Сергей Костин - Туман Лондонистана

• Название: Туман Лондонистана
• Автор: Сергей Костин
• Жанр: Шпионский детектив

Ранней осенью 1999 года, накануне неизбежного вторжения федеральных войск в мятежную Чечню, Пако Аррайя получает задание внедриться в структуры, вербующие боевиков в лондонских мечетях. Игра заходит слишком далеко: Пако и его друг и коллега Алексей Кудинов захвачены бандитами. Спасти русских разведчиков пытаются совершенно неожиданные силы. Но прежде всего предстоит понять, кто же эти похитители. «По ту сторону пруда» — общее название двух книг Сергея Костина из цикла «Пако Аррайя, секретный агент». Действие обеих происходит в Лондоне, где российский разведчик Пако Аррайя выдает себя за сотрудника ЦРУ и решает задачи с помощью «коллег» из спецслужб Великобритании.

---

— Давай-давай, прости.

— Так вот, мы с тем журналистом поднялись на второй этаж. Там типа гостиницы устроено, он в мечети и жил. Нам принесли чай, сладости, и мы разговаривали. Сначала мы рассказали, что мы успели сделать в Алжире, — он все нас нахваливал. А потом этот журналист стал объяснять нам, как устроена жизнь. Ну, вообще. Что весь мир захватили христиане и евреи. Что мусульманам приходится вооружаться, чтобы выжить. И что выжить можно, только объединившись, только создав единое государство.

— Исламский халифат, — вставил я.

— Да. Чтобы туда вошли все мусульманские страны. Сейчас, он говорил, исламский халифат начали строить талибы в Афганистане. Был еще Судан, были попытки в Йемене, но самой перспективной страной была Чечня.

— Почему? Как он объяснил?

— Он сказал, что Чечня силой оружия отсоединилась от России, и это оружие по-прежнему было в руках у наших братьев. И революция в умах там еще продолжалась, в отличие от других мусульманских стран. От тех, где слишком много сытых. И еще рядом — и на Кавказе, и на Волге — были другие мусульмане, которые тоже поднимутся, стоит их немного подтолкнуть. Но на этом разговор закончился. Они решили, что на первый раз нам хватит.

Мустафа вычистил хлебом сковородку, подъел оставшиеся оливки и понес грязную посуду на кухню.

— Я заварю нам чай? — крикнул он оттуда.

— Давай. С удовольствием.

— Мы с братьями вернулись домой. Мы-то с Рамданом… Рамдан, я говорил, это старший мой брат. Рамдан, потом я, Мустафа, потом Абду, остальные в семье девочки, — уточнил парень с порога кухни. — Вот. Значит, мы с Рамданом все это уже знали, хотя до сих пор воевали за справедливость в своей стране, нам весь мир был ни к чему. А Абду был совсем мальчишка, ему пятнадцать только исполнилось. Он оружия и в руках-то не держал, сбежал из дома, как только мы обосновались в Лондоне. Так вот, Абду всю неделю по вечерам ходил на собрания разных обществ при мечети или читал их брошюры. А в пятницу мы снова пошли туда все вместе.

Я услышал, как забулькал закипающий чайник.

— Чай у меня только черный, — сунул голову в комнату Мустафа. — Зато есть мята.

— Отлично.

В комнату был внесен чайник с волочащимся за ним проводом и блюдечко с зеленой мятой. Вторым заходом на столе появились фигурные стеклянные стаканчики и блюдце с колотым сахаром. Давно я не был на Востоке.

— Сейчас, пусть заварится, — сказал Мустафа. — Значит, на этот раз с нами беседовал уже сам аль-Масри. Мы тоже пили чай или кофе, не помню, наверху, над молельным залом, только нас было уже человек восемь. Все парни лет до двадцати, не больше. Имам говорил по-английски, потому что там были пакистанцы и бенгальцы, а потом, видя, что мы понимаем далеко не все, переводил нам на арабский.

Абду не спускал глаз с имама, каждое слово его ловил. А тот говорил примерно так: «Что вас ждет в жизни? Только нищета. У вас никогда не будет ни большого дома с садом и фонтаном, ни красавицы-жены, а потом еще одной или даже не одной. Ваши дети, как и вы, не получат образования. Ваши родители умрут от болезней, потому что у вас не будет денег ни на врачей, ни на дорогие лекарства. Вы никогда не купите себе новую машину. У вас ведь ни у кого нет машины, даже старой развалюхи. А такие мобильники и часы, какие у вас, в Америке можно найти в мусорном баке. Так ведь? Так, братья мои. Но вы можете поменять свою жизнь».

Мустафа налил чаю в свой стаканчик, вылил его обратно и проделал процедуру еще раз.

— Это называется «хаирма», «возвращение», — просветил он меня. — Милостыня по-арабски тоже «хаирма» — ты возвращаешь Господу часть того, что он дал тебе.

Надо же, о каких вещах этот парень задумывается.

— Интересно. — Я подождал, пока он разольет чай. — И что надо было сделать, чтобы поменять жизнь?

