Дмитрий Вересов - Белое танго

• Название: Белое танго
• Автор: Дмитрий Вересов
• Издательство: Нева
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1998
• ISBN: 5-224-00058-0

Новый авантюрно — приключенческий роман «Белое танго» безусловно станет национальным бестселлером. Многие герои романа, знакомые читателям по книге Дмитрия Вересова «Черный ворон!», предстают перед нами в совершенно новом свете. Но «Белое танго», полный неожиданностей и приключений, мастерски написанный роман, является самостоятельным произведением, главная героиня которого — неординарная женщина, неуклонно добивающаяся своей цели.

---

— Я к Нине Артемьевне по два раза на неделе езжу, не одному же ему разрываться. Павлуша и на работе-то сгорает. А Лида сейчас не может. Ой, Черновым сейчас и без Нюты нелегко.

Адочка вдруг осеклась, но Таня, вовремя подметив, тут же переспросила:

— Что у них стряслось?

— Уж и не знаю, говорить ли.

— Никак Дормидонтыча партийная группа товарищей схавала? — тихо съехидничала Таня.

— Да ладно, — Ада махнула рукой. — Этого волка? Сам подавишься. — И сменив тон, грустно сказала:

— У Лелечки проблемы почти как у тебя.

Так по-старомодному мать называла Лену Чернову. «В чем бы это меня Елка повторила?» — подумала Таня.

— Она еще только залетела или уже титькой кормить не собирается?

— Да ну что ты, Таня? — задохнулась от возмущения Ада. — Леля такая порядочная!

— В отличие от меня?

Ада вздохнула, понимая, что сморозила чушь, и уже ровно попыталась объяснить дочери:

— До твоих проблем ей, наверное, уж далеко, но и она не такая сильная, как ты. — Погладила Таню по руке и сердобольно чуть слезу не пустила. — Она так высохла последнее время, будто кто жизнь из нее выпил. Все молчала, никого не видела, не слышала. Вроде тут, а на деле не она это. Лида аж плакала, что дочкиного смеха не слышала — и не помнит сколько.

— Бабьи неурядицы? — по-деловому влезая в проблему, спросила Таня.

— Что-то типа. Я вот только не понимаю, поветрие это, что ли? Чего вам не хватает? Ну, мы нелегко жили, а у вас-то все есть.

— А разве тебе когда-нибудь чего-то не хватало? — Таня пронзила мать взглядом.

— А что ты знаешь? — как обожженная, вспыхнула та. — Я, может, за Севочку не от сладкой жизни пошла. Думала, спрячусь за ним.

— От кого? — встрепенулась Таня.

— Скорее, от чего. От судьбы скорее.

— Что-то ты юлишь, Адочка. Уж очень все расплывчато.

— Да скрывать мне нечего. Теперь уж наверное нечего. Раньше об этом молчали, потому как чистых, без пятнышка и не найти было. Вот и молчали. Теперь времена другие. Одни вон дворянством бахвалятся, другие, задрав штаны, готовы русскую фамилию на Шмуца поменять.

— Это что, имеет какое-то отношение к нашему дому?

У Тани появилось предчувствие, что сейчас она узнает что-то важное для себя. Ада, набрав в легкие побольше воздуха, как читая дочкины мысли, выдохнула:

— А ладно. Ты уж не маленькая. Сама уже мать. — Таня вздрогнула. — Кому, как не тебе знать. Всеволод ведь не от сохи, а вон пост какой занимал. Значит, ему там доверяли, — вытянула пальчик в небо Адочка. — Думала, его авторитет меня и защитит, ежели что. Любила, правда, не его. Да и любила ли? Хотела. Я из рода, что в древности травили, а то и палили.

— Ведьма! — восхищенно выпалила Таня.

— Да погоди ты, коза, — улыбнулась мать. — Какая там ведьма? Приехал в прошлом веке из Эдинбурга аптекарь с женой и дочкой, сам сбег, а жена его настойками людей давай потчевать, видать, таланту у нее было побольше. Народ повалил. Не только дочке приданое собрала, но и сама на зависть была, да только не живут мужики в нашем роду. Те, кто женится, либо гибнут, либо деру дают, те, кто родится — не жильцы. Бабка мне говорила, что у меня братик был, до меня еще родился, Валечкой звали. Сердешный. Сейчас такие болезни прямо на сердце оперируют, или там таблетками лечат, а тогда… Бегать быстро не мог, ничего не мог, радоваться не мог — задыхался. Пяти лет не исполнилось, угас, как свечечка.

Это когда только я появилась. Отца своего не помню и не знаю. Мать моя — своего отца. Видать, и бабка туда же. Вот я решила судьбу перехитрить, что ли. Может, это и дар чужих людей лечить и судьбу им предсказывать, да только мне-то это зачем? Тем более если по кругу грехом считают. Не ровен час, и мама бы Соловки увидала. Может, потому, как уехала, записочки не оставила, чтоб нам неприятностей не было. Она женщина видная, заметная, да и дела своего никогда не бросала. То, что брат у тебя есть — ее заслуга. Никитушка маленьким много болел.

Чего только мама ни делала — и окуривала, и поила травами, и в подушечку обереги зашивала. Молилась о нем еженощно. Видать, когда решила, что будет он жить, собрала все свое да уехала. Никому ничего не сказала.

