Август Стриндберг - Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы

• Название: Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы
• Автор: Август Стриндберг
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-4224-0011-9

Роман «Красная комната», принесший Стриндбергу мгновенный и шумный успех, в сатирических тонах изображает нравы современного писателю шведского общества: тупой бюрократизм в управлении страной, паразитизм чиновничества, комедию парламентаризма, продажность прессы, аферы нарождающихся акционерных компаний, лицемерие религиозных и благотворительных обществ, зависимость искусства от капиталистов. На этом фоне разворачивается личная трагедия героя романа — постижение изнанки жизни и утрата при этом своих юношеских идеалов.

---

— Тогда мы можем где-нибудь вместе пообедать. И мы можем встречаться почаще, господин Лундель, чтобы вы имели возможность лучше изучить мое лицо для второго издания, иметь которое никогда не мешает. Я должен признаться, что немногие люди произвели на меня такое благоприятное впечатление, как вы, господин Лундель…

— О, помилуйте!

— И должен сказать вам, что я имею острое зрение и хорошо отличаю правду от лести.

— Это я заметил сразу, — отвечал Лундель бессовестно. — Моя специальность научила меня судить о людях.

— У вас есть меткость взгляда! Правда, не каждый может судить обо мне. Например, жена моя…

— Этого нельзя и требовать от женщин.

— Нет, конечно! Но не могу ли я предложить вам стакан портвейна?

— Благодарю вас, господин коммерсант, но мой принцип — ничего не пить за работой…

— Это правильно! Я уважаю этот принцип — я всегда уважаю принципы, в особенности когда разделяю их.

— Но когда я не работаю, я охотно выпиваю стаканчик.

— Совсем как я!

Часы пробили половину первого. Фальк вскочил.

— Извините меня, я должен на мгновение удалиться по делам, но я вскоре вернусь!

— Пожалуйста, пожалуйста! Дела прежде всего!

Фальк оделся и ушел; Лундель остался один в конторе.

Он закурил сигару и встал перед портретом. Кто наблюдал бы его лицо, не смог бы узнать его мыслей, ибо он уже настолько изучил искусство жизни, что не доверял своих мыслей даже уединению; да, он боялся объясниться даже с самим собою.

XXIV

Сидели за десертом. Шампанское искрилось в бокалах, отражавших лучи люстры в столовой Николауса Фалька. Арвиду со всех сторон любезно жали руки, говорили комплименты и пожелания, предостережения и советы; все хотели участвовать в его успехе, ибо это был теперь бесспорный успех.

— Асессор Фальк! Честь имею, — сказал председатель Присутствия по делам окладов и кивнул ему через стол. — Вот род поэзии, который я понимаю.

Фальк спокойно принял оскорбительный комплимент.

— Почему вы пишете так меланхолично? — спросила молодая красавица, сидевшая справа. — Можно подумать, что вы несчастно влюблены.

— Асессор Фальк! Позвольте выпить за ваше здоровье, — сказал слева редактор «Серого колпачка», гладя свою длинную русую бороду. — Почему вы не пишете для моей газеты?

— Не думаю, чтобы вы напечатали то, что я напишу, — ответил Фальк.

— Не знаю, что могло бы нам помешать!

— Убеждения.

— Ах! Это не так страшно. Можно сговориться. У нас нет никаких убеждений.

— За здоровье, Фальк! — кричал через стол возбужденный Лундель. — За твое здоровье!

Леви и Боргу пришлось его удерживать, чтобы он не встал и не сказал речь. Он в первый раз был в таком обществе, блестящее собрание и богатое угощение опьянили его; но так как все гости находились в возбужденном состоянии, он счастливым образом не возбудил недружелюбного внимания.

Арвид Фальк ощущал теплые чувства при виде этих людей, опять принявших его в свое общество, не потребовав объяснений или извинений. Он чувствовал себя уверенно, сидя на этих стульях, составлявших часть его родного дома; растроганный, узнал он старый сервиз, который раньше вынимался только раз в год. Но большое количество новых людей рассеивало его; он не доверял их любезным лицам; они, правда, не желали ему никакого зла, но их благоволение зависело от обстоятельств.

Кроме того, весь банкет казался ему маскарадом. Что общего было между профессором Боргом, человеком большого научного имени, и его необразованным братом? Они состояли в одном и том же акционерном обществе. Что делал здесь высокомерный капитан Гилленборст? Пришел ли он сюда обедать? Вряд ли, хотя люди и ходят далеко, чтобы пообедать! А президент? А адмирал? Тут были невидимые связующие нити, крепкие, быть может, неразрывные.

Радостное настроение росло, но смех был слишком звонок, юмор бил фонтаном, но был кисловат. Фальк чувствовал себя смущенно, и ему казалось, что портрет отца, висевший над пианино, гневно глядит на собрание.

