает сигару, закуривает.

А н д р е й. Много там этих ящиков?

Т е о. На тебя и одного хватит. Затянуться хочешь?

А н д р е й. Что это ты такой добрый?

Т е о. Считай, что я выполняю твое последнее желание.

А н д р е й. Тогда развяжи руки.

Т е о. Дураков нет. Ты прилично говоришь по-немецки. Откуда у тебя саксонский акцент?

А н д р е й. Мой учитель немецкого языка был из Дрездена. В Москве, в Сокольниках, в одном доме с нами жили немцы.

Т е о. А что эти немцы делали в Москве?

А н д р е й. Они уехали из Германии, когда к власти пришел Гитлер.

Т е о. Понятно. Коммунисты. (Затягивается.) Да, хорошо бы сейчас оказаться на Фридрихштрассе, двенадцать.

А н д р е й. Ты был наверху. Ты сам видел — всюду наши… Уйти вам некуда. Ну взорвете… А дальше что? Вас тут же поймают. И расстреляют на месте.