Август Стриндберг - Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

• Название: Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы
• Автор: Август Стриндберг
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-4224-0011-9

Роман «Красная комната», принесший Стриндбергу мгновенный и шумный успех, в сатирических тонах изображает нравы современного писателю шведского общества: тупой бюрократизм в управлении страной, паразитизм чиновничества, комедию парламентаризма, продажность прессы, аферы нарождающихся акционерных компаний, лицемерие религиозных и благотворительных обществ, зависимость искусства от капиталистов. На этом фоне разворачивается личная трагедия героя романа — постижение изнанки жизни и утрата при этом своих юношеских идеалов.

---

— Вы узнаете это, когда будете ассистентами академии и попадете в адресную книгу!

XXIII

Николаус Фальк сидел в своей конторе утром в сочельник. Он не остался неизменным: время разредило русые волосы на его голове, и страсти прорыли на лице стоки для яда, текшего из больной почвы. Он сидел перед маленькой книжечкой размера требника, и в ней перо его строчило, как будто бы он вышивал узор.

В дверь стукнули, и книжонка мгновенно исчезла под крышкой конторки, а утренняя газета заняла ее место. Фальк погрузился в чтение, когда вошла его жена.

— Садись, — сказал Фальк.

— Нет, на это у меня нет времени! Ты прочел газету?

— Нет!

— Но ты как раз ее читаешь.

— Я только что начал.

— Значит, ты прочел заметку о стихах Аренда?

— Да.

— Ну? Его ведь очень хвалили.

— Он сам написал ее.

— Это же ты сказал вчера вечером, когда читал «Серый колпачок».

— Чего тебе надо?

— Я только что встретила жену адмирала; она благодарила за приглашение и высказала удовольствие по поводу того, что встретит молодого поэта.

— Она так и сказала?

— Да.

— Гм!.. Можно, конечно, ошибиться. Я не хочу этим сказать, что я ошибся. Тебе, должно быть, опять нужны деньги?

— Опять? Когда я получала в последний раз?

— На! Но уходи! И не требуй больше ничего перед Рождеством — ты знаешь, год был плохой.

— Нет, я этого не знаю! Все говорят, что год был хороший.

— Для сельских хозяев — да, но не для страховых обществ. Прощай!

Госпожа Фальк вышла, и вошел Франц Левин, осторожно, как бы опасаясь засады.

— Что тебе надо? — спросил его Фальк.

— О, я только мимоходом — хотел пожелать тебе доброго дня.

— Это умно; я как раз хотел поговорить с тобой.

— Да что ты?

— Ты знаешь молодого Леви?

— Да, конечно!

— Прочти эту бумажку вслух!

Левин прочел вслух: «Большое пожертвование. С нередкой теперь для нашего купечества щедростью негоциант Карл-Николаус Фальк, в ознаменование годовщины счастливого брака, передал правлению детских яслей „Вифлеем“ дарственную запись на 20 000 крон, из которых половина будет выплачена тотчас же, другая же половина — после смерти благородного дарителя. Дар тем более ценен, что госпожа Фальк состоит одной из учредительниц этого человеколюбивого учреждения».

— Годится это на что-нибудь?

— Великолепно! За это ты получишь орден Вазы к Новому году.

— Ты пойдешь, значит, в правление, то есть к моей жене, с дарственной записью и деньгами, а потом найдешь молодого Леви. Понял?

— Конечно!

Фальк передал ему дарственную запись, напечатанную на пергаменте, и помеченную в ней сумму.

— Пересчитай, правильно ли ты получил?

Левин развернул пачку бумаг и широко раскрыл глаза. Это были пятьдесят больших листов литографской работы во всех цветах.

— Это деньги? — спросил он.

— Это ценные бумаги, — ответил Фальк, — тридцать акций по двести крон общества «Тритон», которые я дарю яслям «Вифлеем».

— Ага, значит, общество теперь затонет, потому что крысы покидают корабль.

— Этого я не говорил, — сказал Фальк со злым смехом.

— Но если это случится, ясли могут потребовать конкурса.

— Мне какое дело, а тебе еще меньше. Теперь о другом. Ты должен — ты знаешь, что я подразумеваю, когда говорю, что ты должен…

— Я знаю, знаю: судебный пристав, векселя; продолжай…

— Ты должен доставить Арвида к моему обеду на третий день праздников.

— Так же легко мне принести тебе три волоса из бороды великана. Видишь ли ты, как хорошо было, что я тогда весной не передал твоих слов. Разве я не говорил, что будет так?

— Ты говорил это? Молчи, черт бы тебя побрал, и делай, что я тебе говорю! Так вот какое дело. Я заметил у моей жены некоторые симптомы раскаяния. Она, должно быть, встретила мать или одну из сестер. Рождество — сентиментальная пора. Зайди к теще и поддай немного жару!

— Это неприятное поручение…

— Марш! Следующий…

Левин ушел, и его сменил магистр Нистрём, которого впустили через заднюю дверцу. Теперь исчезла утренняя газета, и опять появилась узкая книжка.

