Лев Константинов - Охота на Горлинку

• Название: Охота на Горлинку
• Автор: Лев Константинов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1967

---

— Не передумала, — сказала девушка и выдержала прямой, изучающий взгляд майора. — Погибшие не уходят из нашей жизни. Разве не они помогают живым выбирать дорогу?..

— Твоя дорога и до этого дня была нелегкой. Но теперь тебе придется труднее. Ты храбро сражалась с врагом лицом к лицу — сейчас этого мало. Я тебе уже говорил: нужны умная храбрость, расчетливое мужество, полнейший контроль над каждым своим шагом, словом, поступком в любой обстановке. Иначе, — майор помедлил секунду, — иначе ты погибнешь. Я не пугаю тебя. Просто мне хочется, чтобы ты поняла все до конца… и вернулась живой.

— Я не раз думала над вашими словами, товарищ майор. Надеюсь, буду полезной Родине. А если придется погибнуть…

— Не торопись с этим, — перебил майор, — чекисту в наших условиях погибнуть просто, сама знаешь. Именно поэтому тебе придется пройти специальную подготовку…

Секретарь райкома слушала внимательно.

Дважды повторенное «тебе придется» как бы устанавливало, крепило новую основу их разговора: слова майора перестали быть пожеланием — это уже был приказ.

— Скажи-ка вот что: ты по-прежнему квартируешь вместе с Марией Шевчук?

— Да, — подтвердила девушка, не понимая, куда клонит майор.

— Ты ее хорошо знаешь?

— Как себя.

…Несколько месяцев назад в райком комсомола зашла быстроглазая девушка. Синий плащик ее был в грязи, модные туфельки раскисли. «Не наша, — определила секретарь, — только с автобуса». Девушка сказала, что она учительница и что получила назначение в местную школу.

— Где остановилась? — спросила секретарь.

— А нигде. Чемодан в коридоре. Я к вам пришла сразу, потому что вы — райком, а я — комсомолка.

Секретарь горестно вздохнула: присылают вот таких, неприспособленных. В туфельках да по местной грязи…

— Ладно. Иди ко мне на квартиру, обсушись, обогрейся, потом поговорим. Хозяйке скажешь, я прислала.

Так у нее появилась подруга. В редкие свободные вечера много было переговорено — и о прежней жизни и о будущей. Нет ведь таких девушек, которые не попытались бы отгадать свой завтрашний день. Биография Марийки укладывалась в несколько строк: школа, комсомол, институт, теперь вот учительница.

— Как себя знаю Марию, — повторила секретарь райкома.

— От и добре, — кивнул майор. — Днями она получит назначение в школу соседней области. Ты не должна с нею переписываться и вообще поддерживать отношения. Так лучше. Ясно?

— Так точно!

— Ого! — рассмеялся майор. — Вот это мне нравится. Только по глазам вижу: ничего тебе пока не ясно. Хочется знать, с чего бы это Мария уедет? Так вот: в нашем районе у тебя, наверное, полно знакомых?

— Конечно. Со многими парнями и девчатами знакома по встречам, собраниям, да и просто так — по разговорам…

— Вот, вот. — Майор словно и не ожидал другого ответа. — Все это мы и учли. О том, что решили, сейчас расскажу…

* * *

Шла осень 1945-го. Тяжелая первая послевоенная осень. Раны страны еще не зарубцевались: на обширных пространствах до Волги печально чернели скелеты городов, лежал в развалинах киевский Крещатик, мертво зияли глазницами вышибленных окон многометровые корпуса заводов.

Приходили на пепелища плотники, становились к станкам рабочие, дети и старухи по камешку разбирали руины — страна строилась, начинала привыкать к мирной тишине. Вступали в новую жизнь и области Западной Украины. Но не все бои закончились на украинской земле за Збручем. Гремели по селам и городам предательские выстрелы: в спину, из-за угла, из ночи. Пылали убогие селянские хаты под соломой — коммунисты не жили в добротных хуторских домах. Горели клубы и школы, только что построенные для селянских детей, для тех, чьи родители всю свою батрацкую жизнь крестиками подписывали долговые бумаги. Банды буржуазных националистов, расплодившиеся в годы оккупации под крылышком у фашистов, пулей и огнем пытались преградить дорогу украинцам, после многолетней панской неволи соединившимся со своими братьями. Буржуазный национализм объявил бандитскую, террористическую войну народу, в любви к которому распинался в грязных газетенках, на тайных и гласных сборищах.

ЗАТЕРЯЛОСЬ В ЛЕСУ СЕЛО

Прижался Зеленый Гай к лесу. Пять десятков хат. Длинная улица без названия. Почерневшие под дождями и ветрами крыши. В центре села школа: приземистый белый прямоугольник парадным входом обращен к небольшой площади. С другой стороны — вишневый сад. Старые деревья разбросали ветви над землей, на стволах причудливые наросты, липкая смола. Сад подступает к лесу, отгорожен от него только невысоким, плетенным из лозы тыном.

