Рустем Сабиров - Снегопад

• Название: Снегопад
• Автор: Рустем Сабиров
• Жанр: Триллер

Ему двадцать пять лет не давала покоя странная история, приключившаяся в последнем армейском карауле. Наконец-то нашелся тот, кто выслушает ее и поймет…

---

Рустем Сабиров Снегопад

Обыкновенное кафе. Даже не кафе, а рюмочная. Все на месте — низкий, давящий потолок с грубой лепниной и подозрительно желтыми потеками, столики с дистрофичными иксобразными ножками, тяжелый дух засорившейся водопроводной раковины, музыка с мигалочками, барменша (или как там, барвумен?) с профессионально сонным лицом, на заднем плане — синхронно жующие морды охранников-вышибал. Наверняка, раньше тут был какой-нибудь приемно-сдаточный пункт.

Этот, в полупальто, уже заказывает. Задержимся покуда, столиков свободных много, это хорошо. Мало народу — это тоже хорошо. Какая-то совсем юная дева в ядовито-желтой ушанке из последних сил развлекает долговязого вислоносого юнца.

По одежде — иностранец, по выговору — поляк или чех. На подоконнике пристроилась еще одна парочка, дама что-то гневно и шепотом выговаривает своему невменяемому спутнику и показывает на часы. И еще двое-трое совершенно неразличимых и безмолвных. Тот, в полупальто, заказал коньячок, пятьдесят грамм, стакан минералки и шоколадку. Скромненько. Вот и моя очередь. Барвумен поднимает на меня жвачно-млекопитающие глаза, что означает: говори, но по быстрому.

«Мне, пожалуйста, водки, стакан минеральной. Ну и закусить. Что у вас, винегрет? Давайте винегрет». — «Сколько?» — «Винегрета?» — «Водки сколько, гос-споди! Сто, двести?» — «Давайте… давайте двести…» Тот, в полупальто, встал за самый дальний столик в углу. Как чувствует. Почему как? Чувствует. Теперь со всей этой снедью надо плавно переместиться туда, к столику в углу. И не тянуть, не тянуть, а то ведь допьет свой коньяк, сжует шоколадку и поминай как звали… А вообще утробное какое-то местечко, будто со страшной картинки в детстве. Были такие картинки. Они потом снились. И сейчас очень хочется — проснуться. И главное, еще не поздно уйти отсюда. Навсегда, навсегда…

Когда Виктор Сергеевич переместился к столику, неподвижно стоящий за ним мужчина, не подняв головы, отрешенно вертел в руках ополовиненный стакан с мертвенно пузырящейся газировкой. Неужто ждет? Теперь главное как-то начать разговор.

Как угодно, наплевать, с любой глупости. Или уж выпить сперва? Половиночку…

Ф-фф!

А это еще что? Ха, пуговица в винегрете. Дамская пуговка.

— Пуговица, — неожиданно громко хмыкнул Виктор Сергеевич, концом вилки брезгливо выбросил на столик маленькую желтую пуговицу. — Как говорится, пикантное блюдо.

— Это вы мне? — поднял голову сосед по столику.

— Да. То есть — вообще. Не в пуговице, конечно, дело…

— Не в пуговице. А в чем тогда? Говорите, только поживее. Вы меня уже который час пасете. Ну так вот, я вас слушаю. Что вы имели сообщить?

— Видите ли, — Виктор Сергеевич нервно стиснул стакан, — мне действительно кое-что хотелось вам сказать. Вернее, спросить. Вы только не удивляйтесь.

— Не удивлюсь.

— Дело в том, что вы очень похожи на одного человека. Вернее… Черт, дикость какая-то! Понимаете, это было давно, лет двадцать… пять тому назад. Нет, ровно двадцать пять! Как раз в декабре. У нас сегодня седьмое? Так вот, двадцать пять лет и два дня. Я тогда в армии служил… Это, простите, вам ничего не говорит?

— Не говорит.

— Но как же так! — воскликнул было Виктор Сергеевич, но тут же осекся — получилось глупо. Но почему-то именно в этот момент он почувствовал, что не ошибся. Такого сходства просто быть не могло. Главное — голос! Это характерное «В» с прикусом. Больше похожее на «Ф». Эта манера поминутно закрывать глаза. Не моргать, а именно закрывать глаза. Ну и что теперь делать? Бежать? Ведь просто быть такого не может. Бред!!

И вообще тут произошло нечто странное. Сначала будто совершенно исчез воздух.

Его словно разом откачали, попросту вынули густой, продымленный туманный куб.

Люди пропали, остались только колышущиеся тени вышибал. Потом он совершенно отчетливо с горячечной ясностью увидел себя со стороны, одинокого, привалившегося к столику с полупустым стаканом в руке. Рядом с ним никого не было. Причем сам он выглядел таким одиноким, потерянным. Ему вдруг стало жаль самого себя, словно он видел себя в последний раз. «Бред», — с непонятным ожесточением повторил Виктор Сергеевич, крепко зажмурился и вновь открыл глаза.

Люди вернулись, кроме девицы с чехо-поляком. Его собеседник был на месте и смотрел на него с любопытством.

