Леонид Леонов - Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]

• Название: Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]
• Автор: Леонид Леонов
• Издательство: Совет ветеранов журналистики России. Союз журналистов РФ
• Жанр: Лирика
• Год: 1995
• ISBN: 5-7164-0006-Х

В руках у Вас книга, которую нельзя отложить, не прочитав ее. Это — не роман и не повесть, это страстный порыв рассказать о событиях, которые всегда будут в памяти народа. Каждое слово ее проникнуто правдой, одухотворено поиском истины.

Трехтомник «Живая память» — уникальная летопись героизма защитников Отечества в битве с фашизмом, сурового пути к великой Победе. В народе говорят: «Чтобы оценить Сегодня, увидеть Завтра, надо обязательно оглянуться в Прошлое». В этом помогут три тома, созданные большим отрядом ветеранов Отечественной войны — от солдат до маршалов, партизанами, тружениками тыла, писателями, учеными, журналистами. Материалы книги — это свидетельства очевидцев, они объективно и правдиво раскрывают грандиозный подвиг нашего народа, несут большой патриотический заряд.

Особенность книги — разнообразие жанров. Здесь воспоминания, очерки, фронтовые дневники, статьи, документы, письма, стихи, фотографии, репродукции картин. Издается трехтомник Объединением ветеранов журналистики России при Союзе журналистов Российской Федерации. Убеждены, что красочный трехтомник «Живая память» будет достойным подарком ветеранам войны и труда к 50-летию Победы, привлечет внимание нашего юношества, широких читательских кругов.

---

Мы с Василием Тимофеевичем часто вели задушевные разговоры. Он любил рассказывать истории, которые с ним случались на войне. Две из них запомнились мне особенно четко. Постараюсь изложить их так, как рассказал он сам.

История первая

Когда мы в Германию вошли, в самое логово врага, как тогда говорили, и на дорогах повсюду указатели появились по-русски: «На Берлин!», каждому стало ясно, что скоро войне конец.

Веселее, бесспорно, стало, а отсюда и легче. Пленных брали уже тысячами. Помнишь, в свое время о захвате обер-ефрейтора сообщали в сводках Совинформбюро? А мы под конец войны только в Германии, по-видимому, не меньше чем полмиллиона пленных взяли.

Так вот, в связи с этим вспоминается эпизод. Забавный, хотя и не очень.

В одном городе построили пленных в походную колонну и повели в тыл. Я возвращался с переднего края на «виллисе». Была такая открытая, низенькая, с хорошей проходимостью машинка. По обочине я обогнал колонну и подумал даже: «Вот ведь как все хорошо идет! Сердце радуется!»

Наши солдаты-конвоиры остановились, чтобы мне было удобно проехать, честь отдали по-ефрейторски на караул. Я рукой им помахал, смотрю — улыбаются во весь рот.

Только подъехал к штабу и из машины вышел, вижу: идет на меня сержант, огромный с автоматом на груди, пилотка сидит лихо, чудом держится на кудрях. Шагает он по грязной шоссейной дороге, властным жестом левой руки многозначительно расчищает путь впереди себя.

Я остановился. Смотрю, за сержантом робко двигается, со страхом оглядываясь по сторонам, человечек. Сразу подумал: на кого это он так похож? Жиденькая черная прядь волос свисает на низкий лоб. По голове — аккуратный косой пробор. Глаза как у крысы, а под носом — черное пятно, будто клякса. Одет в коричневый френч, галифе и желтые полосатые гетры. Ремень с портупеей обтягивает худую грудь и впалый живот. Неужели Гитлер?

За немцем, в ногу с сержантом, шагает солдат. Он на изготовку держит автомат и с гордостью посматривает то вправо, то влево.

Сержант торжественно подошел ко мне, взял лихо и привычно под козырек.

— Товарищ генерал! Разрешите доложить! Вот фюрера захватили. Фашистского Верховного Главнокомандующего.

Я посмотрел на пленного. Голова у него была втянута в плечи, ноги дрожали, грязные струйки пота текли по лицу. Живого Гитлера я, конечно, никогда не видел, но показалось, что пленный очень смахивает на изображение Гитлера на карикатурах.

К тому времени толпа ездовых, шоферов и других солдат окружила конвой и меня с моими людьми. Все с любопытством, удивлением, радостью и презрением рассматривали захваченного немца, который стоял ни жив ни мертв.

— Гитлера поймали! — весело кричал солдат на всю улицу, выбираясь из толпы. Его, видно, распирало желание сообщить об этом всем, кто проезжал или проходил мимо.

— Где поймали?

— На передовой.

— Ну да, будет тебе Гитлер на передовой! Он, говорят, в бункере сидит.

— Да нет, в колонне пленных опознали.

— Дак ведь он не военный, как он туда попал?

— А вишь ремень с портупеей?

— Погоны вполне мог сорвать…

— Эти отломят по «Отечественной»! А то и по «Знамени»!

— Вот повезло чертям!

Мой адъютант непривычно подмигнул мне, по-дружески, что ли, по-свойски, чего он никогда себе не позволял, и тихо, с восторгом проговорил:

— Вам, товарищ генерал, тоже повезло. У нас дивизий-то сколько? Штук четыреста, верно? А он вот именно нам, нашей дивизии достался.

Наклонился надо мной (он был выше меня на две головы) и прошептал так, чтобы никто не услышал:

— За фюрера, товарищ генерал, меньше Звезды не дадут. Вторую, значит, получим.

