Анна Ринифе - Город забытых снов(СИ)

• Название: Город забытых снов(СИ)
• Автор: Анна Ринифе
• Жанр: Фэнтези

Книга о страхе и борьбе с его самыми фантасмагоричными проявлениями, книга о смелости как о единственном способе жить, книга о мечтах, норовящих превратиться в голодных химер, книга о поиске себя в сотнях манящих отражений.

---

III

Л

ике было душно и неудобно в собственной постели. Было странное ощущение невесомости, которая одновременно была очень тяжелой, давившей на грудь и голову. Где-то над девочкой завис огромный круглый сгусток воздуха, как чеширский кот над Алисой. В шаре происходило какое-то движение, вился и собирался в охапки серо-белесый туман, из которого постепенно стали вырисовываться знакомые черты. Это была бабушка, ее лицо, доброе и приветливое. Она слегка улыбалась, практическими одними глазами, немного покачивалась в абсолютно пустом пространстве и смотрела, смотрела, смотрела....

Будильник ворвался в это колышущееся пространство потрескиванием электрических разрядов. Контуры дорогого лица начали расплываться, тишина разорвалась в клочки нервных пиканий. Сон ушел, и его место заняла напряженная неуверенность.

На улице уже начали забивать сваи. Техника планомерно передвигалась из квартала в квартал, подбираясь все ближе к дому Лики. Теперь их стук был отчетливо слышен и в квартире. Девочка заварила чаю и сделала бутерброд. Вода в кружке тряслась в такт ударов. Лика сделала несколько глотков и поставила чашку в раковину.

Во дворе грохот был еще сильнее. Новостройка становилась на ноги на площадке через дорогу, и шум, сопровождающий ее рождение, был похож на пульс огромной серой сущности, постепенно окутывавшей весь город.

Пройдя несколько кварталов, Лика спустилась в метро.

Конечная станция. Одни поезда приходят сюда, чтобы выгрузить всех своих пассажиров и уйти пустыми куда-то во мрак, куда простому смертному без удостоверения работника метрополитена не пробраться. Другие наоборот появляются из этого мрака, чтобы забрать нетерпеливых пассажиров и отправиться в путь. Иногда эти пустые поезда не открывают дверей. Диспетчер убедительно объясняет в трещащий громкоговоритель, что поезд по маршруту следовать не будет. Вагончики начинают свое движение и убегают в ту сторону, откуда только что появились. Похоже, в их веренице нет разницы между концом и началом, первый превращался в последний, а последний - в первый, принимая на себя заботу тащить весь состав.

Пришедший поезд был тоже не гостеприимен. Лика подняла глаза и обомлела от удивления. В пустом вагоне за закрытыми дверями сидел мужчина. На нем не было униформы рабочих метро. Он сидел, опершись локтями о спинку сиденья с видом человека, у стоп которого лежит весь мир. Незнакомец заложил ногу на ногу, небрежно откинув полу своего плаща. Это движение сопровождалось величественным покачиванием его вьющихся спиралями ярко-рыжих волос.

Поезд тронулся, но человек остался. Он перемещался из вагона в вагон, при этом оставаясь в той же непоколебимо ленивой позе. Когда поезд набрал скорость, и вагоны начали мелькать так быстро, что в них нельзя было что-нибудь рассмотреть, силуэт рыжеволосого мужчины превратился в большое огненное пятно, летящее вместе с составом.

Следующий поезд, а может быть, и этот же самый, пришел через несколько минут. Коричнево-черно-серая масса с редкими вкраплениями ярких красок бросилась к сиденьям в вагоне. Волнение оказалось напрасным. Мест хватило всем желающим. Лика присела на край сиденья. Справа от нее изучал газету дядечка с дипломатом на коленях. Его абсолютно не смущало то, что формат газеты в несколько раз превышал расстояние между его соседями. Слева объемная женщина с ярко-желтым платком на шее что-то возбужденно обсуждала со своей спутницей, закутанной, несмотря на плюсовую температуру, в лисий мех. В другом конце вагона сидела мама с ребенком. У девочки в руках был воздушный шар в виде цирковой лошадки - белой, с украшенным золотыми нашивками нарисованным седлом и кисточкой на голове. Мама разговаривала с кем-то по телефону, пытаясь перекричать шум дребезжащего поезда, а девочка гладила надувную резиновую лошадку, закрепленную на палочке, и улыбалась.

Лика почувствовала, как к ней подкрадывается уже знакомое, но все еще странное чувство, когда до боли хочется прикоснуться к человеку, хочется положить голову на плечо сидящего рядом - будь то дядечка с газетой или тетенька в шарфе. Лика скрестила руки и закрыла глаза. В одном из романов осужденные на смерть хватались за траву, чтобы ощутить в своих объятиях хоть что-нибудь, кроме пустоты. Наверно, ее чувство было предтечи подобных попыток.

Поезд успокаивающе посвистывал, словно сдувая нахлынувшее сумасшествие. Перед глазами возник образ маленькой девочки, сидящей на деревянном полу в пустом деревенском доме. Девочка увлеченно следила за игрой двух солнечных зайчиков. В ее руках было маленькое зеркальце и большой охотничий нож. В лучах пробравшегося через окно солнца оба предмета создавали на стене светлые блики - один поменьше, второй побольше.

Вдруг двери в комнату открылись. Начали входить какие-то люди в черном. Их было много. Они несли гроб. Девочка замерла на полу, на стене застыли солнечные зайчики.

