Рэй Олдридж - Душевные трубки

• Название: Душевные трубки
• Автор: Рэй Олдридж
• Жанр: Научная Фантастика

Незнакомая планета, экспедиция, артефакты... Ситуация не нова для фантастики. Чем все закончится в этот раз?

Рассказ из дильвермунского цикла.

---

Пока он возвращался в своё укрытие, он держал свою огромедную пушку на готове.

«Лисон», – сказал Джэнг. «Спасибо за помощь».

Я кивнул, признательный за его доброжелательность. «Хорошо», – сказал я. «Спокойной ночи».

Утром солнечный свет показался предательским, чем-то таким, что лишь скрывало тьму. Я отправился на место раскопок, робот-картограф покорно катился у моих ног. Джэнг был уже там, по-прежнему в броне и с оружием. Он откинул щиток шлема, чтобы поприветствовать меня.

«Доброе утро», – сказал он. Несмотря на то, что он говорил без эмоций, ему всегда удавалось передать впечатление учтивого внимания. Полагаю, что даже если вы такое же опасное существо, как Джэнг, обычно лучше избегать конфликта. Загадка, почему обычным людям, гораздо более мягким, гораздо более уязвимым, часто не удаётся вести себя также благоразумно. Но, конечно, я могу рассуждать лишь довольно ограниченным образом. Я уверен, что моё воображение не разрушено полностью, иначе как человек может быть человеком без хоть какой-то капли творческой способности? Как бы я мог интересоваться всем этим, если бы я был совершенно не в состоянии вообразить что-то кроме того, что вижу и слышу? Но теперь меня озадачивает слишком многое. Мне любопытно, был ли я более уверен до терапии. Мне кажется, что был, но я не знаю, было ли это действительно хорошо.

Я запустил робота-картографа в работу в назначенном секторе. Джэнг подождал, пока робот не начал выписывать свои узоры, и махнул мне рукой подойти к нему под навес, который защищал просеиватели и другие механизмы. Мне стало интересно, что ему от меня надо, но я хотел отвлечься от своих мыслей. Мы сели на скамейку и я уставился на раскопки, словно был чрезвычайно заинтересован в медленных осторожных движениях робота.

«Лисон», – сказал он. «Расскажи мне, что ты видел прошлой ночью».

«Я видел мёртвую гигантшу. Она ходила и кричала. Это не то, что видел ты?»

«То», – ответил он. «Все её тоже видели. Я хотел спросить тебя из-за твоих особых обстоятельств. Если мы все её вообразили, я думаю, что, возможно, ты видел что-то другое».

«Ты дипломатичный», – сказал я.

Он это проигнорировал, но через секунду снова заговорил. «Если ты не сочтёшь меня невеждой, я хотел бы узнать, как так случилось, что тебя модифицировали».

«ʻМодифицировали?ʼ» Не желая того, я сказал это с горечью. Потеря всё ещё была близка, даже не смотря на то, что в буквальном смысле я не был лишён чего-то такого, чем ещё пользовался.

«Если разговор об этом огорчает тебя, не бери в голову», – сказал Джэнг.

«Нет», – сказал я. «На самом деле я не против рассказать тебе. Иногда поплакаться немного помогает и едва ли кто-нибудь когда-нибудь захочет услышать всю эту отвратительную историю». Я выдавил улыбку. Думаю, она была хилая.

«Я был художником, хотя, возможно, не очень хорошим. Но картины мои продавались довольно часто, чтобы прокормить меня, поэтому, не могу пожаловаться. И художники получше голодали. Я знал некоторых.

Как бы то ни было, со мной произошла неприятность на Ноктайле. Я полюбил нечто, что не могло полюбить меня... думаю, история, старая как вселенная. По возвращении, я почувствовал меньшую удовлетворённость от своей работы, хотя никогда не был так уверен в её ценности. Стало хуже; я стал принимать наркотики, использовал стволовые стимуляторы, приобретал самых красивых любовниц, которых мог найти, и бросал их довольно оскорбительным образом. Но я ещё достаточно рисовал, чтобы платить по счетам, поэтому... проблем не было.

Потом я предпринял другое небольшое приключение, пытаясь вернуть себе удовольствие, которое когда-то я получал в создании картин. Приключение показало мне, как же на самом деле моя работа была далека от значимости, и мне трудно было это принять. И я предал себя полному забвению. Больше я не рисовал. Это была забава на некоторое время, я думаю».

Джэнг кивнул, как будто понял. Что, конечно, было маловероятно, но я отдал ему должное за хорошие манеры. «А потом?» – спросил он.

Я пожал плечами. «Обычная история. Когда я увяз достаточно глубоко в долгах, мои кредиторы поместили меня в реабилитационную клинику. Персонал заключил, что мои проблемы происходят из моей наркотической зависимости, так что, они вылечили меня».

«Отсюда твой недостаток?»

