Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой. Книга 2

• Название: За Москвою-рекой. Книга 2
• Автор: Варткес Тевекелян
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1966

Вторая книга романа «За Москвою-рекой» В. Тевекеляна охватывает насыщенный большими событиями период жизни нашего общества (1962–1965 годы).

Перестройка работы промышленности на новой основе влечет ломку старых привычек и навыков, порождает новые конфликты и столкновения характеров.

Рядом с замечательными людьми, уже знакомыми читателю по первой книге, такими, как Алексей Федорович Власов, Сергей Полетов, Леонид, Милочка, в романе выведены новые персонажи, в их числе и дельцы, любители «красивой» жизни.

События в романе развиваются на острой сюжетной основе, в процессе борьбы раскрываются характеры действующих лиц.

«За Москвою-рекой» — это книга о наших современниках.

---

Как правило, Сизов проводил первую половину дня на предприятиях района. Не заходя в райком, он прямо из дома ехал на заводы, фабрики, ходил по цехам, изучал производство, подолгу разговаривал с коммунистами, рабочими. Возвращался к себе в райком с обстоятельными записями в блокноте. Вопросы решал оперативно, со знанием предмета, — ведь сам он был опытным инженером. Установил твердые дни и часы для приема посетителей по личным вопросам и строго соблюдал их. Обязал сделать то же самое и других секретарей райкома, председателя райисполкома, его заместителей.

И постепенно мнение о Сизове как о справедливом, доброжелательном и знающем партийном руководителе распространилось по району. Люди шли к нему за советом и помощью.

Странное дело, по мере укрепления авторитета Сизова в районе к нему все сдержаннее относились в верхах. Некоторые считали его выскочкой, другие — мягкотелым интеллигентом, хотя и те и другие не могли отрицать, что Сизов деловой человек и хороший организатор. Промышленность района работала успешно, производственные планы выполнялись, никаких чрезвычайных происшествий не было, поэтому Сизова до поры до времени терпели.

После Отечественной войны с новой силой начались репрессии. Сизов был мыслящим, наблюдательным человеком. Он тяжело переживал свое бессилие, нередко проводил бессонные ночи. А тут еще отец беспрестанно укорял его:

— Тоже мне, секретарь райкома называется!.. На глазах у него черт те что творится, а он хоть бы что! Постыдились бы, — народ кровью обливался, грудью отстоял землю свою, революцию, а теперь делают вид, что народа вроде бы вовсе и не было…

— Я-то здесь при чем? — пробовал урезонить старика сын.

— Ты — представитель партии, стало быть, отвечаешь за все…

— Знаешь не хуже меня, что я, как и ты, как и многие, ничего сделать не могу…

— Тогда уходи, — освободи место тому, кто может!.. Гордился я тобой. А теперь стыдно за тебя и вообще за вас, теперешних руководителей. Уходи, подай в отставку, вернись на завод. По крайней мере совесть будет чистой…

— У нас не принято в отставку подавать, а то бы долго не раздумывал, — с досадой отвечал сын.

— А страх на людей принято нагонять? Забывать о Ленине, Владимире Ильиче, о его заветах принято? — При каждом вопросе Роман Митрофанович с силой стучал по столу.

— Роман, ей-богу, ты рехнулся. Скажи на милость, чего ты напустился на Дмитрия, он больше твоего переживает, а ты душу ему травишь, — вмешивалась мать.

— Ты погоди, мать, ведь придет время — и за все спросится с нас, коммунистов. Я не хочу, чтобы мой сын краснел тогда, я хочу, чтобы он мог смело людям в глаза глядеть. Поняла? Нам, рабочим людям, свою честь надобно блюсти. — И Роман Митрофанович, хлопнув дверью, уходил из комнаты.

Нерешительность Сизова на бюро райкома при разборе персональных дел «за потерю бдительности», его мягкое отношение к людям, несправедливо обвиняемым, не могли ускользнуть от внимательного и пристрастного взгляда. У искушенных в аппаратных делах работников райкома не оставалось сомнения, что такое поведение ему не простят, что дни первого секретаря сочтены, — все дело в подходящем случае. И такой случай не заставил себя долго ждать.

Ночью, накануне праздника Октябрьской революции, кто-то проник в клуб радиозавода и испортил портрет Сталина.

Первым обнаружил это рано утром седьмого ноября секретарь парткома завода. Он немедленно сообщил о случившемся во все инстанции. И началось…

Астафьев, узнав о происшествии, сразу сообразил, что это именно тот случай, когда можно проявить свою неугасимую бдительность и нажить политический капитал. Он потребовал срочного созыва заседания бюро райкома для обсуждения чрезвычайного события, случившегося в районе.

— Не лучше ли найти другой портрет товарища Сталина и дать возможность рабочим радиозавода участвовать в демонстрации? А обсуждение проведем после праздников, — возразил Сизов.

Астафьев занял позицию человека, оскорбленного в своих лучших чувствах.