Вечер опустился на село. Весенний вечер — теплый, голубой, переполненный запахами цветущих деревьев, росных трав, парного молока. В чернильной темноте белеют деревья. Тронешь вишню за ствол — и кружат, плывут в воздухе лепестки. Тихо везде. Рано ложатся спать в Зеленом Гае. Закрыты наглухо резные ставни на окнах мазанок, спущены с цепей дворняги. Светятся яркими пятнами только окна в квартире заведующей школой. Совсем недавно молодая учительница приехала в Зеленый Гай, не привыкла еще к сельскому распорядку — ложиться и вставать с солнцем.

И еще в одной хате, что рядом со школой, пробивается сквозь ставню яркая полоска. Живет там комсомольский секретарь Данила Бондарчук, и сегодня собрались у него комсомольцы на свое собрание. По одному, по двое пробирались они в сумерках через садок к хате Данилы. Ни к чему сельчанам видеть их вместе — один промолчит, а другой…

Но видно, кто-то заранее знал про комсомольское собрание, передал весточку в лес. Из темноты, из густой чащобы вышел к Даниловой хате лесовик. Звякнул металлом, сторожко оглянулся по сторонам — слышал ли кто?

Незнакомец припал к окну, вгляделся. Занавешено изнутри: свет пробивается, а разглядеть невозможно. Чуть слышно чертыхнулся, отошел к деревьям, прильнул к стволу — ждал. Полез было в карман за цигаркой, пошуршал пачкой, но закурить не решился. И опять затих, весь обратившись в слух.

Звякнул засов двери, вышли из хаты хлопцы и девчата. Постояли у крылечка, попрощались друг с другом, начали расходиться — кто прямиком по улице, кто стежкой через сад. Хозяин остался у крыльца, дожидаясь, пока заслонит темнота его товарищей, затихнут вдали их шаги.

И вдруг громыхнул выстрел. Сгинула вечерняя тишь. Хлопец пошатнулся, упал.

Бандит бросился в лес, с треском пробиваясь сквозь молодой вишняк. Вскрикнула девушка звонко и горестно: «Данько! Данило, отзовись!» — «Надийка — к Даниле! Хлопцы, перекрывай выходы из села!» — решительно командовал какой-то парень. Вслед лесовику полоснул выстрел, за ним второй. Наперерез ему уже мчались те, кто двумя минутами раньше попрощался с Данилой. Убийца тоже пальнул в темноту, резко повернул и перепрыгнул через тын на улицу. Но и здесь навстречу бежали люди.

Они отрезали дорогу к лесу, знали — там он растает, затеряется в балках, ярах, просеках, тайными тропинками проберется в свою берлогу. Засветились в хатах окна, захлопали двери, заметались тени. Путь в лес был закрыт. И тогда бандит побежал не из села, а в глубь его. Несся улицей, петляя, шарахаясь от выстрелов, прижимаясь к плетням. Перепрыгнул через тын, приник к земле, замер под деревьями. Преследователи пронеслись мимо. Но он знал: его хитрость разгадают скоро. И когда обшарят каждую пядь, он попадется в эту сеть, и не будет ему пощады.

Лесовик приподнялся, затравленно огляделся: совсем рядом светящиеся окна школы. А если пересидеть там? Мягкими, неслышными шагами подобрался к двери, потянул на себя — заперто. А в спину, совсем рядом, ударил крик:

— Не иначе как в саду схоронился!.. Заходи справа!

Беглец подкрался к окну и, стараясь не попасть в светлое пятно, стукнул в стекло.

— Кто?

— Одчиніть! З сільради…[3]

Зазвенел отброшенный крюк, лесовик надавил плечом на дверь, влетел в сенцы и захлопнул ее за собой.

— Молчи! Убью… — отрывисто сказал в темноту.

И столько трусливой злобы прозвучало в этих словах, что можно было не сомневаться — убьет.

Ему никто не ответил. Не закричал, как он предполагал. Не позвал на помощь. А погоня приближалась. Еще минута — и голоса, топот, звон оружия затопили школьное подворье.

— Попробуй только пикни!..

Опять постучали — на этот раз в дверь. Сильно и настойчиво. Лесовик поднял пистолет. В темноте чья-то рука нашла его руку. Тихонько подтолкнула в угол. Он подчинился молча и безропотно.

— Кто там? — голос девичий — испуганный, робкий.

— У вас никого нет? Никто не пробегал мимо?

— Не видела. А что стряслось? Открыть вам?..

— Не надо… Кажется, Данилу убили.

— Данилу?!.

Стихли шаги на дворе, ушли люди, а они все молчали, боялись пошевелиться. Лесовик повел рукой в темноте. Ладонь уткнулась в упругое девичье плечо. Девушка отодвинулась.