Илья Вергасов - Крымские тетради

• Название: Крымские тетради
• Автор: Илья Вергасов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Насонова оставила их на время, побежала к какой-то знакомой, а они уединились на скамейке под платаном.

Василий Алексеевич выслушал ее с большим вниманием, помолчал. Взял за руку.

- Я не могу тебе не доверять. Признаешь мое старшинство?

- Да, Василий Алексеевич.

- Так вот, Люда. Меня оставили на подпольную работу. Жду человека с гор. Но его нет. Четвертый месяц жду. Не знаю, что и подумать. Партизаны там действуют активно, особенно в этом месяце. Но вот человека нет, а я уже на прицеле гестапо. Чувствую это, догадываюсь. Надо что-то делать. Я тебе открою еще один секрет. Мне было заявлено: ежели не будет связного через три месяца, то связывайся со своим двоюродным братом, который живет в Ново-Алексеевке. Дали пароль. Короче, Люда, ты должна пойти в Ново-Алексеевку и найти моего двоюродного брата. Ты согласишься на такое опасное дело? Говори честно.

- Да, я согласна!

Доктор поцеловал ей руку.

- Спасибо.

Ночью побывала в Гаспре, обняла родителей. С матерью поплакала. Отец, Иван Федорович, смотрел на дочь и никак не мог насмотреться. Мать, Юлия Иосифовна, спросила напрямик:

- Куда нее теперь, доченька?

- Вернусь через неделю, подумаем.

- Тебя схватят.

- Уйду в партизаны.

- Там голод, народ говорит.

- Как всем, так и мне.

Утром простилась и ушла в Ново-Алексеевку.

Дорога была неблизкой, но по ней шел человек, прошедший в десять раз больше, много повидавший и, что самое важное, знающий, что ему надо.

Дошла без приключений.

Двоюродный брат- доктора должен был работать сторожем питомника, так говорил Василий Алексеевич.

Туда она и пошла, присмотрелась, нашла пожилую женщину, обвязанную платками, спросила, где ей найти такого-то человека, она принесла ему доброе слово от брата.

Женщина шарахнулась в сторону, оглянулась вокруг, потом прошептала:

- Убили бедненького, вчера убили. Ты уходи, а то в беду прпадешь.

Будто перед пропастью оказалась. Что же дальше?

Ходила вокруг питомника, еще одного человека расспросила. Тот пристально посмотрел на нее, нахально улыбнулся:

- Шлепнули твоего молодчика.

Спохватилась: надо уходить!

Но нельзя было миновать ново-алексеевский базар. Ведь она шла менять вещи на зерно: так отвечала всем.

Вот и базар, шумный и бестолковый. Выменяла пальто на полмешка пшеницы, перекусила и стала собираться в обратную дорогу.

Только взвалила мешок на плечо, кто-то взял за рукав. Повернулась Асанов! Форма на нем полицейская.

Асанов! Бывший председатель курортно-поселкового Совета. В этом Совете она была депутатом...

- Ну, здравствуй, здравствуй, мой депутат!

Похолодело сердце.

- Зачем зашла так далеко?

- На базар пришла.

- Издалека пришла! - Асанов посерьезнел, подошел ближе. - Зачем ходила в питомник, а?

Ответила совершенно спокойно:

- Шла мимо, на отдых напросилась.

- Спрашивать больше не буду. Все знаю! Твой человек расстрелян! Но тебя, Пригон, я спасу. И знаешь почему? Не за красивые твои глаза. Ты человек порядочный, придет ко мне беда, ты поможешь. Поможешь?

Людмила Ивановна растерянно смотрела на него.

Асанов заметил какого-то офицера, принял официальный вид,стал кричать:

- А ну уходи прочь, баба! - И тихо шепнул: - Запомни, что сказал!

Ушла. Страха не было, но было что-то похуже - омерзение.

Ялта встретила более страшным: арестован и расстрелян доктор Василий Алексеевич Рыбак.

Вот когда стало по-настоящему одиноко.

Насонова успокаивала:

- Людочка, надо жить.

Затихла в доме родителей, никуда не выходила, ни с кем не встречалась.

Но о ней уже знали власти. Неожиданно вызвали на ялтинскую биржу.

Она пришла на биржу, увидела Петрунина. Тот только кивнул головой и сразу скрылся. Обида захлестнула Людмилу Ивановну. Вдруг она вспомнила рассказ о том, как встречали его, когда он приезжал в санаторий на консультацию, дарили ему букеты роз.

Зарегистрировали, отпустили, но строго предупредили: никуда не отлучаться!

Вечером в домик пришел знакомый человек, бывший шофер, санатория "Субхи" Нафе Усеинов. Она знала его чуть ли не с детства, знала его семью. Старший брат Нафе, Абдулла, - чекист, младшие братья, Ибрагим и Кязим, комсомольцы, сражаются против фашистов.

Но мало ли что... Ведь и Асанов был коммунистом!

Однако Нафе почему-то верилось. Трудно сказать, как складывалась эта вера, может быть, помогло мнение отца... Они вместе работали: отец бухгалтером санатория, Нафе шофером.