Николаус Фальк сиял от удовольствия; он не видел и не слышал ничего неприятного, но, насколько мог, избегал взглядов брата. Они еще не сказали друг другу ни слова, ибо Арвид, по совету Левина, пришел только тогда, когда все гости были в сборе.

Обед подходил к концу. Николаус сказал речь «о собственной силе и крепкой воле», ведущих людей к цели: «экономической независимости» и «положении в обществе». «Все это, — сказал оратор, — дает сознание собственного достоинства и придает характеру ту твердость, без которой мы ни на что не годимся, не можем принести пользы общему благу, а это является высшим, чего мы можем достигнуть; а ведь к нему, милостивые государи, мы все стремимся, если говорить правду. Я пью за здоровье уважаемых гостей, почтивших сегодня мой дом, и надеюсь еще неоднократно пользоваться этой честью».

На это отвечал капитан Гилленборст, уже слегка выпивший, длинной шутливой речью, которую в другом настроении и в другом доме назвали бы скандальной.

Он выругал коммерческий дух, который так разросся, и шутливо заявил, что обладает сознанием собственного достоинства, хотя он вовсе не независим в экономическом смысле; ему как раз пришлось утром сделать одно пренеприятнейшее дельце — но тем не менее у него было достаточно силы характера, чтобы не опоздать на этот обед. Что же касается его общественного положения, то оно не хуже всякого другого, — и это мнение, должно быть, разделяют и все присутствующие, так как он имеет честь сидеть за этим столом и быть гостем этих очаровательных хозяев.

Когда он кончил, общество вздохнуло.

— У всех было такое чувство, будто пронеслась грозовая туча, — сказала красавица Арвиду Фальку, который вполне согласился с этим мнением.

Было так много лжи, так много фальши в воздухе, что Фальку захотелось уйти. Он видел, что все эти люди, конечно честные и почтенные, как бы двигались на невидимой цепи, которую они иногда кусали с подавленным бешенством; да, капитан Гилленборст обращался с хозяином с открытым, хотя и шутливым презрением. Он закурил сигару в гостиной, принимал свободные позы и делал вид, что не замечает дам. Он плевал на камни перед камином, немилосердно критиковал олеографии на стенах и высказал свое презрение к мебели красного дерева. Остальные господа хранили равнодушие, которое должно было быть достойным их, и, казалось, находились на службе.

Возбужденный и недовольный, Арвид Фальк покинул общество.

Внизу, на улице, стоял Оле и ждал.

— Я, право, не думал, что ты придешь. Там такое красивое освещение наверху.

— Ах, вот почему? Я хотел бы, чтобы ты там присутствовал.

— Как ведет себя Лундель в хорошем обществе?

— Не завидуй ему. Немало переживет он горьких дней, если избрал карьеру портретиста. Но поговорим о чем-нибудь другом. Я жду этого вечера, когда увижу рабочих на более близком расстоянии. Я думаю, что это будет как свежий воздух после этого чада; мне кажется, что я могу уйти в лес после того, как лежал в больнице! Или эта иллюзия у меня тоже отымется?

— Рабочий подозрителен, и ты должен быть осторожным.

— Благороден ли он? Свободен ли от мелочности? Или и его испортил гнет?

— Ты увидишь. Так многое на свете оказывается иным, чем представляешь себе.

— Да, к сожалению!

Через полчаса они находились в большом зале рабочего союза «Полярная звезда», где уже собралось много рабочих. Черный фрак Фалька не произвел хорошего впечатления, и он встретил много недружелюбных взглядов.

Оле представил Фалька длинному худому кашляющему человеку с внешностью энтузиаста:

— Столяр Эриксон!

— Так, — сказал тот, — что, этот господин тоже хочет стать депутатом? Он кажется мне слишком несолидным.

— Нет, нет! — сказал Оле. — Он пришел от газеты.

— От какой газеты? Есть много разных газет! Может быть, он здесь для того, чтобы насмехаться над нами?

— Нет, ни в каком случае, — сказал Оле. — Он друг рабочих и готов все сделать для вас.

— Так, так! Это другое дело! Но я боюсь таких господ: у нас был один, который жил с нами; то есть он жил в том же доме, на Белых горах; он был управляющим; звали эту каналью Струве.

Раздался стук молотка, и на председательское место сел человек средних лет. Это был каретник Лефгрен, городской гласный и кавалер медали «Litteris et artibus» [8]. Исполнением общественных обязанностей он выработал себе большую сценическую практику; а внешность его приняла отпечаток почтенности, заставлявшей стихать бури и подавлявшей шум. Большой судейский парик защищал его широкое лицо, украшенное бакенбардами и очками.

Рядом с ним сидел секретарь, в котором Фальк узнал служащего в Большом присутствии. Он надел пенсне и, скаля зубы, выражал порицание всему, что говорили. На первой скамье сидели почетные члены: офицеры, чиновники, банкиры, поддерживавшие все лояльные предложения и отвергавшие с большой парламентской ловкостью все попытки к реформе.