Андрей Черныш - На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

• Название: На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918
• Автор: Андрей Черныш
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9950-0452-3

Публикация мемуаров А. В. Черныша (1884–1967), представителя плеяды русских офицеров – участников Первой мировой войны, полковника Генерального штаба, начальника связи 17-го корпуса 5-й русской армии, осуществляется совместно с Государственным архивом РФ и приурочена к 100-летию начала Первой мировой войны.

Первые три части воспоминаний охватывают период службы автора с 1914 по 1916 год и представляют уникальные свидетельства очевидца и участника боевых действий в районах реки Сан под Перемышлем, переправы через реку Буг, отхода русской армии к Владимиру-Волынскому. Последняя часть мемуаров посвящена службе А. В. Черныша в Добровольческой армии в 1918 году.

---

На пространстве от Перемышля до Кременца – 200 верст – мы отходили вынужденно из 10 раз лишь однажды, да и то не совсем из-за неудачи именно у нас: отходить приказано было свыше.

2. «Мы отходить не желаем»

Эта «линейная стратегия» до того изводила нас, что однажды, когда нам особенно показался бессмысленным предписанный штабом армии отход, мы открыто возроптали, запротестовали и на предварение о подготовке к отходу заявили, что «отходить не желаем». Лично мне пришлось передавать по аппарату Юза[114] в штаб армии это всеобщее желание войск, от командира корпуса до рядового солдата. Такой факт имел место, когда корпус занимал фронт к югу от Камионка (Струмилова на р. Буге), на линии с. Стрептув – Милятин – Новоселки – Задворже. Штаб корпуса был в Буске, штаб армии (8-й) – в Бродах. Левее нас держал фронт 7-й корпус, еще левее – 6-й[115], входивший уже в состав 2-й армии. Так вот, из-за неудачи в 6-м корпусе и приказано было отходить корпусам – 7-му и 17-му – 8-й армии.

Наш протест – нежелание отходить – был тотчас доложен командующему армией, генералу Брусилову[116] и произвел на него, по-видимому, приятное впечатление как доказательство не сломленного высокого духа войск корпуса. По крайней мере, нам не только не было сделано разноса или внушения за ослушание, а как-то даже, как будто гладя по головке, ласково убедили, что приказ уже нельзя отменить и что он, командующий армией, и сам против отхода и уверен, что его войска по первому его знаку готовы ринуться вперед и т. д., словом сказали как бы, что «это – последний раз, мы больше не будем».

3. Нас не стали тревожить «с тыла»

И действительно, отойдя этот раз за реку Буг, между Камионка и железной дорогой Броды – Львов в начале июля, мы долго оставались на этой линии, лишь два раза переместились только к северу, по Бугу. Сдавая свой участок слева 7-му корпусу (60-я пехотная дивизия, бывшая временно в составе этого корпуса, ибо его коренная, 13-я дивизия еще с Карпат оставалась в составе 8-го корпуса), мы распространялись на счет участка 8-го корпуса. Этот последний, в свою очередь, передавал свой участок нам и тянулся в районе действий 12-го корпуса. Изнуренный почти непрерывными боями от самого Перемышля, 12-й корпус, после целого ряда упорных боев с переменным успехом у г. Сокаля, уже в середине июля вынужден был оставить линию р. Буга и постепенно подаваться в сторону Луцка.

Тем не менее мы сидели на Буге прочно, хотя противник и пытался много раз наступать. Середину лета мы таким образом провели на месте, значительно отошли, что называется, от гнета и тоски бесконечных «ретирад». Заметно отдохнули и окрепли. Получили, наконец, свою 35-ю дивизию. Эта в высокой мере доблестная, но многострадальная дивизия вышла из состава своего 17-го корпуса еще в феврале месяце, в период нашего наступления в Карпаты. Из м. Журавно (17-й корпус перебрасывался тогда из-под Корчина на нижней Ниде, к югу от Кельцы, вдоль всего фронта, одновременно с 11-м корпусом в район Колуш – Долина – Разнятов – в южной Галиции) на Днестре (к востоку от г. Стрыя) она была брошена на Балиградское направление, в состав 8-го корпуса. Там ее раскидали полками, батальонами и даже отдельными ротами по полкам 15-й дивизии и она, как дивизия, фактически долго не существовала. Ее начальник, генерал Крылов[117], тщетно, хотя и весьма настойчиво, молил вернуть его с дивизией в родной корпус, который подошел в марте месяце сюда и вдвинулся в Карпаты между 7-м и 8-м корпусами. Командир 17-го корпуса, генерал Яковлев, сам когда-то бывший начальником 35-й дивизии, близко к сердцу принимал участь дважды родной ему дивизии и также несколько раз ходатайствовал о возвращении ее в корпус, но с тем же неуспехом. Не помогли и тщательно и убедительно составлявшиеся нами доклады командарму о нецелесообразном употреблении командиром 8-го корпуса, генералом Баташовым[118], 35-й дивизии и о необходимости сбора, вывода и возвращения в свой корпус доблестной дивизии. Упрямство генерала Брусилова осталось непобежденным.

