Константин Поживилко - Слезы радости. «Как я разлагал израильскую армию»

• Название: Слезы радости. «Как я разлагал израильскую армию»
• Автор: Константин Поживилко
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906454-95-9

В книге идет речь о роли израильской армии в обществе, принципах ее формирования и функционирования в мирное и военное время. Особое внимание уделено спецназу и десантным войскам. Полезная информация дается через живое, увлекательное описание армейских будней репатрианта из России. Искренний рассказ юноши от первого лица окрашен ироническим осмыслением повзрослевшего человека, пишущего о событиях спустя несколько лет. Книга будет интересна как военным специалистам, так и широкому кругу читателей.

---

Насколько применим этот опыт? Думаю, он уникален. Во-первых, ни у кого нет нужды держать страну под ружьем постоянно. А тут не успел охнуть – всю и заняли. Во-вторых, отношение к оружию вырабатывается поколениями. Армия родилась из отрядов самообороны, которые защищали поселения, и террористических групп, воевавших с англичанами за независимость. Стволы клепали в каждом сарае. Узи Галь, создавший легендарное оружие, как и наш Калашников, был простым воякой. Понятно, что с детского возраста все регулярно «общались» и сейчас «общаются» с оружием.

Важен и социальный фактор. Люди тут добродушные, приветливые, злобы и ненависти нет. Стычки в клубах и барах по пьянке, конечно, случаются. Но туда с оружием не пускают. А чтобы из-за ДТП хватались за пистолеты – такого не слышал. Да и сама среда малоконфликтна. Нет очередей. Контакты государства с гражданином сведены к минимуму. Взамен потерянного паспорта новый пришлют по почте, достаточно телефонного звонка. Машину на учет поставит автосалон. А чем проще и легче жизнь, тем меньше желания ее корректировать с помощью оружия.

При всем при том многое из израильского опыта, думаю, будет полезно использовать. В поселке Митула есть тир, в который я случайно попал пятнадцатилетним пацаном. Из конфиската тут собрали уникальную действующую коллекцию оружия. Хочешь – стреляй из нагана, винчестера, «Томпсона», нашего ППШ, не говоря уж о современных образцах. А ростовчанин Саша, служивший в СССР морским котиком, расскажет удивительную историю буквально о каждом стволе. Он научил меня стрельбе по-македонски, с двух рук одновременно. В своем родном кибуце Дан (свирепая форма нашего колхоза) он многие годы ведет для подростков кружок военной подготовки, где все по-взрослому, а стрельба в первую очередь. Очень гордится, что никто из его кружковцев не пострадал в многочисленных военных конфликтах.

В России конфискованные стволы почему-то уничтожают. Это ведь шедевры человеческой мысли, такие же исторические свидетельства, как книги, украшения. Почему бы бывшим полицейским на их основе не организовать тир? Прибыльнейшее дело, не говоря уж о пользе для страны. В Израиле опыт военных стрелков востребован. В системе гражданских коммерческих тиров они готовят охранников, военных, полицейских, да и любому желающему не отказывают. Вот и весь секрет страны, где почти каждый – меткий стрелок.

А в России ребята частенько рассказывают, что за время службы два раза держали в руках автомат. По мне, лучше уж не выдавать его совсем. А стоило ли разваливать систему ДОСААФ? В поселке Мостовском живет Валерий Давыдов. Чемпион, мастер спорта. Прекрасно обучит и вождению, и стрельбе, и дельтапланеризму, и летному делу. Яркий, увлеченный человек, который мог бы стать кумиром ребят. Но почему-то стал ненужным руководимый им районный ДОСААФ, да и он сам. А ведь такие люди везде на вес золота. С них начинается и любовь к армии, и воинские навыки. Первый выстрел в жизни я сделал под его руководством совсем мальчишкой. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить первого учителя, который мог бы дать путевку в жизнь тысячам ребят. Но не дал.

9. Курс молодого бойца

Стрельба – это самое приятное из курса молодого бойца, который на иврите звучит «Тиранут», а по-русски хочется сказать «Тиранят!». Ни минуты свободной нет. Постоянные тренировки. Главная физическая нагрузка – марш-броски в полной боевой выкладке, в добавок носилки, 20 литров воды и рация на отделение. Первый бросок 4 километра. Последний, к концу седьмого месяца, – 90. Иногда на носилки укладывают самого тяжелого солдата, и тогда километр засчитывается за 3. Перед марш-броском заставляют выпить три литра воды. Пустыня. Мужское достоинство и ноги обязательно нужно посыпать детской пудрой. Лучше надеть две пары носков. Но это совсем не гарантирует, что после похода ты не снимешь их вместе с кожей.

И вот я стартую с автоматом, двадцатикилограммовой рацией, шестью запасными рожками и двумя флягами воды. О каске и прочих мелочах не говорю. При этом командиры нас подбадривали тем, что это облегченный вариант: на войне добавится бронежилет. На пятнадцати километрах всё тело начинало невыносимо болеть, кто-то падал, кто-то блевал. А после двадцати ты уже привыкал к невыносимой боли и шёл как робот. Мы с другом Сашкой Фиксманом, чтобы унять боль, начинали горланить родные песни: «Черный ворон», «Любо, братцы, любо», «Ой, мороз, мороз» и далее по списку. Командиры поначалу требовали, чтобы мы заткнулись, но потом привыкли.