— Стать моджахедом, бойцом за веру. Имам говорил, что мы уже поступим правильно, отправляясь на помощь нашим воюющим братьям в разных странах. Это благо в глазах Аллаха. Но при этом мы еще заработаем столько денег, что нам хватит до конца наших дней. И в подтверждение своих слов аль-Масри сказал, что те, кто даст согласие отправиться на военную подготовку, а потом пополнить ряды моджахедов в Афганистане или в Чечне, немедленно получат по семьсот фунтов. Эти деньги они смогут отправить своей семье, потому что им самим они уже не понадобятся — их возьмут на полное довольствие, как в армии. Мы спросили имама, когда нужно будет уезжать. Он ответил, что хоть через неделю. Абду хотел записаться сразу, но мы сказали, что надо подумать. Аль-Масри не настаивал, он умный человек. Сказал: «Конечно, братья мои. Это серьезное решение, его нельзя принимать на горячую голову».

Мы потом спорили всю неделю, каждый день. Аль-Масри предлагал нам реальный выход. Мы же болтались без дела, и шансов найти легальную работу у нас не было. Каждое утро мы расходились по району, стараясь заработать хотя бы пару фунтов. Кому-то удавалось помочь при разгрузке товара, кто-то раздавал флаеры закусочных и парикмахерских. Но здесь у всех полно своих безработных родственников. Мы втроем иногда за целый день зарабатывали только на тарелку кус-куса с вареной морковью. Мы от этого давно устали, и никакой надежды, что что-то изменится к лучшему. Я уже не говорю о том, что мы ничего не могли посылать родителям. А у нас четыре сестры, и каждую нужно будет выдать замуж. В общем, мы решили, что живыми от нас все равно пользы никакой, но если кого-то из нас убьют, то семья, как сказал имам, получит пять тысяч фунтов страховки. Это деньги. А если убьют всех троих, то целое состояние. Мы об этом тоже говорили. И, скажу честно, все те разговоры про джихад, про выживание мусульман, про то, что надо поступать правильно, на нас тоже подействовали.

Короче, в следующую пятницу мы шли в мечеть уже с готовым решением. Нас после молитвы снова позвали наверх и подали кофе, финики, рахат-лукум. Повоевать — да, но умирать, конечно, нам не хотелось. Но аль-Масри и об этом заранее подумал. Он снова — там теперь были другие ребята, тоже человек пять-шесть, помимо нас, — завел песню о том, что нам в этой жизни ничего не светит. А судьба шахида куда как привлекательнее. Мученик за веру, погибший с оружием в руках, попадает прямиком в рай. Джихад, он говорил, — это основа ислама, а награда за мученичество — рай. Рай держится на двух мечах, и, чтобы попасть туда, мы должны взять один из них и убивать во имя Аллаха.

Еще нам показали видеокассеты, снятые в Алжире во время операций Вооруженной исламской группы. Тоже подрывы техники, нападения на патрули. Не наши операции, мы ничего не снимали. «Посмотрите на своих братьев, — говорил аль-Масри. — Посмотрите, как они воюют, с каким мужеством и самоотверженностью. Это герои. Вот трое из них сидят сейчас рядом с вами, но многие уже в раю. Они уже получили свою награду. Они теперь пируют в тени райских садов, и каждому из них досталось семьдесят две девственницы. И они будут наслаждаться так всегда, ведь за порогом этой жизни — вечность. Земная жизнь коротка, истинно верующие думают о вечности».

Говорю же, это тоже действует. А тем более что с деньгами заминки не было. Пришел человек, мы заполнили анкету, подписали какие-то бумаги, и нам выдали по семьсот фунтов наличными. Мы оставили сто фунтов себе на троих, а две тысячи в тот же день перевели отцу в Аннабу.

— Намекнули как-то, откуда эти деньги?

— Нет. Но родители знали, чем мы занимались в Алжире. Думаю, в общих чертах они догадались. Хотя и мы плохо представляли себе, что нас ждет.

4

Мне часто доводится ловить себя на том, что я в этой жизни лишь свидетель. Вот сижу, отхлебываю малюсенькими глоточками слишком горячий чай с душистой мятой и слушаю, как кто-то свою жизнь проживает сполна. То есть ощущая, что она в любой момент может оборваться. У меня, правда, тоже таких периодов хватает. Только когда ты целиком здесь и сейчас, ты этого не осознаешь, у тебя другие заботы. А потом я снова вдруг замечаю, что сижу, что-нибудь пью и чувствую себя бесполезным созерцателем.

— Нас отправили в Пакистан уже на следующей неделе, — продолжал алжирец. — В нашей группе было трое пакистанцев, их направили в Исламабад прямым рейсом. А мы с братьями сначала полетели в Дубай, а уже оттуда в Пакистан. Нас встретили в аэропорту, на автобусе отвезли в Пешавар и потом уже на джипах перебросили в Афганистан. В лагерь, «Аль-Фарух» называется.

Я заерзал. Похоже, это займет целый день — Мустафа явно рассказывал историю своей жизни. Это не было похоже на заученную легенду, а сам он не был похож на подставу. Или потерпеть еще?

Парень заметил мое замешательство. Это рот у него не смыкается, а черепушка не пустая.

— Я пропущу лишнее, — заторопился он. — Короче, в лагере нас с Абду готовили как подрывников, а Рамдана — как руководителя группы. Ну, у нас каждый должен был все уметь делать: и стрелять, и бомбы мастерить из подручных материалов, и карты читать, и с рацией обращаться. Но мы с Абду все-таки специализировались на подрывах.