С тех пор и до начала июля мы так и не видели 35-й дивизии. Где только и в составе каких только корпусов и отрядов она не перебывала за этот период. И все это были ужасные, тяжелые места по обстановке. Тыкали ее, одним словом, во все дыры, где пахло «гарью драпа», как говорили тогда у нас. С Карпат в корпусе 35-ю дивизию замещали сначала 14-я, потом 4-я стрелковая (железная, генерала Деникина[119]) дивизии.

В июле приезжал к нам в штаб корпуса генерал Брусилов (в д. Адамы, 12 верст северо-восточнее м. Буск). Тут он лично в лице командира корпуса, генерала Яковлева благодарил доблестный, крепкий корпус за его отличную боевую работу, что действительно его войска вполне заслужили, особенно полки 3-й пехотной дивизии, которую мы прозвали «кремневой».

4. Последняя вспышка «линейной стратегии»

Август месяц почти целиком ушел опять на отход. Возобновились занятия новых «заранее подготовленных позиций». Отступали почти исключительно из-за тяжелого положения на правом фланге армии, в 12-й корпус и правее, где противник устремлялся в обход, в направлении на Луцк – Рожище и глубже. Покинули насиженное место на Буге, хотя так не хотелось от него отрываться. Уже и в самом деле зарождалась было надежда на переход в наступление, о котором говорил генерал Брусилов во время посещения штаба корпуса в Адамах.

И вдруг отход. Сначала сделали небольшой скачок, на линию ручья Березовка, на участок Радзехув – Дмитров – Топров. Здесь недолго оставались. На другой день противник упорно, безыскусно, с кровавыми и совершенно безрезультатными достижениями наступал на участке Радзехов – Дмитров. Не так просто было сбить «кремневую» дивизию генерала Булатова[120]. Но на следующий день приказ – ночью отойти. Новую позицию заняли по р. Стыри, на участке Берестечко – Гржималовка – Станиславчик – Монастырек. И тут не задержались надолго. Через два дня покинули и эту прекрасную позицию: положение на правом фланге армии продолжало ухудшаться: 12-й корпус обходился; Луцк и Рожище были оставлены; неприятель перешел Стырь, а его конница проникла за фланг армии, в лесисто-болотистый район правого берега Стыри, северо-восточнее Луцка. С грустью вступали мы на родную землю в тот именно район, откуда год назад войска 3-й нашей армии двинулись во вражеские пределы, пронеся менее чем в три месяца свои победные знамена через всю Галицию, вдоль и поперек ее.

Заняли плохую позицию, слишком растянутую, на линии с. Пелча – Козин – Ситно – Крупец – Немировка. Здесь продержались дольше. Даже наступали. За большую практику отходов у нас в штабе корпуса установилась примета: если по занятии войсками новой линии обороны в штабе тотчас составляется подробная схема расположения корпуса, то на другой день по ее исполнении корпус получал приказ об отходе. И вот тут мы, – а схему расположение обычно чертил я, – решили попробовать не чертить никаких схем, вопреки требованиям начальства. Штаб корпуса разместился в небольшом селении Онышковцы. Прибыли мы сюда 21 августа рано утром. К обеду получены были донесения о расположении дивизий на новой позиции по линии упомянутых выше селений. Сведения эти мы не стали наносить на карту. После обеда я с корпусным инженером, полковником Черником[121], по приказанию командира корпуса на автомобиле отправились на разведку позиций на случай нового отхода. Позиция эта была уже указана штабом армии, за р. Иква, на участке Дубно – Кременец. Она считалась уже укрепленной. Мы с полковником Черником объехали и обошли ее всю. Естественные условия делали ее очень сильной, но укреплена она была слабовата. На некоторых участках еще шли работы по укреплению. Наткнулись и на курьез: у д. Коменица заново строился железнодорожный мост через Икву – это в то время, когда уже надо было подготовить его разрушение. Станция Дубно занята была спешной эвакуацией всего, что увозилось из Дубно и его района.

Обследование позиции на протяжении 35 верст потребовало много времени: только поздно вечером мы вернулись в Онышковцы. А на утро 22-го был получен приказ о… наступлении. Написан он был в бодрящем духе; смысл его был тот, что довольно отступать, пора показать обнаглевшему врагу, что мы не так слабы, как он воображает; далее требовалось нанести ему короткий, но сильный удар.

Таким образом, «наша примета» как будто оправдывалась и привела нас в веселое настроение и к еще более твердому решению – «никаких схем».

5. Наступательные попытки

С целью достигнуть более заметного успеха предписанным наступлением решено было согласовать его с соседями. Поэтому я был послан в этот день в 7-й корпус для ориентировки о его предположениях.

Испытанный, выносливый «оппель» быстро домчал меня до Почаевской лавры[122], где размещался тогда штаб 7-го корпуса. Попал на обед как раз. Штаб занимал одно большое помещение среди многочисленных монастырских зданий. Народу была масса. Командир корпуса, генерал Экк[123] возглавлял собрание. Настроение всех мне показалось очень бодрым и даже веселым, точно не мы отступали, а австрийцы, нами преследуемые. Меня приняли очень хорошо. Кормили и поили, разумеется. Затем от начальника штаба, генерал-майора Сулькевича[124], я получил нужные сведения.