Андрей Черныш - На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

• Название: На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918
• Автор: Андрей Черныш
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9950-0452-3

Публикация мемуаров А. В. Черныша (1884–1967), представителя плеяды русских офицеров – участников Первой мировой войны, полковника Генерального штаба, начальника связи 17-го корпуса 5-й русской армии, осуществляется совместно с Государственным архивом РФ и приурочена к 100-летию начала Первой мировой войны.

Первые три части воспоминаний охватывают период службы автора с 1914 по 1916 год и представляют уникальные свидетельства очевидца и участника боевых действий в районах реки Сан под Перемышлем, переправы через реку Буг, отхода русской армии к Владимиру-Волынскому. Последняя часть мемуаров посвящена службе А. В. Черныша в Добровольческой армии в 1918 году.

---

6. Преследование. Впустую

28-го мы выступили из-под Томашова для преследования разбитого противника. Через село Лащовка мы вышли на шоссе Томашов – Белжец. Над нашими головами летал неприятельский самолет. Впервые мы видели его. Из колонн по нему открыли ружейный огонь. И пошла такая хаотическая пальба, которую с большим трудом начальники прекратили. Облетев район Томашова, разведчик повернул назад и скрылся в южном направлении.

Думается, что все им виденное было главным мотивом для решения австрийского командования – немедленно отходить, пока еще есть к тому возможность, ибо все пространство в районе Томашова кишело огромными колоннами, как лавина надвигающимися на тыл 4-й австро-венгерской армии. «Вот тебе и разбитая 5-я русская армия», – небось думали в австрийском штабе.

Около полудня мы въехали на ст. Белжец, или вернее – на место, где была она, ибо мы нашли тут кучи угля, пепла и еще много громадных костров: станция и все, что ее окружало, представляло груду развалин пожарища. Кто ее сжег, нам было неизвестно. Все пожарище было покрыто группами пеших и конных, попадались и двуколки. Все жарили, пекли, варили и во всех видах ели яйца, огромные склады которых были нами захвачены здесь. Мы тоже последовали этому примеру и наелись австрийских яиц до тошноты.

Движение войск сильно затормозилось: весь район Белжеца был переполнен войсками, наши колонны переплелись с колоннами 21-го корпуса[99] и кавалерийских дивизий. Будучи послан к начальнику 3-й дивизии с приказанием, я с трудом протискивался по шоссе к югу от Белжеца среди обозов, парков, двуколок, принадлежавших различным час тям и двигавшихся в разных направлениях, казалось, в полном хаосе. Обратила мое внимание одна обозная колонна, почти сплошь состоявшая из австрийских походных кухонь и повозок, даже с австрийскими же и лошадьми. Хотел спросить, кому принадлежит этот обоз. Но как раз в этот момент со мной встретился всадник-офицер, оказался приятелем-однокашником по академии, штабс-капитаном Новицким[100], котор ый на ходу успел сказать, что обоз принадлежит его доблестной, молодой (второочередной) 69-й дивизии (21-го корпуса), которая имеет уже массу трофеев. Начальника 3-й дивизии я нашел за Белжецем по дороге в с. Бржезина. По всему полю стояла пыль от проходивших войск. Тут же проскакал штаб 9-й кавалерийской дивизии, которая теперь только, к сожалению, выскакивала вперед для преследования противника.

Вернувшись, я уже не застал штаба на «Белжецкой яичнице», а догнал его за с. Белжец, по дороге на Ловчу.

Двигались медленно, с остановками. Так как в авангарде колонны – 35-я дивизия – то и дело натыкались на отдельные партии противника. Местность была очень пересеченная, лесистая. Приходилось обследовать разведкой подозрительные рощи и лесные площади, не засел ли там противник. Наученная горьким опытом 15 августа у Тарношина, дивизия теперь была осторожна. До боевых столкновений, впрочем, ни разу в этот день не доходило, ибо колонн целых частей неприятеля не попадалось. Все были какие-то обрывки, отбившиеся и скорее ищущие случая сдаться в плен. Все они двигались почти перпендикулярно к нашему направлению и скрывались по лесам.

Поздно, в темноте, мы пришли в Ловчу, остановившись в первой попавшейся тесной и грязной хате. Нескольким человекам из нас пришлось раскинуть гинтера[101] на чердаке за недостатком места внизу. Часть деревни, когда мы подходили, еще горела. Войска корпуса заночевали в районе Ловча – Рудка – Брусно. О противнике стало окончательно известно, что он поспешно и повсеместно отступает, стараясь, видимо, ускользнуть, чтобы не быть захлестнутым нами с севера.

Мы не раскидывались со штабом в эту ночь. Отдали лишь краткие распоряжения для продолжения с рассветом преследования противника, причем указаны были лишь направления каждой дивизии; 35-й на Грушов, 3-й – на Немиров, то есть прямо на юг. Это уже помимо директив свыше. Со штабом армии связь была утрачена. Мы же, молодежь, понудили наше солидное начальство, командира корпуса и начальника штаба к энергичному продолжению движения на юг: мы еще все же надеялись что-либо захлестнуть от бывшего фронта 4-й австрийской армии. И наша надежда едва не сбылась. Опоздали, может быть, на несколько (3–4) часов.

