Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

• Название: Льды уходят в океан
• Автор: Пётр Лебеденко
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1968

Далеко на Севере, в одном из наших портов, трудятся герои романа Петра Лебеденко «Льды уходят в океан» — сварщики, люди нелегкой и романтической профессии. Это именноони, советские докеры, возвращают к жизни требующие ремонта суда, работая порою по нескольку суток без отдыха, в пургу и жестокий мороз. Рабочая гордость, чистота помыслов, светлое мироощущение, умение крепко дружить и верно любить являются характерными чертами таких героев книги, как Марк Талалин, Саня Кердыш, Степан Ваненга, Людмила Христанова, парторг доков Петр Смайдов, и другие. Решительно и непреклонно отметают они эгоистические устремления отдельных рабочих, для которых личные, корыстные интересы важнее общественных. В романе с партийной страстностью ведется борьба со всем, что противоречит социалистической морали и нравственности.

---

— Вы лучше рассказали бы о своем коллективе, — бросил Лисянский.

Лютиков, коротко взглянув на секретаря горкома, привстал и сказал:

— Я нисколько не снимаю с себя ответственности за то, что происходит в доках, но, как коммунист, не хочу ничего скрывать. Поэтому прошу товарища Смайдова рассказать, почему от нас иногда бегут замечательные рабочие. И почему рабочие пишут на секретаря парткома жалобы. Стоит вам, товарищ Смайдов, рассказать и о том, как вы из-за личной неприязни к отдельным рабочим — вспомните Езерского — организуете их травлю. Вот характеристика, которую вы ему дали. Пасквиль. Грязный пасквиль на отличного специалиста…

Он хотел сказать еще что-то, но Лунев карандашом стукнул о графин. Стукнул совсем легко, однако Лютиков сразу же замолчал.

Смайдов, конечно, предполагал, что Лютиков не постесняется во время его выступления делать колкие замечания, но все же он не думал, что тот осмелится делать это так бесцеремонно. И ему захотелось так же бесцеремонно оборвать Лютикова.

— Я могу рассказать о Езерском, но меня удивляет почему вы, Сергей Ананьевич, ничего не спрашиваете о Беседине. О том самом Беседине, который не без вашей помощи был рекомендован работникам артели для выдвижения кандидатом в депутаты и которому они отказали в своем доверии. Почему же вы умалчиваете об этом беспрецедентном казусе? Или вы о нем не знаете?

Об этом казусе знали многие, и стоило Смайдову упомянуть о нем, как в зале раздались аплодисменты. И смех, от которого Лютиков побледнел. Наклонившись к Луневу, он начал о чем-то ему говорить. Но секретарь горкома и сам улыбался. Недобро улыбался, Лютиков это видел.

Потом Лунев сказал:

— Продолжайте, товарищ Смайдов.

— Никто не даст рецепта, как мы должны бороться со всем, что нам мешает. Но я беру на себя смелость утверждать: если среди нас не будет равнодушных, для которых свой покой дороже всего, если среди нас не будет трусов, которые боятся говорить начистоту, — многое изменится к лучшему. Страшная это вещь, товарищи, — равнодушие. Страшная это вещь — трусость!..

Взволнованный, немного уставший, Смайдов стал спускаться со сцены. Он не знал, какой ход завтра сделает против него Лютиков, не мог знать, что скажет о его выступлении первый секретарь горкома, но сейчас он ни о чем не жалел. Смайдов не был тщеславным человеком, однако он немало растрогался, когда услышал гром аплодисментов. Значит, коммунисты считают, что он прав, значит, он затронул что-то большое и вызвал к жизни какие-то хорошие чувства. Другого он не желал. А что будет завтра — покажет завтрашний день…

Когда Лунев подошел к трибуне с заключительным словом, Смайдов невольно подобрался и почувствовал, как тревога снова овладевает им. В докладе Лунева он, конечно, уловил созвучные своим мыслям слова, это его радовало и ободряло, но, может быть, говоря о тех, кто, «кроме темных пятен на солнце, ничего не хочет видеть», секретарь горкома действительно имел в виду его, Смайдова?