Одну Звезду Героя Советского Союза я к тому времени уже имел. На какой-то миг я, может быть, тоже поддался влиянию толпы. Скажу тебе откровенно, и у меня сердце немного подскочило и запрыгало. Чем черт не шутит?

Но когда внимательно пригляделся к немцу, испытал что-то вроде разочарования. Уж больно он выглядел жалким и доверия не внушал. Но все-таки надо было проверить.

— А ну-ка вызовите сюда переводчика! — распорядился я.

Прибежал молоденький розовощекий младший лейтенант.

— Сынок, — сказал я, — допроси его.

И тот быстро, по ответам, которые давал задержанный, и документам, имевшимся у него, разъяснил, что принятый за фюрера немец есть местный городской портной.

— Ты спроси его, — предложил я, — почему он эту дурацкую челку отпустил.

— Это красиво, как у нашего фюрера, и потому ото всех большое уважение имел.

— А френч и ремень с портупеей тоже для этой цели?

— Я, я, я, — угодливо улыбаясь, подтвердил портной.

— Вот подлюга, — сказал мой адъютант, капитан Корокотов.

Я хотел уже распорядиться, чтобы этого человечка отпустили, но адъютант подлил масла в огонь затухающих наших страстей.

— Товарищ генерал, — сказал он, — а вы знаете, что у Гитлера на правом боку должен быть шрам?!

— Да? — удивился я такой осведомленности адъютанта.

— Его в первую мировую войну француз кольнул штыком, вот у него шрам-то и остался. Это нам в училище говорили.

И можешь себе представить, я клюнул: уж очень хотелось, чтобы это был фюрер, а не простой портняжка. Потому распорядился ввести немца в пустой дом, там мы внимательно освидетельствовали его кожные покровы с левого и с правого бока, но никаких травм не обнаружили. При этом немец, не понимая наших намерений, визжал, как поросенок, которого собираются резать и на виду у которого точат нож с этой целью.

Я приказал отпустить пленного. Он убежал под хохот, свист и улюлюканье солдат. Смотреть, как он удирает, было и смешно и жалко.

Примерно часа через два, когда я собирался выдвинуться на наблюдательный пункт дивизии, портного снова привезли ко мне.

Только я переговорил с командармом по радио и углубился в карту, как услышал бодрый и уверенный голос:

— Товарищ генерал! Разрешите доложить?

Поднял голову от карты, смотрю: стоят двое наших солдат, а между ними все тот же немец. Кривая, извиняющаяся и жалкая улыбка искажала его лицо. Адъютант хохотал. Я рассмеялся.

— Братцы, — сказал я, — этого пленного я уже видел. Вы думаете, это фюрер?

— Как две капли воды! — гаркнул один из конвойных, отчего портной вздрогнул и присел от страха.

— Это городской портной. Отпустите его. Пусть идет отсюда.

Солдаты недоверчиво посмотрели сначала на немца, потом на меня, присвистнули. Я посмотрел на них. Они как по команде одновременно взяли автоматы за спину. Я предложил:

— Шагайте, ребята, в полк — настоящего фюрера добивать.

Неудачники взяли под козырек, схватили немца под локти и, недовольные, вынесли его на улицу.

— Корокотов! — крикнул я адъютанту. — Какого черта ты дурака валяешь?

— Я думал, товарищ генерал, — ответил тот, — что это другой фюрер. Может, подумал, настоящий…

Мы выехали на передовую.

Пошел косой холодный дождь. Солдаты закрылись плащ-палатками и по обочинам шли мимо забуксовавших машин. Части дивизии выступали из города. Когда мы надолго застряли в пробке машин и повозок, образовавшейся на перекрестке дорог, я увидел, как наперерез нам по разбитой танками дороге приближается трофейная фура — пара добрых вороных с лысинами кобыл легко тянут ее. В ней восседают три гордых и веселых солдата, и между ними выглядывает мокрый, как мышь, дрожащий от холода… местный портной.

Солдаты, увидев меня, дружно выкрикнули «тпру!». Ездовой натянул вожжи. Загнув колесом шеи, лошади остановились, тяжело дыша и фыркая раздутыми розовыми ноздрями.

Солдаты выскочили из фуры, торопливо подошли ко мне, и старший доложил:

— Товарищ генерал! Разрешите доложить? Фюрера поймали. Едем, а он бежит наперерез. Мы лошадей остановили и за ним. А он, сукин сын, деру. Я дал очередь из автомата вверх. Он и остановился. От нас не уйдешь. Понял, видно…

Другой солдат добавил:

— Я тоже дал очередь вверх. Застрелить мы его всегда успеем. Нет, он нам нужен живой!

И третий солдат сказал:

— Мы все дали по очереди в воздух. Птица-то больно важная. Скрутили — и в фуру. Вот, привезли до вас.

— Пошли вы все к черту! — рассердился я. — Надоели: целый день таскают ко мне этого портного. Что вам, делать больше нечего?

— Так ведь похож, товарищ генерал!

— Отпустите его, в конце концов, — приказал я. Солдаты стояли виноватые и недовольные. Их взгляды, жесты и позы будто говорили: «Вот и старайся».

— А ты, — сказал я немцу, — сбрей свои проклятые усы да челку, портупею с ремнем выбрось к чертовой матери. А то ведь не только меня, но и тебя замучают. Или кто-нибудь возьмет да застрелит.

— Вас? — спросил немец.

— Не меня, а тебя, — сказал я, и все солдаты, которых опять сбежалось множество, захохотали.