Лика открыла глаза. Ночные кошмары уже стали для нее привычными. Что ж, теперь добавились дневные. Дядечка с дипломатом все еще мял в руках газету. Место тети с шарфиком занял мальчик с рюкзаком. Стоящие перед Ликой люди стали пробираться к выходу, открыв тем самым пассажиров, сидящих напротив. Рядом с парой флиртующих подростков сидела девочка примерно одного возраста с Ликой. У нее были естественные белые волосы, фарфоровая кожа и выразительные серые глаза. Девочка захлопнула маленькое круглое зеркальце, в которое она, очевидно, сочла нужным заглянуть, несмотря на отсутствие макияжа на своем лице, и посмотрела на Лику. Их взгляды встретились, и Лика смущенно опустила глаза. Девочка небрежно бросила зеркальце в небольшую сумку через плечо и направилась к дверям вагона. Она оказалась ниже Лики, выглядела хрупкой и невесомой. С грацией порхающего призрака девочка вышла из вагона и растворилась в толпе. В искусственном освещении метрополитена ее волосы казались серебряными.

***

Нож был отобран, зеркало было спрятано. Ребенка подняли с пола и унесли от греха подальше в дом к соседке, где он и должен был находиться, если бы озадаченная женщина в суматохе не упустила из виду эту проворную маленькую девочку, ускользнувшую домой.

Хоронили дальнюю родственницу, ворчливую одинокую старуху.

Здесь было некому приносить соболезнования, потому что никто не чувствовал утраты. Здесь не было искренних слез и болезненных воспоминаний. Здесь каждый хотел как можно скорее закончить с неизбежным долгом и оставить покойницу почивать с миром. Священник дымил фимиамом, удушливый запах поднимал волнами страх в сгорбившихся у стенки людях. Они думали, что надо будет заранее выбрать место на кладбище и, наверно, можно заказать памятник, и следовало бы больше откладывать на черный день, и не съела ли моль припасенное на сей скорбный час платье, и как оно все будет, ведь жизнь так страшна.

Проведя все необходимые обряды, гроб с покойницей опустили в землю и засыпали коричнево-черной массой из песка, чернозема и корней розовых кустов. Добрые и богобоязненные соседи, возможно, еще придут сюда на церковные праздники, чтобы скосить траву, положить освященное яблоко или искусственный букет. Не потому, что они любили находящегося под их ногами человека, а потому, что так надо. Потому что могила человека - это святое место.

Через пятнадцать лет огороженный темно-синим металлическим забором квадратик земли на кладбище будет выглядеть вполне ухоженным, в отличие от дома, в котором проходили похороны. Он будет оставлен, разграблен и заброшен. Грушево-яблочный сад зарастет травой, старые трухлявые деревья пошвыряют свои сухие ветки на крышу избушки. Когда-то приветливая, она будет мертва и обречена на постепенное разложение. Она исчезнет, растворится, словно ее никогда и не было, точно так же, как и жившие в ней люди.

***

Написав два пропущенных теста, проспав три скучнейших лекции и посидев пару часов в библиотеке, Лика, наконец, вышла из университета. Ей абсолютно не куда было спешить, и, будь ее воля, она ни за что не вернулась бы в бабушкину квартиру, но больше идти было некуда.

Прошел дождь. Асфальт сверкал, как самоцветы, радуясь тому, что и его черная поверхность в кои то веки наполнена красками, не хуже какого-нибудь озера. Солнце, определенно, забавляла такая необоснованно проснувшаяся павлинья гордость, но оно позволило себе вдоволь наиграться с этим серым и невзрачным. Было то время суток, когда оно находилось ровнехонько на линии горизонта, и оторвать глаза от асфальта было просто не возможно. Отблески от луж ослепляли, горели неистовым светом. Прохожие шли, опустив головы, натыкаясь друг на друга, морщась и щурясь. Неразберихи в общую картину добавлял сильный ветер.

Выйдя из метро, Лика, как обычно, не стала дожидаться автобуса, и пошла пешком. Три остановки - это еще десять-пятнадцать минут отсрочки до неминуемого. Уже больше месяца девочка возвращалась в пустую квартиру, но все равно не могла к этому привыкнуть. Не могла не ждать на пороге близкого человека, не могла не искать глазами бабушкин силуэт в темном окне, где раньше гостеприимно горел свет. Не могла не хотеть еще раз услышать ее одновременно ласковый и встревоженный голос. Было странно думать, что врачи, назначившие Лике принудительное лечение, действительно верят в то, что эту боль можно вылечить. Да еще загадочный доктор со своим нелепым предложением. Хотя девочка вполне могла проследить ход мыслей специалиста. Ей, конечно, не с кем поговорить, она, абсолютно естественно, держит все наболевшее в себе, и монолог с тетрадкой поможет ей отпустить прошлое, разобраться в себе и увидеть перспективы на будущее. Вот только Лика не хотела ни с кем ни говорить, ни делиться своими чувствами. Она никогда не была одним из тех людей, кому становится намного легче после того, как они поплачутся в жилетку товарищу. Да, у Лики не было товарищей, способных выслушать, но они ей были не нужны. Да, ее прошлое стало преследующей ее химерой, но она не готова его зачеркнуть. И дневник ей ничем не поможет, он не вернет родителей, не вернет бабушку и даже не накормит пустоту вокруг и внутри ее.