Орхан Памук - Снег

• Название: Снег
• Автор: Орхан Памук
• Жанр: Зарубежное современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-389-10742-7

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». В самом деле, действие почти всех романов писателя происходит в Стамбуле, городе загадочном и прекрасном, пережившем высочайший расцвет и печальные сумерки упадка.

Действие романа «Снег», однако, развивается в небольшом провинциальном городке, куда прибывает молодой поэт в поисках разгадки причин гибели нескольких молодых девушек, покончивших с собой. Здесь, будто на краю земли, обитает совсем другой народ, исповедующий строгие религиозные правила. Отрезанный от целого мира необъятными белыми пространствами, занесенный по крыши снегами, городок и не думает дремать, а напротив – внимательно следит за каждым шагом незваного гостя…

В настоящем издании роман печатается в новой редакции.

---

Когда Ка, растянувшись на кровати в пальто, погрузился в свои мысли, в дверь постучали. Это был Джавит, который проводил весь день, сидя у печки и глядя в телевизор. Он сказал, что, когда отдавал ключ, забыл кое-что передать.

– Совсем забыл: вас срочно ждет Сердар-бей, владелец газеты «Серхат шехир».

Они вместе спустились в холл. Ка уже собрался выходить, как вдруг остановился: рядом со стойкой администратора открылась дверь, вошла Ипек, и она была гораздо красивее, чем Ка себе представлял. Он сразу же вспомнил, насколько была красива эта девушка в университетские годы. Внезапно Ка заволновался. Конечно, ведь она была такой красивой. Как полагается европеизированным стамбульским буржуа, они сначала пожали друг другу руки и, немного поколебавшись, обнялись и поцеловались, вытянув шеи, но не приближаясь друг к другу телами.

– Я знала, что ты приедешь, – слегка отодвинувшись, сказала Ипек с удивившей Ка откровенностью. – Танер позвонил и сказал. – Она смотрела прямо ему в глаза.

– Я приехал из-за выборов мэра и девушек-самоубийц.

– Сколько ты здесь пробудешь? – спросила Ипек. – Рядом с отелем «Азия» есть кондитерская «Йени хайят»[13]. Я сейчас занята с отцом. Давай встретимся там в половине второго, посидим и поговорим.

Ка чувствовал, что во всей этой сцене есть что-то странное, потому что она происходит не в Стамбуле, например в Бейоглу[14], а в Карсе. Он не мог понять, в какой степени его волнение вызвано красотой Ипек. Он вышел на улицу и, пройдя некоторое время под снегом, подумал: «Хорошо, что я взял это пальто».

Пока он шел в редакцию, его сердце с поразительной точностью подсказало ему две вещи, которые никогда не признал бы его разум. Первое: Ка приехал из Франкфурта в Стамбул не только для того, чтобы успеть на похороны матери, но и затем, чтобы спустя двенадцать лет одинокой жизни за границей найти девушку-турчанку, на которой ему предстоит жениться. Второе: Ка приехал из Стамбула в Карс, потому что втайне верил в то, что именно Ипек и есть та самая девушка.

Если бы этой второй мыслью с Ка поделился какой-нибудь проницательный друг, Ка никогда не простил бы его и всю оставшуюся жизнь винил бы себя и стыдился того, что это предположение верно. Ка был из моралистов, убедивших себя в том, что самое большое счастье приходит к тому, кто ничего не делает для счастья преднамеренно. К тому же его прекрасная западная образованность никак не увязывалась с намерением искать кого-то, кого он очень мало знает, чтобы жениться. Как бы то ни было, он пришел в редакцию «Серхат шехир», не испытывая беспокойства. Их первая встреча с Ипек оказалась даже теплее, чем он, сам того не замечая, все время представлял себе, пока ехал из Стамбула.

Редакция находилась на проспекте Фаик-бея, через улицу от отеля, и ее общая площадь вместе с типографией была чуть больше, чем у маленького номера Ка. Комната была разделена на две части перегородкой, на которой были развешены портреты Ататюрка, календари, образцы визитных карточек и свадебных приглашений, фотографии приезжавших в Карс видных государственных деятелей и известных турок, сделанные Сердар-беем, а также заключенная в рамку фотография первого номера газеты, вышедшего сорок лет назад. Позади с приятным шумом работала электрическая педальная типографская машина, сто десять лет назад сделанная в Лейпциге фирмой «Бауманн». Проработав в Гамбурге четверть века, она была продана в Стамбул в 1910 году, в период свободы печати, наступивший после младотурецкой революции. После сорока пяти лет работы в Стамбуле она была уже готова отправиться в металлолом, но вместо этого покойный отец Сердар-бея привез ее в 1955 году на поезде в Карс. Двадцатидвухлетний сын Сердар-бея, послюнив палец правой руки, скармливал машине чистую бумагу, а левой рукой ловко собирал листы отпечатанной газеты (сборник для бумаги был сломан одиннадцать лет назад во время ссоры с братом), но все же смог улучить мгновение, чтобы поприветствовать Ка. Второй сын, который, как и его брат, был похож не на отца, а на свою низкорослую, полную, круглолицую и узкоглазую мать, образ которой всплыл в памяти Ка, сидел за черным от краски станком перед бесчисленными маленькими ящичками с сотней отделений, среди болванок, клише, свинцовых букв разных размеров и с терпением каллиграфа, отвергшего мирские соблазны, старательно, вручную, набирал рекламу для газеты, которая должна была выйти через три дня.