Нистрём выглядел печально; его тело уменьшилось на треть своего объема, и платье его было очень поношенное. Он покорно остановился у двери, вынул потрепанный бумажник и стал ждать.

— Готово? — спросил Фальк и заложил указательный палец в книгу.

— Готово! — ответил Нистрём и открыл бумажник.

— Номер двадцать шесть. Лейтенант Клинг; полторы тысячи крон. Уплачено?

— Не уплачено!

— Отсрочка с пеней и процентами. Посетить на дому!

— Никогда не принимает дома.

— Угрожать по почте посещением в казарме. Номер двадцать семь. Судья Дальберг — восемьсот крон. Посмотрим. Сын негоцианта, оцениваемого в тридцать пять тысяч. Подождем, если только заплатит проценты. Погляди ему в руки!

— Он никогда не платит процентов.

— Напиши ему открытку в суд. Номер двадцать восемь. Капитан Гилленборст: четыре тысячи. Вот он, паренек! Не заплачено?

— Не уплачено!

— Прекрасно. Мероприятия: посетить его в двенадцать часов на вахте; одежда — твоя; конечно — компрометирующая. Это красное пальто, пожелтевшее по швам, — ты знаешь!

— Не помогает; я его навещал на вахте среди зимы в одном пиджаке.

— Тогда ты пойдешь к поручителям.

— Я был у них, и они послали меня к черту. Они сказали, что это только формальное поручительство.

— Тогда ты зайдешь к нему в среду, в час дня, в правление «Тритона»; возьми с собой Андерсона, вас будет двое.

— Это уже было сделано.

— Ну и как же при этом выглядело правление? — спросил Фальк и подмигнул.

— Оно выглядело весьма смущенно.

— А, действительно? Оно выглядело весьма смущенно?

— Да.

— А он сам?

— Он вывел нас в подъезд и сказал, что заплатит, если мы только пообещаем никогда не приходить к нему туда.

— Ого! Сидит там два часа в неделю за шесть тысяч, потому что его фамилия — Гилленборст {100}. Посмотрим. Сегодня суббота! Ты будешь в «Тритоне» ровно в половине первого; если увидишь там меня, что случится наверно, то не показывай виду. Понял? Хорошо! Новые просьбы?

— Тридцать пять штук.

— Да, да! Завтра Рождество.

Фальк перелистал пачку векселей; порой улыбка скользила по его губам и падали отдельные слова.

— Господи! До чего он дошел. А этот и этот — считавшиеся солидными! Да, да! Наступают тяжелые времена! Этому нужны деньги? Так я куплю его дом…

Постучали в дверь. Конторка захлопнулась, бумаги и книжка исчезли, а Нистрём вышел в заднюю дверку.

— В полчаса первого, — шепнул Фальк ему вслед. — Еще одно слово! Стихотворение у тебя готово?

— Да, — раздалось из подземного мира.

— Хорошо! Держи наготове вексель Левина, чтобы я мог его отправить ко взысканию. Я его однажды взорву на воздух. Он предатель, черт!

Затем он поправил галстук, вытащил манжеты из рукавов и отворил дверь в переднюю.

— Ах, здравствуйте, господин Лундель! Слуга покорный! Пожалуйста, войдите! Как дела? Я на минутку замкнулся.

Это был действительно Лундель, одетый по последней моде, как конторщик: часовая цепочка, кольцо, перчатки и калоши.

— Я, может быть, мешаю, господин коммерсант?

— Нет, нисколько! Как вы думаете, господин Лундель, мы можем быть готовыми к завтрашнему дню?

— А разве необходимо, чтобы завтра было готово?

— Необходимо! В яслях будет банкет, который я даю, и моя жена хочет передать мой портрет обществу, чтобы его повесили в столовой.

— Тогда не будет помехи, — ответил Лундель и достал мольберт с почти готовым холстом из маленького чуланчика. — Если вам угодно будет немного попозировать мне, господин коммерсант, то я сделаю последнее мазки.

— Охотно! Охотно! Пожалуйста!

Фальк сел на стул, скрестил ноги, принял позу государственного человека и изобразил благородство на своем лице.

— Пожалуйста, говорите, господин коммерсант. Ваше лицо и так достаточно интересно, но чем больше нюансов характера оно проявит, тем лучше!

Фальк довольно улыбнулся, и блеск удовольствия осветил его грубые черты.

— Господин Лундель, вы обедаете у меня на третий день праздника.

— Благодарю вас…

— Там вам представится случай изучить лица весьма достойных людей, быть может, более заслуживающих чести быть увековеченными на холсте.

— Быть может, я буду иметь честь писать их портреты?

— Конечно, если я замолвлю за вас словечко.

— О, вы думаете?

— Уверяю вас!

— Я вижу новую черту, пожалуйста, сохраните это выражение. Так! Прекрасно! Боюсь, нам придется провести за этим делом целый день, господин коммерсант. Надо сделать еще много мелочей, которые открываются только постепенно. Ваше лицо богато интересными чертами.