«Это многое объясняет, — думала Таня, — и все-таки чушь какая-то». Еще не все узелки связывались в ее мыслях, и она спросила Аду:

— Что ж этот выклянченный у Бога братец меня так невзлюбил? Чем я-то ему насолила?

— Да ну тебя! С чего ты взяла? Что дрались как черти? Так все дерутся.

Разве что ревновал к тебе или маленько завидовал. Ты всегда такая здоровенькая, крепенькая была.

«Ах ты гад! — отметила по себя Таня. — Показал-таки уязвимое местечко».

А вслух успокоила мать:

— Просто немного обидно. Я здесь пилюльки жру, а он и письмеца написать не соизволит.

— Скучаешь? — грустно обрадовалась Адочка.

— Угу… Слушай, а он про всю эту ересь знает?

— Может, что и помнит, — двусмысленно ответила Ада.

Павел сдержал слово: Таню обследовали все мыслимые и немыслимые спецы.

Недели две ее обволакивал на ежедневных собеседованиях психотерапевт с невыговариваемым именем Фаздык Шогимардонович Ахтямов. За время общения с ним на сеансах, которые Ахтямов строил по ему одному ведомому плану, Таня поняла, что все его знания базируются на отечественной психологии и философии марксизма-ленинизма. Имени Эриха Фромма он и не слышал, во всяком случае, виртуозно линял от этой темы. В результате Таня оглоушила его фроммовской терминологией в собственной вольной трактовке. Фаздык Шогимардонович, якобы делая пометки в своем блокноте, скорописью записывал Танину дешифровку словосочетаний типа «анальное либидо»…

Последняя надежда Сутеева чем-то помочь Тане и Павлу, да и самому не выставиться полным олухом, возлагалась на психиатра-нарколога из клиники Сербского. Его ждали из Москвы со дня на день. В словах одной из дежурных сестер промелькнуло, что этот воротило науки пользовал и бутырских пациентов. Исследуя невменяемые состояния, психиатр великолепно владел гипнозом, и раскалывались у него стопроцентно.

Мужичок оказался розовеньким и пухленьким, с блестящими залысинами и пушистыми ушками. Говорил ласково, с придыханиями, улыбался и постоянно прикрывал глазки, стрелял голубенькими щелочками в упор. Однако все его призывы к Гипносу оказались тщетными. По его требованию мудрый бог к Тане не явился.

Только голова у гипнотизера разболелась и горели мохнатые уши.

— Абсолютно негипнабельна, — подвел он в конце концов черту.

Таня скрыла улыбку, .а Сутеев вздохнул, уже готовый к ее выписке.

Редко такое случалось с профессором. И все же перед приходом Павла он отправился в третье отделение, на котором, кстати, пребывал Захаржевский-старший. Там со стариками возилась Шура, не раз выручавшая Сутеева.

Эта немолодая, крупная женщина со скуластым лицом всегда говорила, что в больнице душу не вылечишь. По любому поводу у нее имелся либо адресок для родных, либо сама ходила в церковку за болящего. Вот и сегодня, внимательно выслушав Сутеева, нарисовала она планчик для Павла.

— Бабка Кондратьевна большую силу имеет. Похоже, к ней им и надо. Порча какая-то. Видать, молодую кто-то свадил. Сам говоришь, красивая пара. Мало ли, кто ни позавидует.

Неловко было Павлу адресок бабки давать. Но может, Шура и права — не больничное это дело. Профессор как мог объяснил, но Чернов понял только то, что медицина расписалась в своей беспомощности. Может, и правильно понял?

Сразу по выписке из лечебницы Павел предложил съездить куда-нибудь за город. Таня догадалась, что Большой Брат имеет в виду конкретное место, и не требовалось особых мозгов, чтобы понять, куда они едут.

Машина катилась по Приморскому проспекту, оставила позади новостройки Старой деревни, миновала черту города и свернула с трассы в Зеленогорске.

Сейчас ей представят собственную дочь. Вдруг что и всколыхнется. Таня хихикнула.

— Чего усмехаешься? — спросил Павел.

— Да так… Дачки-лавочки… Надеюсь, пиво-то будет?

— Какое пиво? Я же за рулем.

— Но я-то нет.

Павел тревожно взглянул на жену.

— Скажи… Тебя тянет?

— Что? — не поняла она.

— Ну, выпить там, или что…

— Или что — не для твоего высокого ума, — отрезала Таня.

— Я понимаю, тебе не сладко в больнице было. Но ведь ты сама…

— Что сама? Я все сама. Живу сама. Рожаю сама. Лечусь сама. В конце концов, пью и курю сама. А ты где? За рулем?

— Фолишь, Таня, — упрекнул Павел.

— Я и живу на грани фола. Но это мой мячик, моя жизнь, понимаешь?

— Так не бывает. Игра командная, — покачал он головой.

— Да очнись ты. Кто эти правила диктует?

Павел резко затормозил у аккуратно крашенной калитки. Узкая дорожка от нее вела к домику, застроенному ажурными верандочками. Павел посигналил.

Таня вышла, бацнув дверью. Павел направился к крыльцу, дернул в сердцах калитку. В окошке из-за феранки выглянула пожилая женщина, сдержанно улыбнулась, еще более сдержанно встретила Таню.