Эмили Бронте - Грозовой перевал

• Название: Грозовой перевал
• Автор: Эмили Бронте
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-88353-601-3

Это история роковой любви Хитклифа, приемного сына владельца поместья «Грозовой Перевал», к дочери хозяина Кэтрин. Демоническая страсть двух сильных личностей, не желающих идти на уступки друг другу, из-за чего страдают и гибнут не только главные герои, но и окружающие их люди. «Это очень скверный роман. Это очень хороший роман. Он уродлив. В нем есть красота. Это ужасная, мучительная, сильная и страстная книга», – писал о «Грозовом Перевале» Сомерсет Моэм.

…Если бы старый Эрншо знал, чем обернется для его семьи то, что он пожалел паренька-простолюдина и ввел его в свой дом, он убежал бы из своего поместья куда глаза глядят. Но он не знал – не знали и другие. Не знала и Кэтрин, полюбившая Хитклифа сначала как друга и брата, а потом со всей пылкостью своей юной натуры. Но Хитклифа не приняли в семье как равного, его обижали и унижали, и он долго терпел. А потом решил отомстить. Он считает, что теперь все, кто так или иначе связан с семьей Эрншо, должны страдать, причем гораздо больше, чем страдал он. В своей мести он не пощадит никого, даже тех, кто к нему добр. Даже любящую его Кэтрин…

---

Мне, вопреки моему желанию, пришлось оставить Грозовой Перевал и переехать вместе с молодой миссис Линтон сюда, в «Скворцы». Малышу Гэртону в то время исполнилось пять лет, и я только-только начала учить его грамоте. Горьким было наше расставание, но слезы Кэтрин перевесили наше горе. Когда я отказалась переезжать с ней и не поддалась на ее посулы, она пожаловалась мужу и брату. Эдгар Линтон предложил мне прекрасное жалованье, а Хиндли Эрншо велел собирать вещи. Он заявил, что не собирается держать женскую прислугу в доме, где нет хозяйки, а моего подопечного Гэртона пора сдать с рук на руки священнику для дальнейшего обучения. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Я прямо сказала хозяину, что он гонит от себя всех приличных людей, чтобы ускорить свою погибель. Потом я поцеловала Гэртона, попрощалась с ним, и с тех пор мы стали друг другу чужими. Странно, но он совсем позабыл, кто такая Эллен Дин, и о том времени, когда он был для меня всем на свете и даже больше, а я – для него!

В этом месте своего рассказа экономка взглянула на часы на каминной полке и ужасно удивилась, увидев, что стрелки уже показывают половину второго. Она и слышать не хотела о том, чтобы остаться со мной хоть на минуту. По правде говоря, я и сам не возражал, чтобы услышать продолжение ее истории в другой день. После того как она отправилась почивать, я еще предавался раздумьям некоторое время, а затем собрал все силы, чтобы скинуть с себя оцепенение, преодолеть боль в голове и ломоту в теле и тоже пойти спать.

Глава 10

Нечего сказать, прекрасное вступление в жизнь отшельника! Четыре недели мучительного кашля, ломоты и тошноты. Ах, эти студеные ветры, суровое северное небо, занесенные снегом дороги и неторопливые сельские эскулапы! Одни и те же лица вкруг одра болезни и мрачный приговор доктора Кеннета: до весны мне, скорее всего, не придется выйти на улицу.

Мистер Хитклиф только что почтил меня своим визитом. А неделю тому назад послал мне пару куропаток – последних в этом охотничьем сезоне. Каков негодяй! Ведь в моей болезни, без сомнения, есть и его вина. Надо было бы сказать ему об этом, но – увы! – как мог я оскорбить человека, сподобившегося больше часа просидеть у моей постели и проговорить на темы, не касавшиеся пилюль, микстур, пластырей и пиявок. Сейчас я пошел на поправку, но еще слишком слаб, чтобы читать. Так и хочется послушать занимательную историю. Почему бы не позвать миссис Дин, чтобы она завершила свой рассказ? Я могу восстановить в памяти основные его события до того момента, когда ей пришлось прерваться. Да, да – я прекрасно помню, что главный герой сбежал, и три года о нем не было ни слуху ни духу, а героиня вышла замуж. Звоню! Моей экономке наверняка понравится мой бодрый голос. Вот и миссис Дин.

– Лекарство вам принимать еще через двадцать минут, – начала она.

– Бог с ним, с лекарством, – прервал ее я, – мне хочется…

– Доктор сказал, что порошки вам уже не требуются.

– Прекрасная новость! А теперь послушайте меня и не прерывайте. Подойдите сюда и сядьте. Руки прочь от шеренги гадких пузырьков с лекарствами! Доставайте-ка скорее ваше рукоделие. Вот так, отлично! А теперь вернитесь к вашему рассказу о мистере Хитклифе с того места, где вы остановились, и до дня нынешнего. Он получил образование на континенте и вернулся джентльменом? Или ему удалось стать стипендиатом в Оксфорде либо Кембридже? А может быть, он сбежал в Америку и стяжал славу на полях битвы с врагами своей новой родины? Или гораздо быстрее нажил состояние неправедным путем на больших дорогах Англии?

– Возможно, он перепробовал всего понемногу, мистер Локвуд, но доподлинно мне ничего не известно. Я уже раньше говорила вам, что не знаю, откуда у него деньги. Также неведомо мне, как он сумел возвыситься и отринуть дикое невежество, на которое был обречен. Но, с вашего разрешения, я продолжу свой рассказ как умею, если вы сочтете, что он позабавит вас и не утомит. Вы себя сегодня лучше чувствуете?

– Гораздо лучше.