Бухгалтеры - народ прозорливый.

- Садись, Нафе, гостем будешь, - сказал отец и сел рядом с шофером.

Нафе сразу начал с дела:

- Людмила Ивановна, тебе скрываться надо. Завтра будет облава.

- Но я на бирже зарегистрировалась.

- Это не спасет. Я шофер общины, мне доверяют они, всякие старосты. Я говорю, я знаю.

Поверила.

- Куда посоветуешь?

- Иди к Михайловой.

- К Елене Николаевне?! - Ушам своим не поверила.

- Она ждет тебя.

- Она меня ждет? Пап, мам, она меня ждет!

Шла ночью, правда лунной, по глухой тропе. И то, что вели ее к очень уважаемому человеку, бывшему земскому врачу, бессменной руководительнице кореизской больницы, человеку, пользующемуся всеобщим уважением и почетом, - даже самые отпетые перед ней старались быть лучше, - буквально окрыляло Людмилу Ивановну.

Елена Николаевна, седая, семидесятипятилетняя, со спокойными глазами, встретила ее запросто.

- Здравствуй, Люда. - Поздоровалась и вышла на время. Большая комната, старинная обстановка, часы с двумя бронзовыми ангелочками, книги, тисненные золотом, запах тмина и чебреца, травы на стенах. И покой. Удивительный покой. Никуда бы отсюда не ушла.

Но вошла хозяйка, окликнула:

- Пойдем, Люда!

Елена Николаевна вела по саду, потом по крутой тропе, освещенной луной. Пересекли овраг, из полутемноты выросло барачного типа здание инфекционного отделения.

- Хорошенько вытирай ноги, - по-домашнему сказала Михайлова.

Вошли в длинную комнату, скупо освещенную керосиновой лампой.

- Здравствуйте, товарищи!

"Товарищи"! Людмила Ивановна еле сдерживалась.

- Доброго здоровья, товарищ доктор!

Мужчины солдатского возраста лежали на кроватях. Чьи-то глаза в упор посмотрели на нее:

- Людмила Ивановна!

- Леонид Николаевич!

Доктор Добролюбов, ортопед детского туберкулезного санатория. В один день призывались на войну. Он майор медицинской службы, коммунист, хороший товарищ.

Обняла его, спросила, кивнув на перевязку:

- Что с вами?

- Стукнули не вовремя. Вот и живу под крышей нашей чудодейки, дорогой Елены Николаевны.

Еще раненые - солдаты, командиры. Их немного, но они в хороших руках.

Тайный военный госпиталь! Это похоже на Елену Николаевну.

С сего часа быть ей здесь, людей лечить, самой жить. Она обняла Михайлову.

- Действуй, Людка! - сказала старая докторша.

Вот это человечище! А каких помощников вокруг себя собрала...

Софья Андреевна Борщ - медсестра, человек вне всякого подозрения у оккупантов и их холуев. По личной рекомендации Михайловой была устроена в крупном немецком военном госпитале, раскинувшемся в корпусах бывших здравниц "Субхи" и "Роза Люксембург".

Женщина с отличным самообладанием, хорошей головой, наблюдательна и артистична. Великолепно играла роль доверчивой простушки, охотно принимала плоские солдатские шуточки, но еще охотнее опустошала фашистскую аптеку. Лекарства и перевязочные материалы перекочевывали из немецкой аптеки в больничную.

В так называемой гаспринской сельской общине имелась пекарня. Работал в ней симпатичный чудаковатый человек, тихоня Антон Антонович Спраговский. Кто мог подумать, что именно он-то и является главным кормильцем тайного военного госпиталя. Хлеб, мука, сахар, а порой и молоко поступали постоянно. Никакого контроля Спраговский не боялся. Там, где существуют усушка, утруска, припек и прочее, можно и самого дьявола вокруг пальца обвести.

Провизию доставлял в больницу Нафе Усеииов. Он умел ладить с главой общины, каким-то своим дальним родственником.

Бухгалтер больницы Екатерина Владимировна Гладкова, кастелянша Надежда Кузьминична Фомина, операционная сестра Анна Герасимовна Глухова - все эти люди многие годы работали с Еленой Николаевной Михайловой... То был круг верных товарищей, готовых на любые испытания.

В эту семью и вошла Людмила Пригон. Пока жила на нелегальном положении, но в гостиной у Елены Николаевны появлялась и была полноправной участницей вечерних встреч.

Елена Николаевна молча усаживалась в кресло с потертой спинкой. Рядом садилась Екатерина Владимировна Гладкова, будто тень следующая за доктором. Где Михайлова, там и Гладкова. Только в операционную ее не пускали. Но зато спросят: "А где Катерина?" - и из-за дверей тотчас слышится голос: "Я тут, Елена Николаевна".

В гостиной царило молчание. Оно имело свой смысл. Молчит кастелянша Надежда Кузьминична, - значит, в ее хозяйстве порядок; помалкивает операционная сестра Анна Герасимовна - тревожиться за инструмент и специальное белье не стоит. Так молча отчитываются друг перед другом и все перед Еленой Николаевной.