«Да. Человеческая реакция на многие психоактивные наркотики – которые мне всё равно нравятся – связана с творческим процессом. Если убрать одно, уберётся и другое. Наркотики больше не веселят. Можешь принять все, какие нравятся, и... ничего».

«Я так понимаю, что это совсем не как мозговыжигание», – сказал Джэнг.

«Нет-нет. Физический вред могзу не причиняется; я не сосулька. У меня в голове наномонитор, система сенсоров, маркеров и фагов. Производство моей нейрохимии держится строго в пределах определённых параметров. Например, только столько-то серотонина, и каждая молекула помечена авторизованным кодом, поэтому, только моей собственной родной биохимии разрешается связываться с моими рецепторами».

Я нервно рассмеялся. «Думаю, есть и преимущества. Я никогда не бываю слишком печальным или слишком счастливым».

«Что значит... ʻслишком счастливымʼ?» Чувства Джэнга редко бывали видны на его лице. Но, думаю, я заметил слабый след изумления в его пристальном взгляде.

«Иногда это тонкая линия между радостью и манией». Я сказал это резко и сразу же пожалел об этом. Джэнг действительно был единственным моим другом в этом пустом мире.

«О, да», – сказал он, и я не заметил раздражения в его тоне. «На самом деле, я слышал, что единственное различие в том, что мания длится дольше, чем радость. И, конечно, я знаю, что те, кто страдают от одной лишь мании, часто сопротивляются лечению».

Я снова рассмеялся, на это раз с истинным удовольствием. «Вот ты и разобрался. Я защищён от крайностей химического экстаза так же, как и от крайностей художественного вдохновения».

«Твои доктора... их не беспокоило, что они лишают тебя средства к существованию?»

Я пожал плечами. «Цивилизованному обществу нужно, чтобы его граждане оплачивали свои счета. Это ему нужно гораздо больше, чем ещё один посредственный художник. Но, я думаю, они решили, что это спорно. Как я сказал, я больше не рисовал. В любом случае, у большинства людей воображения гораздо больше, чем им в действительности нужно, сказали они».

«Они так сказали?» – спросил Джэнг с едва различимым намёком скептицизма.

«Да». Я заметил, что мои кулаки сжаты. «Да». Я старался никогда не думать слишком долго об этом очень плохом времени, странно незабываемом, когда я топил себя в химических развлечениях. Полагаю, я должен был остановится. И они утверждали, что моя смерть как художника была всего лишь неизбежным побочным действием лечения. Хотя иногда я думаю, что это неправда, что это было наказанием. Иногда я думаю, что это «побочное действие» было разработано вместе с лечением для того, чтобы страхом заставить художников более ответственно использовать наркотики. Ведь мы, в конце концов, по-видимому, являемся той частью населения, которую ярче всего притягивает чрезмерное стимулирование.

О себе я думал, что я храбрый, умный и модно циничный, шутил о своей неспособности рисовать, в то время, когда от работы меня останавливала лишь слабость и жалость к себе. Полагаю, я думал, что это временно. Теперь, когда моя неспособность реальна и постоянна, я понимаю, каким я был дураком.

«Этот наномонитор», – спросил Джэнг. «Он будет с тобой всегда? Он когда-нибудь требует настройки или обслуживания?»

«Изредка», – сказал я. «Обычно, каждые шесть месяцев у меня возникает глубокое сильное желание снова посетить своих благодетелей. Время повторной калибровки. Они сказали, что может произойти всякое плохое, если я как-нибудь избегу это непреодолимое влечение. Смещение настроек программы, странные навязчивые идеи, возможно сумасшествие».

«Я сожалею о твоей потере», – сказал Джэнг.

Я глубоко вздохнул и пожал плечами. «Ну, это не так плохо. Я не могу действительно сказать, что чего-то не достаёт. Вот такие дела, сказали они мне. И они дали мне новые имя и лицо, чтобы избавить меня от всякого смущения, столкнись я с кем-то из моих старых близких друзей. Свобода от вызывающих привыкание обстоятельств – так они это называют. Всё – часть лечения».

«Понятно», – сказал Джэнг. «А что с твоими навыками, твоей технической подготовкой? Эта процедура их тоже удалила?»

«Нет, не думаю», – сказал я. «Нет, если ты покажешь мне яблоко, я, возможно, ещё смогу сделать его рисунок и он будет выглядеть как яблоко. Но это будет всего лишь яблоко, не больше и не меньше, исключая чистую случайность. Так мне объяснили, хотя я признаю, что никогда не чувствовал желания попробовать».

Джэнг обдумал это. Последовало долгое молчание, во время которого я попытался успокоить себя. Общение неожиданно стало некомфортным. Обычно я так рад, когда ко мне относятся как к полностью нормальному человеку, что не возражаю против лёгкой неловкости. Но сейчас её было как-то уж слишком много.