Движение было того же характера, что и накануне. У д. Рудка, на противоположном (северном) от нас берегу ручья мы сделали привал. И только что сели подзакусить, селение, где еще никто из нас не был, вспыхнуло.

Посланные казаки конвойной сотни, имевшей, между прочим, очень энергичных и толковых офицеров, ни души живой не нашли. Точно сама деревня воспламенилась от одного нашего приближения. Между тем ясно было, что поджог – сигнал противнику о нашем приближении: подходила колонна главных сил 35-й дивизии.

К вечеру войска корпуса прошли железную дорогу Рава Русска – Любачув на участке Слотвины – Горинец. Сколько-нибудь крупных частей противника не видели. Замечали лишь следы его поспешного отхода: отбившиеся партии, брошенные повозки, оружие, патроны, бродившие лошади.

Ночевали в районе Сенявка – Радруж – Слотвины. Штаб корпуса – в одной из дорожных казарм, близ ст. Слотвины. При этом в занятом районе уже после того, как войска расположились, было изловлено несколько партий отбившихся от своих частей австрийцев. Этот бродячий, без фронта, противник, помню, создавал в штабе корпуса весьма нервное напряжение, так как пока что выяснялось, что имеется дело с партией, а не с серьезными силами противника, все оставались в напряжении; ночью же приходилось принимать особые меры обеспечения верной доставки распоряжений и донесений.

Вошли в искро-телеграфную связь со штабом армии. Однако он не остановил нас и не дал нам нового направления, хотя уже и ясно было, как день, что мы слишком вклинились поперек движения 3-й нашей армии.

30-го мы еще продолжали движение на юг. Штаб корпуса шел в голове правой колонны 35-й дивизии, шедшей, вследствие плохих дорог, побригадно. Около полудня, выходя из лесистой полосы между ручьями Слотвинка и Вишня, против с. Грушов, мы, наконец, увидели влево[102] верстах в 5–7, в направлении с. Завадов неприятельскую колонну, которая спускалась с возвышенности. В голове нашей колонны заметили неприятеля. Мортирная батарея в это время подходила к опушке леса. Она тотчас снялась в лесу и прямой наводкой открыла огонь по замеченной колонне. Дистанция оказалась почти предельной. И, пожалуй, лучше было бы, если бы мортиры и не открывали огня. Тогда эта колонна была бы нашим трофеем, так как мы могли бы ее накрыть и пресечь ей путь неожиданно. Теперь же противник понял грозившую ему опасность и принял меры. К с. Клонице – Дрогомысль он развернул заслон, прикрываясь которым, продолжал уходить на с. Нагачув.

Шедший в голове колонны 138-й Болховский полк был двинут начальником дивизии вперед. Болховцы очень быстро развернулись и повели наступление по обе стороны дороги на Клонице. Противник не выказал особенного сопротивления. Болховцы скоро заняли Клонице и, не останавливаясь в нем, продолжали наступать дальше, тесня противника. Правее болховцев пошли затем нежинцы. Тем не менее колонна противника, хотя и сильно пощипанная, с отъеденным хвостом, успела выскользнуть. За нею гнались до самого Нагачува. Вероятно и еще бы дальше гнались полки 35-й дивизии, но впутались они снова в свои войска, части 10-го корпуса[103], правофлангового 3-й армии.

3-я дивизия несколько отстала. Она достигла Завадов – Вержбляны. На ее пути было брошено противником бесчисленное количество повозок, кухонь, лошадей, парков, складов с продовольственными и боевыми запасами. 9-й Ингерманландский полк, шедшей 30-го в авангарде 3-й дивизии, с большим трудом прошел через Немиров, совершенно забитый обозами и парками противника. Было насчитано до 3000 повозок, зарядных ящиков и всевозможных других упряжек.

Штаб корпуса расположился в Грушове. Селение было очень небольшое. Но в нем находились казармы крупной кавалерийской части (кажется, здесь квартировала бригада венгерской конницы) и штаб. Мы тут нашли огромное количество обмундирования и конского снаряжения; особенно много было одеял и попон; также мы приобрели для себя здесь отличные английские седла. В помещении главного начальника гарнизона, отличном, даже роскошном особняке, окруженном парком, мы и разместились. Перед нами тут постоял какой-то крупный австрийский штаб, как говорили жители – штаб армии. Это возможно, потому что здесь мы нашли большой запас чудного издания австрийских карт 5-верстного масштаба. Мы с удовольствием ими потом пользовались, так как они необычайно были ясны и точны.

К вечеру сюда из 35-й дивизии поступило много пленных и различных трофеев. На последние началась какая-то охота даже всеми чинами штаба. Кажется, не было солдата при штабе, писаря, денщика, который бы не имел австрийской лошади с полным снаряжением, австрийской винтовки или карабина, или револьвера с соответствующим запасом патронов в кожаном австрийском ранце; австрийского одеяла; все питались австрийскими консервами, галетами и даже попадались плитки шоколада.