– Вот и прекрасно! Тогда я продолжу. Значит, переехали мы с мисс Кэтрин в «Скворцы». Мои предчувствия, к счастью, не оправдались, потому как вела она себя гораздо лучше, чем я смела надеяться. Казалось, что она души не чаяла в мистере Линтоне, и даже выказывала привязанность его сестре. И Эдгар, и Изабелла очень заботились о ее благополучии. Случилось так, что не репейник склонился к жимолости, а жимолость заключила репейник в свои объятия. Взаимных уступок не было: Кэтрин стояла как скала, а остальные подчинялись. Никто не будет показывать свой дурной нрав и тяжелый характер, если не встречает сопротивления и не сталкивается с равнодушием. Я приметила, что мистер Эдгар просто-напросто боится вывести свою жену из равновесия. Этот свой страх он скрывал от Кэтрин, но если только слышал, что я ей резко отвечаю, или видел, как кто-то из слуг хмурился в ответ на ее приказания, отдаваемые надменным тоном, он выказывал свою тревогу, морщась от неудовольствия, чего никогда не случалось, если дело касалось его самого. Много раз он выговаривал мне за мой дерзкий язык. А уж малейший признак досады на лице его жены был для него как нож острый! Чтобы не огорчать своего доброго хозяина, я научилась прятать свои обиды. Миновали полгода, и все это время порох лежал в пороховнице, безобидный, как песок, потому что никто не подносил к нему фитиль. Временами на Кэтрин нападали приступы уныния, на которые ее муж отвечал понимающим молчанием. Он приписывал их переменам в ее характере, ставшим следствием ее опасной болезни, ведь раньше за ней такого не водилось. Но стоило солнцу ее улыбки выйти из-за туч, как он улыбался в ответ жене. Наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что на долю им выпало глубокое и все возраставшее счастье.

Но оно кончилось. Так и должно было случиться, потому что рано или поздно все мы вспоминаем о себе. И пусть добрые и великодушные могут гордиться собой по праву, в отличие от тех, кто подавляет окружающих, но счастье кончается в тот самый миг, когда силою обстоятельств каждый чувствует, что его интересы – не самое главное для другого, близкого ему человека. Как-то теплым сентябрьским вечером я шла из сада с тяжелой корзиной собранных мною яблок. Было уже темно, и луна выглядывала из-за стены, окружавшей двор, заставляя тени трепетать и прятаться в углах за бесчисленными выступами здания. Я поставила свою ношу на порог у дверей в кухню и замешкалась, чтобы вдохнуть полной грудью теплый, напоенный ароматами воздух. Я стояла спиной к дверям и любовалась на луну, когда услышала за спиной чей-то голос:

– Нелли, это ты?

Голос был низкий, и звучал как у иностранца, но то, как было произнесено мое имя, показалось мне знакомым. Я с опаской оглянулась, чтобы узнать, кто говорит, ведь все двери были закрыты, а я никого не видела на пути к кухне. На крыльце кто-то зашевелился, и, подойдя ближе, я увидела высокого мужчину, темнолицего, темноволосого, в темной одежде. Он стоял, прислонившись к двери и взявшись за щеколду, как будто собирался войти. «Кто бы это мог быть? – подумала я. – Мистер Эрншо? Нет, только не он. Голос совсем другой».

– Я жду здесь уже целый час, – продолжал человек на крыльце, а я глядела и глядела на него, но не могла признать, и кругом все было тихо, как на кладбище. – Я не посмел войти. Ты меня так и не узнала! Посмотри, я не чужой!

Луч света упал на его лицо и осветил землистые щеки, наполовину скрытые черными бакенбардами, насупленный лоб, запавшие глаза. Вот их-то я и узнала.

– Неужели! – вскричала я, всплеснув руками в изумлении и не понимая, живой человек передо мной или призрак. – Ты действительно вернулся? Ты ли это?

– Да, это я – Хитклиф, – отвечал он, переводя взгляд с меня на окна, в которых отражалась вереница мерцающих лун, но ни огонька, ни отсвета изнутри. – Они дома? Где она? Нелли, ты не рада, но не волнуйся и не бойся меня. Она здесь? Хочу перемолвиться хоть одним словечком с твоей хозяйкой. Ступай же и скажи ей, что ее хочет увидеть кое-кто из Гиммертона.

– А ты подумал, что она почувствует, увидев тебя? – воскликнула я. – Что с нею станется? Я сама не своя от удивления, а она так и просто ума лишится. Но ты… вы и вправду Хитклиф! Но как вы изменились, просто уму непостижимо! Вы что, в армии служили?

– Ступай и передай своей госпоже мои слова, – нетерпеливо перебил он меня. – Я в аду сгорю дотла, если ты этого не сделаешь.

Он поднял щеколду, и я вошла в дом, но когда оказалась у дверей гостиной, где сидели мистер и миссис Линтон, то не смогла заставить себя войти. Я замешкалась у дверей, но потом решила, что войду и спрошу, не зажечь ли им свечи. С этой мыслью я отворила дверь.

Они сидели вместе у распахнутого в сад окна, за деревьями которого стеной стояла пышная разросшаяся зелень парка и еще дальше открывался вид на Гиммертонскую долину. По ней почти до самого ее конца поднимался туман. Шел он от ручья, который, как вы, наверное, помните, сэр, прямо за церковью вбирает в себя воды с болота и бежит вниз по косогору. Грозовой Перевал вздымался прямо из серебристой мглы, но нашего старого дома видно не было, он прятался на другой стороне. И комната, и люди в ней, и вид, которым они любовались, дышали миром и покоем. Я не могла себя заставить раскрыть рот и доложить о посетителе. Я уже совсем собралась уйти, ничего не сказав после того, как спросила про свечи, когда сознание того, что я веду себя глупо, принудило меня вернуться и пробормотать: «Вас хочет видеть какой-то человек из Гиммертона, мадам!»