Лунев начал без обычного вступления. Подойдя к трибуне, он на мгновение задумался и вдруг сказал:

— Вы неправы, товарищ Смайдов. Среди единомышленников тоже могут возникать горячие споры и могут быть различные мнения. Нельзя ставить вопрос таким образом, что единомышленники обязательно должны соглашаться с точкой зрения друг друга. Главное, что должно объединять единомышленников, — это их общая цель…

Но какими бы горячими споры ни были, они должны быть честными. Без передергивания фактов. Без злопыхательства. Истина, а не честь мундира должна быть главным в нашей работе.

Лунев повернулся в сторону президиума, посмотрел на Лютикова:

— К сожалению, вы не придерживаетесь этого святого правила, Сергей Ананьевич. Смайдов — в прошлом боевой летчик. Он кровью заплатил за право видеть своими глазами наше светлое будущее и… настоящее. В чем же вы его обвиняете? В том, что он не хочет мириться со всякой мерзостью, которая мешает нам жить? В том, что он хочет, чтобы в нашей семье было больше Матросовых и Космодемьянских, Гастелло и Чайкиных, чтобы крепли и росли ряды достойных их преемников и продолжателей? Тогда обвиняйте в этом и меня: я тоже хочу этого всей душой.

Лютиков сделался пунцовым и нервно вытер сразу вспотевшее лицо. Лисянский отодвинулся за чью-то спину.

Зал загудел аплодисментами. Но Лунев поднял руку, призывая к тишине. Теперь он уже смотрел не на Лютикова, а прямо перед собой, в зал, ожидая, когда умолкнут последние хлопки.

— Тревога, беспокойство, забота о воспитании нашей молодежи так же далеки от паникерства, как равнодушие от горения, — говорил Лунев. — Беспокойство и озабоченность приводят к искреннему желанию драться со всем, что нам мешает, а равнодушие ведет к тому, что недостойных рекомендуют кандидатами в депутаты или для поездок за границу, где каждый советский человек является полномочным представителем великой нашей страны… Разве это трудно понять?..

Вначале секретарь горкома говорил с присущей ему сдержанностью, но по мере того как его мысли все глубже проникали в самую суть большого и важного вопроса, Лунев загорался, и хотя голос его казался все таким же негромким, в словах его чувствовалась какая-то особая сила.

Лунев говорил о многом: о комсомольских вожаках, забывших дорогу в комсомольские общежития, о партийных и хозяйственных руководителях, которые, взяв на вооружение материальные стимулы, забыли о стимулах моральных, о людях, решивших, что больше нет идеологической борьбы… Он хорошо знал жизнь, этот старый солдат, и глубина его знаний чувствовалась в каждом произнесенном им слове.

Слушая Лунева, Петр Константинович испытывал такое ощущение, словно там, на трибуне, стоит не секретарь горкома, а он, Смайдов, и что это он сам произносит слова, которые выстрадал. И, может быть, впервые с такой ясностью ему открылось, что у людей, если они спаяны родством идей, могут быть одинаковыми и думы, и надежды, и тревоги…

Он вышел на улицу, забыв застегнуть пальто. Его обдало ветром, снежный залп ударил ему в лицо. Однако Смайдов сейчас не ощущал холода: ветер был незлым, а влажные хлопья снега пахли весенней оттепелью…

Взглянув на низкие темные тучи, мчавшиеся над городом, Петр Константинович медленно пошел к реке. Там стояли толпы людей, наблюдая, как мощный ледокол пробивает фарватер.

Сейнеры, траулеры, лесовозы уже приготовились к своим походам. По расчищенному фарватеру сновали буксиры, ежеминутно сигналя, ревя сиренами, расталкивая льдины.

А они все шли и шли, ломая друг друга, грохоча, вздыбливаясь, взрываясь. Они скрывались за поворотом реки, навсегда расставаясь с родными местами, и шли все дальше в океан.

1965

Примечания

1

Бичкомер — так в северных и прибалтийских портах раньше называли безработных моряков, скитающихся в ожидании работы.

2

Тобоки — унты, перевязанные ниже колен пестрыми плетышками.

3

Бартежал — лавировал.

4

Чулкаш — скряга.

5

Во время шторма на палубе корабля протягивают тросы — леера, держась за которые люди передвигаются по палубе.