Жан Флори - Алиенора Аквитанская. Непокорная королева

• Название: Алиенора Аквитанская. Непокорная королева
• Автор: Жан Флори
• Издательство: Евразия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91852-018-5

Алиенора Аквитанская (1124–1204) — одна из самых известных женщин западноевропейского средневековья. История её жизни напоминает бурлескный роман, где на фоне политических интриг и зарождавшейся куртуазной культуры переплелись мотивы любви, ненависти, выгоды и жажды приключений. Внучка и наследница первого трубадура и могущественнейшего правителя Южной Франции, герцога Аквитанского Гильома IX, Алиенора унаследовала непокорный нрав своего великого предка. В эпоху, когда власть принадлежала мужчинам, она шла наперекор устоявшимся традициям и никогда не соглашалась быть не более чем супругой, пусть даже и королей: Алиенора стремилась сама выбирать себе мужа, управлять своими землями, активно участвовала в политических событиях; не случайно одной из самых ярких вершин её жизни стало участие во Втором крестовом походе. Побывав супругой французского короля Людовика VII, она вышла замуж за будущего английского государя Генриха II Плантагенета и вместе с ним основала сильнейшую державу западноевропейского средневековья — «империю Плантагенетов», состоявшую из Англии и доброй половины Франции. Сыновьями Алиеноры были прославленный король-рыцарь — Ричард Львиное Сердце и пресловутый Иоанн Безземельный. Дожив до восьмидесяти лет, Алиенора Аквитанская прошла через горнила многих искушений и испытаний, познала горечь поражений и плена, но всегда шла наперекор судьбе.

---

«В год 1199 от воплощения Христова, во время поста, после встречи, куда оба короля [Франции и Англии] пришли ради восстановления мира, они наконец заключили соглашение о длительном перемирии. По этой причине король Ричард счел уместным отправить во время поста свое войско против виконта Лиможского; когда оба короля вели войну, этот виконт поднял бунт против своего правителя, короля Ричарда, заключив договор о союзе с королем Филиппом. Некоторые упоминали о каком-то бесценном сокровище, которое было найдено в землях виконта; говорили, что король вызвал виконта и велел вернуть ему этот клад. Виконт, отказавшись[533], вызвал еще большую ненависть к себе со стороны короля. Пройдясь огнем и мечом по его землям, не давая даже своим воинам попоститься в это святое время [Пасхи], король прибыл к Шалю-Шабролю, осадил башню и яростно атаковал крепость в течение трех дней, приказав своим мастерам сделать подкоп под башню, чтобы обрушить ее, что и было сделано впоследствии. В этой башне не было ни рыцарей, ни воинов, способных защитить ее, — лишь несколько слуг виконта, которые тщетно ждали помощи от своего хозяина. Они не знали, что их замок осаждает сам король, думая, что это делает кто-то из его дома <…>. Вечером третьего дня, то есть на другой день после Благовещения, король, отужинав, со своими людьми приблизился к башне, — в полной уверенности, без доспехов, если не считать таковым его шлем. Он атаковал осажденных, обрушив на них, по своему обыкновению, град копий и стрел. Так вот: в течение всего дня, предшествовавшего ужину, в амбразурах этой башни оставался некий вооруженный человек — он принимал огонь на себя, но не был ранен, ибо он защищался, прикрываясь от стрел сковородой. Итак, этот человек, внимательно наблюдавший за осаждавшими, внезапно снова возник в амбразуре. Вскинув свой арбалет, он с силой пустил стрелу в направлении короля, который увидел и похвалил его. Стрелок ранил короля в левое плечо, ближе к шейному позвонку, так, что стрела сместилась назад и ушла влево, когда государь качнулся вперед, однако это не заставило его укрыться за прямоугольным щитом, который несли перед ним. Раненый король, по-прежнему преисполненный отваги, не издал ни единого стона, ни одной жалобы; на его лице, как и в его позе, не отразилось даже малейшего страдания, способного огорчить или испугать тех, кто был рядом с ним, или, напротив, ободрить врагов, придав им смелости. Затем, словно не чувствуя никакой боли (потому большинство его людей даже не догадывались о несчастье, сразившем короля), он вернулся в стан, расположенный неподалеку. Там, выдергивая стрелу, он обломил ее древко, и наконечник величиной в ладонь остался в плоти. Когда короля уложили в его комнате, хирург, гнусный домочадец нечестивца Меркадье, изрезав его тело при свете факелов, нанес ему тяжелые и даже смертельные раны. Он не смог сразу найти наконечник, глубоко засевший в этом слишком тучном теле; и даже после того, как он его обнаружил, он смог извлечь его, лишь приложив к этому много сил.

Раны короля тщательно смазали бальзамом и перевязали; но впоследствии язвы, появившиеся на его теле, начали чернеть и опухать, изо дня в день все сильнее, что довело короля до гибели, поскольку вел он себя невоздержанно и пренебрегал предписаниями своих медиков. Входить в комнату, где он лежал, никому не разрешалось, из опасения, что весть о его болезни разнесется слишком быстро; дозволено это было лишь четырем из достойнейших людей в его окружении. Однако, сомневаясь в том, что он излечится, король написал матери, находившейся в Фонтевро, прося ее приехать. Он приготовился к уходу из жизни, соборовавшись и исповедавшись своему капеллану, который причастил его, — надо сказать, что король воздерживался от причастия около семи лет, из уважения, как говорили, к этому великому таинству, ибо он питал в своем сердце смертельную ненависть к королю Франции. Он от чистого сердца простил своего убийцу за смертельный удар, который тот ему нанес; таким образом, 6 апреля[534], то есть на одиннадцатый день после ранения, он умер на исходе дня, после помазания священным елеем. Его тело, из которого были извлечены внутренности, было доставлено к монахам Фонтевро и погребено там, рядом с его отцом; в Вербное воскресенье [11 апреля 1199 г.] его с королевскими почестями похоронил епископ Линкольнский»[535].