Они шли вместе с нами всю дистанцию, но налегке. Лишь под конец могли подхватить носилки или канистру с водой. Штатный темп движения – шесть километров в час. Но обычно нас гнали быстрее, чтобы ротный командир мог понтануться в офицерской столовой. После броска разувались на улице. Но даже на свежем воздухе запашок стоял еще тот. Марш-бросок всегда проводился перед увольнительной. Сил хватало, чтобы доползти до дома и лежать пластом. Какие там бары и девчонки…

Еще испытание – полоса препятствий. Она всего пару километров и преодолевать можно в кроссовках, но многие после нее блевали еще похлеще, чем на марш броске. Временной норматив очень жесткий. Меня после последнего рубежа – проползания под натянутой проволокой – в полуобморочном состоянии подхватили Саша Фиксман и Саша Баранов и к финишу буквально приволокли. Кстати, к этому испытанию, как и ко всем остальным, ты готовишься сам. Командиры показывают, как лучше забросить автомат за спину, как правильно перелезть через двухметровую стенку, как пройти на руках по брусьям. Дальше – твои проблемы. Уложился в норматив – получай галочку и свободен. Нет – тренируйся до обморока или отваливай в тыловые части. Точно также по нормативам надо швырнуть боевую гранату, отстреляться. Зачётный момент – в 3 секунды ликвидировать заклинивание автомата.

Через пару месяцев каждому из нас определили специализацию. Это вовсе не значит, что ничем другим заниматься не будешь. Ты должен уметь в любой момент начать стрелять из легкого или тяжёлого пулемета, гранатомёта, миномёта (позже меня даже научили стрелять из снайперской винтовки «Ремингтон» М-24), чтобы в бою подменить раненого или погибшего товарища. Но специализируешься на чём-то одном. Мне достался гранатомет. Кстати говоря, советский РПГ из арабских трофеев. Его любят намного больше, чем американскую противотанковую ракету «ЛАУ», которая способна разве что подбить джип. Поэтому научились вытачивать запасные детали, например, деревянный приклад.

Когда овладели оружием, нас стали учить воевать в реальных условиях. Мы вышли на недельные учения в каменистую, холмистую пустыню, где нас разбили на двойки и сказали круглосуточно находиться вместе. Увидим порознь – накажем. Так мы и выполняли все задания, как сиамские близнецы. Даже ночной сон и справление нужды на священные камни Израиля производились совместно. Так вырабатывается автоматический навык – ни в коем случае, ни при каких условиях не оставаться одному. Потом такие же учения проводились отделением. Потом взводом, ротой, батальоном. Нас учили ползать, кататься по земле. В любой момент могла прозвучать команда: «Граната слева!» И мы мгновенно валились направо. «Террорист – сто метров». Ты падаешь на брюхо и кричишь «Огонь! Огонь! Огонь!» На пятьдесят метров – «стреляешь» с колена. На двадцать пять – стоя.

Учили нас ориентированию на местности и по звездам на случай потери или поломки GPS, красться, маскироваться, наносить грим. Апогей подготовки – ночной и дневной бой. Командиры выставляли на холмах мишени и командовали: «На вас напали!» Если не все мишени оказались пораженными – нас объявляли убитыми и заставляли проделывать все сначала.

Но самым тяжелым было пребывание в пустыне. Обходились без палаток даже в дождь. А ночи и без осадков очень холодные. Минуса, кроме как в горах, нигде не бывает. Но ниже плюс десяти аборигенами ощущается как в России минус сорок. Поэтому зимой арабы и евреи не воюют. На земле спать было невозможно, не помогали резиновые куртки и штаны. Счастливчики захватывали редкие колючие кустики и, несмотря на боль, спали на них. В любом случае это было лучше, чем ледяная каменистая почва.

При этом оборудование и еда аккуратненько укладывались на одеяло под сленговым названием «скабьяс» (чесотка). После нескольких бессонных ночей мой сиамский близнец Адьель заявил, что сегодня мы украдем одеяло. Я возразил, что свирепый сержант Гамбзо под ним нас и похоронит. Но партнера было уже не удержать. Он ногами распинал коробки с едой, носилки, воду и рацию. И мы, обнявшись, укрылись вонючей дерюгой. К счастью, у напарника хватило ума поставить будильник на час раньше подъема. Мы швырнули «чесотку» и снова улеглись. Сигналом к подъёму в то утро стал истошный вопль сержанта, грозившегося убить того, кто это сделал. Для конспирации мы сымитировали сладкий сон и поднялись последними. За наш проступок взвод заставили около часа ползать по выжженному полю до полного почернения лиц и формы. Обеспечивая наше алиби, Адьель истошно вопил: «За что нас мучают? Пусть этот негодяй признается!»