Ануар Алимжанов - Гонец

• Название: Гонец
• Автор: Ануар Алимжанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

В 1723 году объединенная армия казахских батыров отбросила от своих границ джунгарские полчища. Но силы были неравны. Под давлением народных масс казахские ханы обратились к России с просьбой о союзе, и с 10 октября 1731 года началось добровольное присоединение Казахстана к Российскому государству. В романе, полном драматизма, известный казахский писатель рассказывает об этих событиях.

---

— Мое имя Каражал, я из рода садыров. В верховьях реки Боралдай, близ Каратау, есть урочище Ушаши. Два месяца назад джунгары окружили там мой род и перерезали весь. С тех пор то проклятое урочище называют «Садыр-мурде»[39]. Я — самозваный глашатай, зовущий всех казахов к единству и мести, я одинокий мститель, аксакал…

— Какого старца ты привел с собой сюда, и откуда он родом, как его имя?

— Это бедный скиталец. Не обидит даже мухи. У него не наша вера. И родина его далеко. Он бродит по свету и рассказывает свои сказки, он знает языки других народов, аксакал. Но нашему еще не научился. Он встретился мне в дороге и пошел за мной. Его зовут Табан. Я понимаю его, когда он говорит на языке парсов.

— Ты смел и честен, сын мой, и сам волен выбирать свой путь. Останешься — будешь сыном нашего рода и нашим защитником. Покинешь нас — пусть аллах сбережет тебя от злого друга и жестокого врага…

— Благодарю, аксакал! — Каражал опустился на одно колено и склонил голову перед Манаем. Манаю хотелось обнять его. Ему показалось, что Каражал похож на Кенже.

Факелов стало больше, и при ярком свете Манай увидел: и кольчуга и шлем ладно сидели на Каражале, и сабля его была нездешней ковки. Такие сабли с узорчатыми ножнами умели ковать только кузнецы из рода борте, чьи оружейники не уступали по мастерству оружейникам из рода болатшы. Они добывали руду на Алтае и Каратау, ибо род борте, так же как и болатшы и бадыры, принадлежал к многочисленному племени найманов, чьи земли простирались от Алтая до Каратау и составляли основу Великого жуза.

— Правду говорят, что на упавшего все удары сыплются… — К Манаю подошел Алпай. — Тигр загрыз кобылицу и унес жеребенка. Это стало причиной переполоха. Но это не все. Как говорят, трус умирает трижды. Вот и сейчас самая главная беда произошла не от набега тигра, а от нашей трусости перед джунгарами. Двое ранены. Друг друга приняли за врага. Один вскочил на коня, огрел другого дубиной, а тот в ответ вонзил ему пику в бок. Убит один из тех, кто примкнул к нам, ища защиты… Многие разбежались по тугаям…

Каражал не дослушал его. Он направился к костру, где стояла Сания.

— Скоро начнет светать. Надо, чтобы теперь люди были наготове. Днем покойника предадим земле. Дадим отлежаться раненым. Пусть все будет готово в дорогу… — говорил Манай, глядя туда, где стояли Каражал и Сания. — И запомни, Алпай: в такие времена людей не приходится укорять за то, что им страшно… Да, Алпай, — уже собираясь вернуться в свою юрту, добавил он. — Сегодня тигр ушел безнаказанно. Значит, он придет и завтра. Днем надо прочесать окрестность, а ночью — не тушить огней. А теперь пора готовиться к утреннему намазу.

Солнце вновь поднялось над аулом-скитальцем. Вновь началась жара. Но люди уже не обращали внимания на нее… Они хоронили того, кто погиб в ночной суматохе. Старики осматривали окрестности, чтобы подальше отпугнуть тигра. Каражал вместе с табунщиком Оракбаем и его дочерью направился в караул — проверить, не рыскают ли вблизи вражеские разъезды.

Они отъехали верст пять и, оставив коней с теневой стороны, сами взобрались на гребень бархана, залегли. Прождали часа два. Солнце поднялось к зениту. От жары накалилась одежда. С Оракбая пот лил градом, старика совсем разморило. Уже пора было возвращаться назад. Дорога — пустынна и безлюдна, словно в этом краю нигде не было ни людей, ни животных.

Все трое сошли с бархана, подправили седла, подтянули подпруги и решили в последний раз, не слезая с коней, подняться на вершину и окинуть равнину взглядом. Кони, торопливо выдергивая ноги из сыпучего песка, храпя, взобрались на гребень. И тут все трое неожиданно увидели двух всадников, усталой рысью направлявшихся в сторону Аккуйгаша.

— Назад! Они увидят нас, — крикнул Оракбай.

— Уже увидели, аксакал, — ответил Каражал. — Вы оставайтесь здесь, а я поскачу к ним. Если враги, то постараюсь не упустить их, если друзья — узнаю, с какой вестью идут! — Каражал хлестнул своего коня плетью и с места пустил его вскачь. Сания рванулась за ним, но Оракбай ухватил ее коня за повод.

— Не рвись в огонь, дочка. Это не женское дело. Там нет ни Кенже, ни Сеита. Сама видишь…

Двое путников, завидев скачущего навстречу им одинокого всадника, остановили своих коней. Вытащили из колчана стрелы, приготовили луки.