— Что с вами? — спросил он с равнодушным участием. — Вам нехорошо?

— Нет, — Виктор Сергеевич с усилием рассмеялся. Он в самом деле немного пришел в себя. Только голова еще кружилась.

— Ну и что с вами приключилось четверть века назад? — с улыбкой спросил сосед по столику. — Если не секрет. Кого я вам напомнил?

— Да это долгая история, — начал было Виктор Сергеевич.

— Ой, тогда нет, — замахал сосед руками. — Тогда увольте. Давайте допьем и пойдем себе. Будем здоровы.

Виктор Сергеевич торопливо выпил. Водка показалась ему омерзительной, чтобы подавить тошноту, он шумными глотками выпил до дня стакан минералки.

— Что-то вы не в себе, — покачал головою сосед. — Нельзя же так. Ну обознались, ну бывает. Ей богу, вы меня заинтриговали. Может, все же расскажете? Конспективно. Стойте, давайте-ка мы закурим. Я вообще-то почти не курю, но при себе имею всегда. Прошу…

— В общем, я тогда служил в армии. Вернее, дослуживал. Наш призыв со всех рот уже разъехался, а нас все мурыжили, мурыжили. И вот наконец железно! Послезавтра отправка. Вы представляете, что творилось! И тут — на тебе, меня в караул. Я Цурикову, это наш взводный, говорю: «Товарищ лейтенант, какой еще караул, служить осталось полчаса и две минуты!» А он смеется, это, говорит, мне решать, сколько тебе осталось служить. Захочу, до Нового года будешь тут кирзу жевать. В общем, делать нечего — дембельский караул. Пост номер семь, сторожевой, трехсменный, круглосуточный! Заступил я с двух до четырех ночи, самое дурное время, спать хочется, как из пушки. А мне еще каптер дал спирту в пузырьке, два патрона для дембельского салюта. Пост-то мой, номер семь, сторожевой, значит, патронов часовому не выдают, ходишь с пустым автоматом, как пугало. Спирт я сразу выпил, снегом зажевал. Снег, я скажу, в тот день был особенный, прямо лавина какая-то. Просто, знаете…

— Это имеет отношение к делу? — нетерпеливо перебил его сосед по столику.

— Имеет, — помолчав, ответил Виктор Сергеевич. — Имеет отношение… Значит, я говорю, снег был. В общем, стало мне после спирта сперва легко и приятно, зато потом и вовсе несносно спать потянуло. Ну спасу никакого. Ладно, думаю, погодит салют. Ну и залез в кабину ПАРМа. ПАРМы — это…

— Передвижные авторемонтные мастерские, — перебил его сосед по столику. — Знаю. Дальше.

— Ага. До смены времени полно. Подремлю хоть с полчасика. Сразу же уснул, и сон приснился — будто я у себя в городе, со Светкой, была у меня такая подружка до армии, идем будто по улице. А я почему-то в шинели да с автоматом. Зашли в кино. Я автомат-то на колени положил, сижу смотрю. Вдруг дверь в зал открывается, а оттуда — темень и жуть, и холод, я скажу, страшный. Я будто бы говорю: Свет, я пойду дверь прикрою, а то холодно, а она молчит и вдруг — раз! — с колен у меня автомат. Я ей хочу сказать, мол, ты не трожь, там один патрон в рожке, а сам не могу. А из открытой двери, из тьмы этой ледяной — голос Цурикова: «Ефрейтор Никитин, кто вам дал право покидать пост?!» Я тут же проснулся, в кабине темень — стекла по самый верх снегом занесло, дверца открыта, автомата у меня на коленях нету, а у двери человек стоит, тоже солдатик, и на меня смотрит. Потом говорит…

Ефрейтор Никитин, еще судорожно отделяя сон от яви, сперва с чумным недоумением, а после со страхом разглядывал незнакомца: в новеньком армейском бушлате, с погонами младшего сержанта, рослый, на полголовы выше его, смотрит спокойно, чуть насмешливо, но без угрозы.

— Гутен морген, герр капрал, — сказал он наконец полушепотом и рассмеялся.

— Хорошо ли почивали?

Никитин одурело мотнул головой, хоть давно уже очнулся, а лишь непонятно для чего изображал сонную одурь, напряженно, с опаской улыбнулся.

— Вот и я говорю, — продолжал незнакомец, — тяжкая у нас служба. Даже спим и то с автоматом. Да ты вылазь, что ты сидишь, как сыч…

Никитин, все еще тряся головой и щурясь от ослепляющего после спертой мглы кабины снега, выбрался наружу…

— …Я сперва еще, ей-богу, подумал, пусть хоть кто, хоть черт, лишь бы не Цуриков. Вылез, первым делом смотрю, где автомат. А он прямо рядом с ним, к колесу прислонен. Надо бы взять, а боязно, возьмет да и треснет по кумполу. А в голове мыслишка глупая вертится: это ж надо, в самый последний день службы да такая хреновина! Даже не страх, а досада…

…И еще была надежда — вдруг обойдется. Ну хоть как-нибудь. Ведь служить-то осталось…