Обстоятельный и точный рассказ Рауля Коггесхоллского, возможно, заслуживает наибольшего доверия. Он ясно указывает основные причины, которые привели Ричарда в эти края: король хотел образумить вассалов, которые столько раз предавали его, лишив их власти. Еще до осады Шалю он покарал виконта Лиможского, виновного в измене — ведь виконт покинул своего сеньора, герцога Аквитанского, и примкнул к его злейшему врагу, королю Франции, в разгар войны, то есть до 13 января 1199 г. Этой причины оказалось достаточно для того, чтобы Ричард решил взять в осаду один из его замков, Шалю, предварительно предав его земли огню и мечу, как замечает наш хронист, и все это задолго до находки клада. Заметим в скобках, что насчет указанного клада автор дважды испытывает потребность подчеркнуть, что он не уверен в том, что говорят на этот счет. Он лишь передает то, о чем сообщили ему. Однако ничто не мешает верить в существование богатств, которые были найдены в тех местах (к тому же подобные находки действительно случались), как и в то, что они заставили Ричарда обратить внимание на скромный замок Шалю и мгновенно организовать его осаду, несмотря на то что в регионе были и другие, более значимые крепости. Согласно Рожеру Ховденскому, мысль об ответственности виконта Лиможского за смерть английского короля побудила Филиппа, незаконнорожденного сына Ричарда, отомстить за отца, — виконт был убит[536].

Рауль Коггесхоллский со скрупулезной точностью излагает обстоятельства самой смерти короля. Именно он, в частности, упоминает о желании Ричарда известить свою мать Алиенору, которая тотчас же примчалась к его изголовью. Кроме того, известно, что королева прибыла вовремя и присутствовала при последних мгновениях жизни своего сына. Она сама утверждает это в хартии, дарованной ею и Иоанном во имя спасения ее дражайшего сына Ричарда монастырю Тюрпене, аббат которого помогал ей вплоть до кончины ее сына (хартия была составлена 21 апреля 1199 г. в аббатстве Фонтевро).

«<…> Знайте же, что мы присутствовали при кончине нашего сына-короля, который после Бога всецело положился на нас, желая, чтобы мы с материнской заботой позаботились о его спасении, прибегнув к этому или иным средствам, кои в нашей власти. Сей дар мы передаем церкви Св. Марии в Тюрпене, выделяя ее среди прочих церквей, поскольку наш дорогой аббат из Тюрпене был с нами во время кончины и погребения дражайшего сына-короля, а также потому, что он более всех других монахов заботился о его погребении. А поскольку мы желаем, чтобы сей дар навеки остался прочным и нерушимым, мы утверждаем его данной хартией, прилагая к ней нашу печать»[537].

Похороны Ричарда не были простым делом; чтобы погрести сына, Алиенора нуждалась в любой помощи, а особенно в помощи со стороны церковников. На смертном одре король дал указания насчет своего погребения, которые были выполнены с неукоснительной точностью. Он пожелал, чтобы его сердце было доставлено в Руан, преданный ему город, тело было погребено в Фонтевро рядом с отцом, а внутренности оставались в часовне замка Шалю, — король завещал их местным жителям, которые — если верить Матвею Парижскому — не заслуживали большего:

«Он желал, чтобы тело его было погребено в Фонтевро, в ногах его отца, которого он предал; церкви Руана он завещал свое неукротимое сердце; затем, приказав, чтобы его внутренности были похоронены в часовне замка, упомянутого выше, он завещал их, как подарок, пуатевинцам. И под большим секретом он открыл некоторым из его приближенных причину, по которой он произвел такое разделение своей смертной оболочки. Своему отцу он завещал свое тело по уже указанной причине; жителям Руана он передал в дар свое сердце из-за несравненной преданности, которую они не раз доказывали; что же касается пуатевинцев, из-за их недоброжелательства отвел им король вместилище своих испражнений, не сочтя этих людей достойными другой части своего тела. После этих указаний, поскольку опухоль охватила уже область сердца, этот государь, посвятивший себя деяниям Марса, испустил дух в день Марса [вторник], 6 апреля, в вышеуказанном замке. Он был похоронен в Фонтевро, как и было им приказано при жизни. И вместе с ним, по заверениям многих людей, погребены были слава и честь рыцарства»[538].

Итак, тело Ричарда перевезли в Фонтевро, где 11 апреля, в присутствии Алиеноры, состоялись официальные похороны ее сына-короля. В тот же день она подписала хартию во спасение души ее дражайшего господина, что произошло в присутствии епископов Пуатевинского и Анжерского, епископа Гуго Линкольнского, Милона из Пина и Луки, аббата Тюрпене, находившихся подле нее в Шалю, а также нескольких близких ей сеньоров, таких, как виконт Амори де Туар, его брат Ги и Гильом де Рош, и служащего ее двора Савари, который спустя некоторое время возглавил коммуну Пуатье, разрешенную Алиенорой[539].