Каражал осадил своего скакуна на расстоянии, где стрелы не могли достать его.

— Кто вы? И куда направили своих коней? — спросил, он, дотрагиваясь до своего оружия.

— Кто ты сам? И что там за стойбище? — вместо ответа крикнул тот, что был постарше. — Разве не видишь, кто мы такие?

— Я вижу, что вы готовы направить в меня свои стрелы!

Незнакомцы переглянулись и нехотя уложили стрелы обратно.

— Ну вот, теперь я могу подъехать к вам… Далеко ли лежит ваш путь, благополучен ли ваш аул?… — по древнему обычаю приветствовал их Каражал.

Перед ним были два усталых человека, с осунувшимися и заросшими щетиной лицами. Впалые глаза, пересохшие губы. На одеждах — черные, запекшиеся от солнца следы крови.

— А разве в этих краях еще есть уцелевшие аулы, и ты знаешь к ним дорогу? — стремясь сохранить достоинство, с усмешкой спросил молодой.

— Прости, брат. Мы обо всем расскажем потом. А сейчас мы твои добровольные пленники. Веди нас к своим и дай глоток воды. Мы вырвались из ада, — перебил его старший.

— Видно, твоя сабля еще не прикасалась к мечам джунгар. Вот и гарцуешь перед нами, словно батыр какой, — не унимался младший.

Но Каражал не стал с ним препираться.

— Будьте гостями у нас. Я сам такой же скиталец, как и вы. Джунгары водятся не только в этих краях… — Он повернул коня и повел двоих за собой туда, где их ждали Оракбай и Сания.

Не оглядываясь назад, он вдруг затянул тоскливую песню:

С вершин Каратау кочевья идут…
За каждым кочевьем одинокий верблюд…
Потерять родных, родную землю — нет горя тяжелее.
Не сдержишь слез — они текут, текут…

Двое скитальцев, доверившихся ему, слушали молча. Это была новая песня, которую они раньше не слышали. Но песня эта была о них. Только переменить «Каратау» на «Джунгартау», и все…

— Эта песня о нас, наших разоренных, сожженных аулах, погибших отцах и угнанных сестрах. Эта песня о моем перерезанном джунгарами роде! — внезапно повернувшись, крикнул Каражал. Он обращался к молодому воину. — И я пришел в эти края не в поисках рая!.. Вы слышали о Малайсары? — вдруг спросил он.

— Мы его сарбазы, — ответил старший.

— Он одержал победу?

— И да и нет.

— Он жив?

— Все мы в руках аллаха…

— Значит, вы покинули его.

— Нет, жигит. Мы не покинули его. Вместе с ним и смерть казалась бы победой. Мы выполняли его волю…

Незнакомцы первыми приветствовали Оракбая и Санию. Взгляд младшего задержался на походном торсуке, притороченном к седлу Сании.

— Нет ли у тебя хоть глотка воды, жигит?

Сания быстро отвязала торсук и протянула его незнакомцу.

— Там немного осталось.

— Ничего, поделимся.

Сделав несколько глотков, утерев губы, старший передал торсук молодому. Тот, запрокинув голову, жадно выпил остатки кымрана[40].

— Спасибо тебе, брат, сколько дней, а то и месяцев я не испытывал такого наслаждения. Какой отменный кымран!

— Да, сынок, недаром казахи говорят, что в голодные дни даже вареная баранья кожа имеет вкус халвы, — сказал Оракбай. — Вот так и прокисший кымран кажется ханским напитком. Видать, далек и труден был ваш путь?

— Дорога не так уж далека, но ее удлинили джунгары. Мы петляли, как мыши петляют зимой под снегом, чтобы уйти от лап прожорливой лисицы.

— И много ли вы их видели? — спрашивал Оракбай по пути к тугаям, где укрывался аул Маная.

— Немало их полегло под камнями ущелий, немало от стрел и сабель сарбазов Малайсары. Но еще больше их сейчас разъезжает по дорогам и горам. Не истребить их, как невозможно истребить саранчу.

Оракбай молча кивал головой. Но Сания, услышав имя Малайсары, встрепенулась и, опережая отца, спросила:

— Агай! Не слышали ли вы о жигите по имени Кенже из рода болатшы?

— Не видали ли старого сарбаза Сеита — опекуна Кенже? — добавил Оракбай.

— Нет… О, это была великая битва. Жигиты стояли насмерть, и никто не спрашивал, кто из какого племени или рода. Мы одолели джунгар днем, они окружили нас в горном ущелье. Их свежая конница, посланная вслед нам, под покровом ночи взяла нас в кольцо. Малайсары велел нам вынести тело своего друга, нашего любимца батыра Мергена, павшего в битве. Мы сумели прорваться, но в живых остались только двое… Вот он, Томан, — он показал на молодого. — И я. Меня зовут Накжан. Мы вдвоем предали земле тело Мергена. Но прорваться к своим уже не смогли… Отбиваясь от наседавших врагов, Малайсары уходил все дальше и дальше к неприступным вершинам Актау, что стоят над бездонными ущельями Текели… — рассказывал усталый Накжан, пробираясь сквозь густые туранговые заросли и кустарники.