— Пользуясь ротозейством некоторых наших работников, а может быть, и при их содействии, враги поднимают свои грязные руки на самое дорогое, что есть для нас на земле! А мы будем хладнокровно проходить мимо? Какой может быть для нас праздник, если враги не понесут заслуженного наказания?

— Но ведь виновник не обнаружен, кого же вы собираетесь наказывать сегодня? — спросил Сизов.

— Не виновник, а виновники! — с расстановкой процедил Астафьев. Он сегодня чувствовал себя на коне и не стеснялся в выборе выражений. — Нужно потерять всякую бдительность, чтобы не понимать простых вещей. Ясно, что орудовала целая шайка врагов. Их целью было омрачить народу его светлый праздник. Как хотите, товарищ Сизов, но я настаиваю на созыве бюро сейчас же после демонстрации!..

Сизов вынужден был согласиться.

Членов бюро и заведующих отделами райкома вызвали на внеочередное заседание в пять часов вечера, полагая, что демонстрация на Красной площади к этому времени кончится. Обязали явиться в райком также руководителей радиозавода и заведующего клубом.

Заседание бюро началось с опозданием на два часа. У Исторического музея образовалась пробка, и демонстрация задержалась. Члены бюро устали на демонстрации, а тут еще это внеочередное заседание именно сегодня, в праздник, когда дома накрыт стол и все ждут твоего прихода.

Открывая заседание, Сизов попросил говорить коротко и первому предоставил слово секретарю парткома радиозавода Андрееву. Тот, не скрывая ничего, рассказал о случившемся:

— Утром в шесть часов я уже был на заводе, проинструктировал правофланговых и пошел в клуб посмотреть, как распределяют оформление по колонне, и тут заметил, что портрет товарища Сталина лежит на полу… Я поднял портрет и тогда только заметил, что портрет испорчен…

— А нельзя ли точнее? — спросил Астафьев.

— Лицо было залито краской, — тихо проговорил Андреев. — Охрана завода сообщила, что до нашего прихода никто ключей от клуба не брал, а заведующий клубом Назаров утверждает, что, придя на завод, он нашел двери клуба закрытыми. Как злоумышленник проник в клуб, остается загадкой.

— Подумаешь, загадка! Враги действовали по заранее намеченному плану и, конечно, подобрали ключи, — сказал Сурин.

— Возможно, что и так, — согласился Андреев.

— Не возможно, а точно так! — крикнул Астафьев. — У вас на заводе орудует целая группа врагов, а вы только хлопаете ушами!

Сизов постучал карандашом по столу, призывая Астафьева к порядку.

Выступившие затем директор завода, председатель завкома и заведующий клубом ничего не могли добавить к сообщению секретаря парткома. Только расстроенный директор выразил сомнение, что на заводе орудует группа врагов. «Этого никак не может быть», — добавил он.

Перешли к обсуждению. Члены бюро, понимая, что руководители завода не виноваты в случившемся и что такое несчастье могло произойти с каждым, молчали. Молчали и Астафьев с Суриным…

Сизов обвел глазами сидящих за длинным столом.

— В таком случае начнем с товарища Астафьева… Ваше слово, Александр Петрович!

— Почему именно с меня? — Астафьев пожал плечами.

— По той простой причине, что сегодняшнее внеочередное заседание бюро созвано по вашему настоятельному требованию, хотя в этом особой необходимости не было, — сердито ответил Сизов. Он хотел, чтобы члены бюро знали причину созыва бюро.

— Ошибаетесь, товарищ Сизов, — крикнул Сурин, — причем ошибаетесь глубоко. Не знаю, как вы лично, но члены бюро райкома, я в этом уверен, не могут пройти мимо такого безобразного факта, как то, что случилось на радиозаводе.

Это было похоже уже на открытый вызов.

— Обо всем этом мы поговорим на закрытом заседании бюро, — спокойно, без гнева и возмущения сказал Сизов. — Сейчас же попрошу высказываться по существу обсуждаемого вопроса.

— Можно и по существу, — не попросив слова, начал Астафьев. — Некоторые товарищи могут сказать нам, что раз конкретные виновники этого вопиющего факта не обнаружены, так чего же огород городить? Подождем, обнаружим виновников и тогда вернемся к обсуждению вопроса. Правильны ли такие рассуждения? Отвечаю решительно: нет! Разве не ясно всем, что дело не только в конкретных виновниках, а в той обстановке благодушия и политической беспечности, которая царит на заводе? Да, да, товарищ Андреев, не качайте головой! То, что случилось у вас, — это результат лично вашей политической слепоты и бездеятельности…

— Я решительно протестую против таких формулировок! — возмутился Андреев. — У товарища Астафьева нет никаких оснований для подобных утверждений…

— Интересно, — протянул Астафьев, — на заводе, где политическим руководителем является Андреев, орудуют враги, они дерзко, открыто совершают диверсию, а Андрееву нужны еще другие основания!