– Вы видите, в каких условиях борется за существование пресса Восточной Анатолии, – сказал Сердар-бей.

В это время отключили электричество. Когда типографская машина остановилась и комнатка погрузилась в волшебную темноту, Ка увидел, как прекрасна белизна падающего за окном снега.

– Сколько экземпляров получилось? – спросил Сердар-бей. Он зажег свечку и усадил Ка на стул неподалеку от двери.

– Сто шестьдесят, папа.

– Когда дадут свет, сделай триста сорок, сегодня у нас гости-актеры.

Газета «Серхат шехир» в Карсе продавалась только в одном месте, напротив Национального театра, в магазинчике, куда за день заходили ее купить не более двадцати человек, однако, как с гордостью говорил Сердар-бей, благодаря подписчикам общий тираж составлял триста экземпляров. Две сотни из этих подписчиков были предприятия и государственные организации Карса, их время от времени Сердар-бей вынужден был хвалить за успехи. Оставшиеся восемьдесят были теми «порядочными и важными» людьми, к словам которых прислушиваются в государстве и которые, уехав из Карса, поселились в Стамбуле, но не порывали связь с родным городом.

Дали свет, и Ка увидел, что на лбу Сердар-бея от гнева вздулся сосуд.

– После того как вы от нас ушли, вы встречались с неправильными людьми и получили неверные сведения о нашем приграничном городе, – сказал Сердар-бей.

– Откуда вы знаете, куда я ходил? – спросил Ка.

– За вами, разумеется, следила полиция, – ответил журналист. – А мы по профессиональной необходимости слушаем разговоры полицейских по рации. Девяносто процентов новостей, которые выходят в нашей газете, нам предоставляет губернская администрация и Управление безопасности. Все управление знает, о чем вы всех спрашивали: почему Карс бедный и отсталый, почему девушки покончили с собой.

Ка слышал довольно много объяснений тому, почему Карс так обеднел. Сокращение торговли с Советским Союзом в годы холодной войны, закрытие пропускных пунктов на границе, банды коммунистов, правившие в 1970-х годах в городе, угрожавшие богатым и похищавшие их, отъезд всех, кто скопил хотя бы небольшой капитал, в Стамбул и Анкару, нескончаемые конфликты Турции и Армении… Еще говорили, что о Карсе забыли и государство, и Аллах.

– Я решил рассказать вам, как все обстоит на самом деле, – сказал Сердар-бей.

Ка сразу понял – с отчетливостью и надеждой, которых не чувствовал уже много лет, – что подлинной темой разговора будет стыд. В течение многих лет, прожитых в Германии, и для него самого эта тема была главной, однако он скрывал от самого себя, что чего-то стыдится. Теперь же, благодаря тому, что у него появилась надежда на счастье, он мог признаться себе в этом.

– Раньше мы здесь все были братьями, – сказал Сердар-бей так, словно открывал какую-то тайну. – Но в последние годы каждый стал говорить: «Я – азербайджанец», «Я – курд», «Я – туркмен». Конечно же, здесь есть люди всех национальностей. Туркмены-кочевники, мы их еще называем «кара-папаки», – братья азербайджанцев. Курды – мы их называем «племенем», раньше никто не знал о том, что есть курды. Из тех местных, что жили здесь со времен Османской империи, никто не гордился тем, что он местный. Туркмены, кыпчаки с лазами и татарами из Ардахана, немцы, сосланные царем из России, – все жили, и никто не гордился тем, что он тот, кто есть. Это высокомерие нам внушило ереванское и бакинское коммунистическое радио, чтобы разделить и разрушить Турцию. Сейчас все стали бедными и горделивыми.

Решив, что Ка уже находится под впечатлением от услышанного, Сердар-бей перевел разговор на другую тему:

– Сторонники введения религиозных порядков ходят от двери к двери, целой компанией приходят к вам в дом, раздают женщинам кухонную утварь, посуду, соковыжималки для апельсинов, мыло коробками, крупу, стиральный порошок, сразу завязывают дружбу с жителями бедных кварталов, прикалывают булавками на плечи детям золотые кружочки. «Отдайте ваш голос за Партию благоденствия, которую называют Партией Аллаха, – говорят они, – наша бедность и нищета из-за того, что мы свернули с пути Аллаха». С мужчинами разговаривают мужчины, с женщинами – женщины. Они завоевывают доверие озлобленных, униженных безработных, они радуют их жен, которые не знают, что сварить в кастрюле на ужин, а затем, пообещав новые подарки, заставляют поклясться голосовать за них. Они завоевывают уважение не только самых бедных, которых унижают с утра до вечера, но и студентов, в чьи желудки только раз в день попадает порция горячего супа, рабочих и даже мелких торговцев, потому что они самые трудолюбивые, честные и скромные.